Появление в речи короля сербских слов Врангель воспринял трагически: он понял, что его идея отвергнута — и непонятно почему. Стоило ли выяснять это, уговаривать политически слепого и безынициативного недоноска, на которого влияют десятки людей разных направлений? Врангель встал.

Тонкие королевские усы, оттеняющие розовые, сердито сжатые губы, удивленно приподнялись. Круглые, как у совы, глаза из-под пенсне смотрели грозно и требовательно. Александр занял свое место в кресле, сказал голосом, глухим от возникшей обиды:

— Разговор не окончен, барон. Прошу слушать меня. Постарайтесь понять правильно и не возражайте: все, что я должен сказать, не просьба, не пожелание — это приказ. И не только мой.

— Слушаю, ваше величество, — Врангель, забывая об этикете, становился вновь прежним Врангелем — генералом. — Хотя само слово «приказ», признаюсь, меня удивляет.

— Вы можете не выполнять его. У реду, поступите према свом нахоженью, али имайте в виду, да я не одгварам за последнице^[12]. В таком случае, вам и вашему штабу придется искать приюта в другой стране, яко мне жао...^[13]

— Я готов со всем вниманием выслушать приказ вашего величества и постараться понять, чем вызваны столь ультимативные требования.

— Есть факты, барон, сообщая которые, я облекаю вас полным доверием, и, надеюсь, они не выйдут за стены этого кабинета, барон.

— Благодарю за доверие.

— Итак. Ваши полки в Болгарии... Со дня на день там может начаться резня. Сторонники Стамболийского, коммунисты и возбуждаемый ими народ, серьезная сила. Они не сломлены. Гражданская война у моих границ, согласитесь, может иметь непредсказуемые последствия. Я не хочу непредсказуемости. Я за стабильность на Балканах. Это требует разъяснений?

— Нет, ваше величество. Но простите мое удивление: возможно, все же я не слишком хорошо информирован. Может ли правое правительство не устраивать монарха соседней державы? В каком случае его больше устраивает правительство левых группировок? Простите мою неосведомленность. Еще раз простите.

— Ваша политическая дальнозоркость на этот раз изменила вам.

«Все-таки он скотина. Зарвавшаяся! — подумал Врангель. — Монарх карликового государства. Чем меньше государство, тем больше о себе думают. И я обязан выслушивать эти разглагольствования на грани оскорблений. Может, он нарочно хочет вывести меня из себя? Не дождется! Tausend Teufel!..» Думать так было успокоительно: помогало сдерживаться. Пусть его болтает. На миг пришла даже мстительная мысль: Болгария Данкова с его, Врангеля, помощью захватывает Югославию, сажает на ее трон в Белграде послушного представителя княжеского рода Обрановичей, Вуйковичей — бог знает кого: их на каждом клочке балканской земли по десятку на гектар. Александр низложен. Он бежит, он схвачен. Интересно, сумеет ли он с подобным спокойствием и безучастностью выслушать все то, что скажет тогда ему Врангель?! Мысль эта, удобная, спасительная, был, однако, тут же отринута. Прагматик, политический реалист, Врангель не позволил себе даже на мгновение сосредоточиться на том, что не имело никакой практической ценности, не существовало в приказах, планах, в самых отдаленных разработках.

— ...Итак, барон, я перехожу к заключительной части беседы, — будто издалека донесся голос Александра, и Врангель напрягся, целиком превратился в слух. Сработал инстинкт, который не раз проявлялся в труднейшие моменты, в острейших критических ситуациях.

Александр замолчал. Закурил сигару, окутался дымом. Видно, и ему не легко и не просто давалась аудиенция. Что-то сдерживало его, мешало. Представлялось не слишком простым и однозначным.

— Итак, — повторил он, снимая неожиданно пенсне, близоруко глядя на гостя совершенно совиными, ставшими детскими, беззащитными глазами. И вновь замолчал, тщательно вытирая стекла специальной замшевой салфеткой. Обдумывал что-то или просто старался выиграть время. — Мы заканчиваем. Я должен быть кратким. Государству сербов, хорватов и словенцев очень важно, что происходит в Болгарии. Я хочу... Я ищу своей выгоды и обязан влиять — поскольку могу! — на события, происходящие там. Так вот. Я предпочитаю слабую Болгарию во главе с левым правительством земледельцев сильной Болгарии, которой верховодят агрессивные военные, генералы, стремящиеся к реваншу и аннексиям. Но главное — царь Борис. Допускаю его союз со Стамболийским, но не с Цанковым... Борис — хитрая бестия, и мы все долго недооценивали его. Вам понятно? Вижу, поняли. Теперь мой приказ и ваша задача, барон. Ни один русский отряд не должен поднять ружья в защиту Цанкова. Ни один солдат! И ни один офицер — даже в роли советника. Вы должны, нет — вы обязаны уже сегодня издать подобный приказ.

— Но несовершенные средства связи...

— Я помогу вам. Но учтите: я имею своих людей в Болгарии. Меня информируют обо всем, что происходит там. Я не хотел бы разочаровываться в вас. Это весьма испортит наши добрые отношения. Я способен и на их полный разрыв. Прошу учесть и это прискорбное для меня обстоятельство.

— Это ультиматум, ваше величество?

— Да, если вам угодно. Више вас не морам задржаваты. Хвала на посеты^[14] , — Александр, милостиво кивнув и не подав руки, прошел за стол.

Врангель принял под козырек. Аудиенция была закончена неожиданным и неколебимым приказом, опрокидывающим абсолютно все планы русского штаба и его, личные, планы. Тут было над чем подумать. А времени подумать король Александр ему не давал. Но Врангель был подлинно военным человеком. Он сразу четко определил две возможности, два своих ответных хода в создавшейся обстановке. Первый — немедля оставив Сремски Карловцы, перевести штаб в Болгарию и начать «свой поход». Второй — принять приказ Александра к безоговорочному исполнению. Каждый из этих ходов приводил его к поражению — надежд на ничью не оставалось. Не оставалось... Он проигрывал.

Врангель плохо помнил, как вышел из королевского дворца, как шел по улице Князя Михаила — главной магистрали молодой столицы, — совершенно запамятовав, что в кафе «Москва» его ждет Климович. Что мог теперь сделать постаревший контрразведчик? Чем ему могли помочь великие князья? Кутепов, ставший внезапно покорным? Марковцы или дроздовцы? Нет, сегодня никто практически не мог помочь главнокомандующему. Врангель впервые понял, ощутил, что его борьба подошла к концу. Конечно, можно сделать вид, что он продолжает существовать, что его по-прежнему поддерживают определенные силы и определенные круги, располагающие большими средствами... Надо жить, надо -заставить себя верить в чудо. Другого выхода нет и быть не может. Его раздавили. Его словно уже и не существует больше...

Глава четвертая. АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО «ЦВЕТКОВ и СЫН»

1

«Цветков» срочно вызывал «0135» на встречу...

Их первое свидание на скамейке в парке «Борисова Градина» в Софии прошло согласно инструкции Центра. Венделовский увидел сорокалетнего человека, скуластого и круглолицего, с добродушным улыбчивым лицом, ртом, полным золотых зубов, с довольно большой лысиной наподобие тонзуры, окруженной необыкновенно легкомысленными, вьющимися черно-седыми пушистыми волосами. Встреча была предельно короткой. Обменялись паролями — перепроверили друг друга, — уговорились о месте и времени следующего контакта (ресторан при отеле «Мажестик» каждое второе воскресенье с трех до четырех пополудни — самое людное в это время место, просто затеряться в толпе обедающих). «Цветков» обещал ко второй встрече обзавестись надежными явками, винился, что не смог сделать это сегодня. Венделовский спросил о связи. Связной пока не прибыл, но старый варненский канал существует. Не слишком быстрый, зато надежный. Поговорили и разошлись.

Следующая встреча оказалась сорванной. Венделовский, придя в ресторан «Мажестик», наткнулся на генерала Артифексова (как он очутился в Софии? Когда приехал, ведь еще позавчера бездельничал в Сремских Карловцах?) в сопровождении двух господ. Генерал не заметил дипкурьера (или сделал вид, что не заметил?); Альберт Николаевич прошел через другой зал, миновал «Цветкова», изучавшего французскую газету, и выше через кафе на другую улицу.