Парень понял меня с полуслова, мы пошли по Пушкинской к мебельному магазину. Рядом с ним распространяла вкусные запахи столовая, в буфете нашлась дешевая закуска. Зубы парня позванивали о стакан, водку в себя он наливал натужно, сопротивляясь ей, а отведя стакан от губ, замер в позе мыслителя, который только что услышал нечто из ряду вон выходящее и не знает еще, как оценить глубокомысленную фразу. Уши мои готовы были втянуть в себя тривиальное наблюдение “кажется, прижилась…” или элегический вздох типа “Христос по душе босичком пробежал”.

Но я ошибся. Алкаш был из литературной элиты.

— Хорошая рифма, — произнес он и тыкнул вилкой в селедочный хвостик. Затем порасспрошал меня, чтобы убедиться: перед ним — работяга-наивняк, сочинитель, склонный к дезертирству с литературного фронта. О себе же выразился скромно:

— Коллежский секретарь. Временно исполняю обязанности коллежского асессора.

Пожаловался на судьбу: в их коллегию поступило — на высочайшее имя — более десяти тысяч прошений, удовлетворить их невозможно, поскольку все три вакантные должности уже заняты.

Если пьяный бубнеж перевести на нормальный трезвый язык, то означало это следующее: все три премии за лучшее произведение о рабочем классе — уже определены.

Пораженный этим известием, я немедленно смотался в Елисеевский за бутылкой.

Алкоголь возымел свое действие. Коллежский асессор (он же — консультант при Союзе писателей) заговорил посвободнее.

— Кому что достанется — это решено департаментом еще до объявления конкурса. Первая премия — за повести о рабочем Алтунине.

Стыдно признаться, но в то время я читал все журналы, полистал и эпопею о новаторе. Фальшь и вранье перли с каждой страницы этих повестей.

— Но ведь…

— Знаю. Зато автор… — Литконсультант замялся, поскольку никак не мог увязать современные реалии с петровским табелем о рангах. — Он, короче, чиновник особых поручений при летописцах. А точнее — уполномоченный партии при Московском отделении Союза писателей.

Что написал второй лауреат — спрашивать не стоило: был он членом секретариата Союза писателей РСФСР. А вот на нижнюю ступеньку пьедестала почета претендовали многие, третье место (иногда и второе) присуждалось нацменам, и теперь татары воевали с таджиками, узбеки с белорусами: барашки в бумажке уже не в моде, в ресторане ЦДЛ уже второй день надворные советники Юга пьют с действительными тайными советниками Белокаменной.

Родными братьями вернулись мы в Колонный зал Дома Союзов. “Дежурный монтер” нашелся в чулане под лестницей, крысы и сырость несколько подпортили рукопись, да ведь ни в какую редакцию ей уже не попасть, писать я решил “в стол” — еще до того, как печать громко оповестила об уже известном мне итоге конкурса. Когда же несколько лет спустя в Польше случилась какая-то заварушка, связанная с “недооценкой роли рабочего класса”, ко мне в панике обратились две редакции, выпрашивая “Дежурного монтера”. И не получили его: лень было искать куда-то запропастившуюся рукопись. Чуть позднее власть в Польше взяли военные, тем самым правильно оценив роль рабочего класса…