Шабеко, однако, ничуть не смешался, словно каждый месяц бывал на приемах у царственных особ, а уж с генералами встречался чуть не ежедневно. «Наглость или простота?» — задал себе вопрос Врангель.

И в тот же момент «фендрик», как окрестил его главком, заговорил. Голос у него был адвокатский, бархатный, слова ловко лепились в фразы, интонация не отдавала подобострастием. Суть дела была выражена ясно и коротко: господин Шабеко предлагал правительству Юга России продать... флот как негодное казенное имущество. Вопрос этот имел весьма длинную и запутанную предысторию, о которой Врангель, конечно, знал весьма отдаленно из-за противоречивых докладов, а Шабеко хорошо знал, в деталях. Шабеко начал рассказывать. Носок сапога Врангеля перестал покачиваться и замер. Суть истории состояла в следующем.

Еще во времена правления «царя Антона», еще перед новороссийской трагедией и даже ранее, перед одесской трагедией, некие «светлые» коммерческие головы обратили внимание на множество бесхозных кораблей, скопившихся в портах Черноморского побережья. Некогда корабли эти принадлежали частным людям и даже пароходным компаниям, но в результате многочисленных реквизиций (Шабеко оговорился, но тут же поправился: «привлечения флота к операциям добровольческих частей») корабли эти вроде бы стали ничейными. Генералу Деникину в свое время вице-адмирал Ненюков передал список боевых кораблей, пришедших в полную негодность (Шабеко достал копию боевого расписания флота за № 5378/оН и протянул ее главнокомандующему. Врангель косо взглянул: линкоров... крейсеров... миноносцев... посыльных судов. Все были названы поименно. Откуда это у него?.. Врангель повелительно, но уже милостиво кивнул, но бумаги не взял).

Шабеко ловко плел словесные узоры:

— Очень важным следует считать осуществление срочной ликвидации многомиллионного имущества, находящегося в портах, отягощающего их зря и гибнущего из-за невозможности охранить его должным образом. А посему необходимо создать единый орган, который ведал бы ликвидацией упомянутого имущества и широкой рекламой, могущей заинтересовать иностранных предпринимателей — некую весьма представительную комиссию...

— Позвольте, — строго перебил Врангель, радуясь, что вспомнил. — А генерал Вильчевский, которого мы назначили для руководства, для надзора за сохранностью всего морского имущества?

Кривошеин выразительно пожал плечами. Шабеко и тут проявил поразительное знание предмета, заявив, что из-за многообразия деятельности и величины совета, возглавляемого генералом Вильчевским — с одной стороны, Морским ведомством и заводоуправлениями различных портов — с другой, стали возможны несогласованные действия, в результате которых имеют место злоупотребления и действия отдельных лиц, рассчитанные лишь на обман правительства и обогащение за счет перепродажи казенного имущества.

Факты? У господина Шабеко имелись и факты. Заводоуправление Севастопольского порта пыталось продать некоему Лейбману около пятисот тысяч пудов железа, из которых сто сорок было уже погружено на пароход «Ризе» для вывоза за границу. Имеется доверенность некоего банкирского дома на имя генерала Рауха, связанного каким-то образом с английской миссией. Рауху поручается ведение переговоров о продаже судов и старого военного флота. Банковский дом оказался обычной меняльной конторой, делами заправлял ловкий прожектер, возможно — аферист. Вообще все нити мифических предпринимателей уходили за границу, терялись в миссиях и сомнительных банковских конторах: общество «Итало-Русс», группа француза господина Паскале, группа русских капиталистов Файнберга и Штайнберга, капитана дальнего плавания Пелисье, бывшего бийского купца и якобы золотопромышленника Сергеева, мелких спекулянтов, выступающих с различными идеями — смешными, наивными, жалкими, — вроде бывшего екатеринославского городского головы Акулова, чиновника Адмиралтейства Проворихина («Фамилии-то какие!..»), некоего Матера и других. В качестве курьеза упомянул Шабеко и об обстоятельном докладе Проворихина, обосновывающего необходимость приобретения им судов. Оный Проворихин, собираясь наладить ловлю дельфинов в Черном море, дает исчерпывающие сведения о природе дельфинов, гигиене в армии и эпидемиях, а также анализ весьма полезного дельфиньего жира, который он обещает отпускать армии на льготных условиях.

Шутка не подействовала: Врангель не улыбнулся.

«Неужели и он связан с кем-то из названных? — терялся в догадках Шабеко. — Не может быть!» Отступать было поздно. Следовало рисковать. И он рискнул.

— Новая комиссия под председательством генерал-лейтенанта Пономарева, созданная приказом по флоту номер сто шестьдесят пять, еще более усложнила и запутала дело, — сказал, словно бросился в холодную воду, Шабеко. — Однородные организации мешают друг другу, господин главнокомандующий, уверяю вас.

Воцарилась томительная пауза. Шабеко переглянулся с Кривошеиным. Врангель резко встал, плеснул себе еще вина, отхлебнул и зашагал по кабинету. Врангель думал. Пауза затягивалась. Врангель сел, закинув ногу на ногу, и, глядя на носок сапога, спросил, подняв чуть навыкате глаза:

— Что же вы предлагаете? — и две резкие складки между бровями стали глубже, затвердели грозно.

— От имени правительства Юга России взять это дело на себя, — не смущаясь, ответил Шабеко, выдержав взгляд главнокомандующего. — Заменив всех охотников, желающих участвовать в реализации флота.

— Недурно! — Врангель нервно дернул длинной шеей, посмотрел на Кривошеина. Тот был непроницаем, и Врангель всем корпусом вновь повернулся к «фендрику». — Смело! Хвалю! А что вам для этого надобно?

— Доверенность правительства. Введите в совет генерала Вильчевского, меня и двух моих людей — инженеров Чаева и Шмидта. Доверие — полное. Я буду представлять интересы банкирского дома в Константинополе «Борис Жданов». После получения твердого поручения правительства и составления точного учета судов и имущества, составления списка к продаже я вызову из Константинополя комиссию для установления цен.

— Что скажете на это вы, Александр Васильевич?

— Полагаю, высокие личные качества Леонида Витальевича, его экономические и правовые знания, твердая рука необходимы нам. У правительства появится необходимая нам иностранная валюта, Петр Николаевич.

— Говорите, говорите, господин Шабеко, — милостиво кивнул Врангель. — Я слышал что-то о банкирском доме Жданова, но не помню что.

— Он однажды уже выступал с подобным предложением, — поспешил подсказать Кривошеин, прекрасно знающий скандальную репутацию в прошлом банкирского дома Жданова. — Тогда на докладе Вильчевского генерал Шатилов изволил резолюцию наложить: «Главком согласен». Но дело затормозили. Оно затерялось среди бумаг. Однако энергия господина Шабеко, полагаю...

«Несомненно, «фендрик» — эмиссар Кривошеина и, вероятно, будет в доле с ним, — подумал Врангель. — И Вильчевскнй, помнится, лез все с какими-то судами, с ломом, требовал резолюций. По-видимому, и к его рукам прилипало. Патриоты! Пусть, действительно, один ворует, а другой за ним присматривает: меньше расходов! Союзнички заплатят нам валютой и товарами. — И тут же внезапная мысль ожгла Врангеля: — А Франция? Если французы узнают о распродаже флота, они немедля наложат на него лапу — в счет старых долгов!»

— Но Франция? — вскинув голову, сказал Врангель.

— Не извольте беспокоиться, — привстав, осторожно перебил главкома Шабеко. — Будет обеспечена полная секретность, — и повторил самодовольно: — Полная и гарантированная. Не такая, как у наших бывших, — он подчеркнул это слово, раздельно выговаривая слоги, — конкурентов. Могу представить и некоторые доказательства, если будет угодно.

Кривошеин взглянул на Врангеля. Оба кивнули.

— Вот обмен депешами общества «Итало-Русс» с генералом Вильчевским. Обратите внимание, господа, на все время меняющиеся резолюции председателя совета. Далее... Вот материалы о купце Сергееве; письмо Лукомского вам, господин главнокомандующий, с разоблачением действий афериста; резолюция генерала Шатилова Вильчевскому о нежелательности привлечения Сергеева; бумага Вильчевского, который предписывает полковнику Звереву все это хранить секретным порядком, то есть похоронить.