И один из них, усатый,
Голос хриплый подает:
«Ох, тяжелою расплатой
Завершится твой приход.
Где ж спасенье наше, где ж?
Мы от воронья слыхали
Об отчаянном нахале
По прозванью Андриеш.
Это ты, видать, и есть.
Прямо в пасть к Вулкану лезть
Нет охотников на свете.
В гиблые ущелья эти,
Где смола да серный дух,
В царство смерти, в царство боли,
Первый ты по доброй воле
Вызвался зайти, пастух!
Даже камни здесь — враги!
Пастушок, скорей беги,
Коль бежать еще ты можешь,
А иначе — кости сложишь,
Иль не соберешь костей…
Торопись! Таких гостей
Здешний Царь Вулкан не любит!
В миг один тебя погубит!»
Говорит ему другой:
«Пастушок мой дорогой,
Коль явился ты сюда,
Знай, что ждет тебя беда.
Коль уж ты забрел во тьму —
Тут храбриться ни к чему.
Если ж ты взаправду смел —
Будь готов для страшных дел,—
Здесь налево и направо
Лишь дымящаяся лава,
Много тел она слизнула;
Здесь земля дрожит от гула,
Людям здесь конец обещан:
Черный дым идет из трещин,
Видишь — справа, видишь — слева:
То Вулкан дрожит от гнева!
У Вулкана на виду
Так вот и живем в аду:
Вырвались в былые дни
Мы из черной западни,
Из объятья Кэпкэунова,
Ледяного да чугунного,
Мы попали вскоре заново
Да в объятие Вулканово!
Мы по глинистой дороге
Мчались вниз, сбивая ноги,
Нестерпимо нас влекло
После холода — тепло,
Мы мечтали: «В самом деле,
Отдохнем среди жары!
На горячий камень сели
И… не встали с той поры.
Так в аду вот и сидим.
Здесь не воздух — черный дым,
Здесь ни ночи нет, ни дня,
Здесь владычество огня!
Видишь, там — бугры пожарищ?
Каждый холмик — наш товарищ,
Нам поставлен назиданьем,
Языком сожжен Вулканьим.
Горько, горько здесь, в аду!
Хоть ответа я не жду,
Но скажи: коль ты на бой
Вызвал гада гадкого,
Нет ли у тебя с собой
Хоть чего-то сладного?»
Так ведется в мире: шутка
С молдаванином — до гроба!
Сколь ни страшно, сколь ни жутко,
Но — веселье, а не злоба!
Андриеш ответил: «Мне
Ясно: все горят в огне.
Неужель никто из вас
От огня себя не спас?»
«Нет, хоть было их немного,
Увела иных дорога
Силу собирать на воле,
Дожидаться лучшей доли
Да надеяться на чудо…»
«Ты-то знаешь сам откуда?»
«Знаю… Ты-то человек ли,
Коль живой в подобном пекле?»
«Нет, огонь не страшен мне,
Много страху в том огне,
Мне достаточно вполне,
Если холод по спине
Пробежит, меня остудит:
Все жары поменьше будет!»
«Ну, ступай вперед, храбрец —
Потолкуем под конец».
Вдоль пылающей земли
Андриеш идет. Вдали
Меж огней, среди мерцанья,
Черным заревом в ночи,
Головнею из печи —
Рожа смрадная Вулканья.
Весь из лавы он отлит,
Из макушки дым валит,
Из ушей и из ноздрей,—
Убегай, смельчак, скорей,
А иначе — пропадешь!
Нос у чудища похож
На огромную трубу,
Лава каплет на губу,
Словно медь, блестит живот,
И кругом толпа снует:
Это славные ребята,—
Сатанята, Вулканята!
Всюду сажа, всюду копоть,
Но доволен великан:
Целый век готов Вулкан
Тяжкими губами шлепать!
Средь пыланья, средь кипенья,
Средь курения густого
Мчатся тяжкие каменья,
Каждое — Вулканье слово!
«Уничтожу в мире всех,
Не хочу терпеть помех,
Суну в озеро огня
Не похожих на меня,
Чтоб войска мои окрепли,
Их вскормлю на чистом пепле,
Я, Вулканчик удалой,
Целый мир залью смолой,
Раздувайте, детки, печь:
Целый мир хочу пожечь!
Разольюсь огнем — не трусь!
До кого ж не доберусь,
Кто ко мне не хочет в гости —
Всем переломаю кости:
Я, куда ни захочу,
Камни тяжкие мечу!..»
Вкруг Вулкана пышут печи,
А пред ними, недалече,
Люди ждут своей судьбы,
А Вулкановы рабы,
Сноровисты и неробки,
Их швыряют прямо в топки.
Оробел на миг пастух,
Как вдохнул угарный дух,
Но не дрогнул пред Вулканом,
Сердце в кулаке зажал —
За советом побежал
Прямо к братьям-молдаванам.
Молвил: «Братцы, что за чудо?
Мы людей должны спасти!»
«Хлопец дорогой, отсюда
Даже черту нет пути».
«Нет, не так, усач любезный!
Камешек при мне полезный,
Драгоценнейший янтарь,
Помогавший людям встарь,
Он со мной — и чист, и цел он,
Мастером великим сделан!»
«Эх, назойливый храбрец!
Ты безумец или лжец?
Кэпкэун — его хозяин,
Камень в мозг его запаян.
Кто бы мог его достать?
Знаешь Кэпкэунью стать?
Видишь, прямо в небосвод
Наш владыка мечет глыбы,—
А имей мы камень тот,
Мы вполне спастись могли бы…»
Не закончил речь старик:
Дрогнул воздух — в тот же миг
Раскололся свод небесный,
И полился дождь отвесный,
Раскололась полумгла —
Камни, сера и смола
Вперемешку с черным градом
Повалили водопадом.
Каждый камень — словно дом,
Гро-грохочет гро-гро-гром!
Хлещет с неба ливень серный,
Невозможный, непомерный,
И летит вулканий хохот:
Гро-мыхает гро-зный гро-хот!
И, как черная отрава,
Хлюпает вулканья лава.
Бьются горы в лихорадке,
Словно в яростном припадке,
Осыпаясь друг на друга,—
Погибает вся округа.
А внизу, в провале темном,
Желчь кипит в котле огромном,
И смола в котлах клокочет,
Всех, кто хочет, кто не хочет,
Обдавая духом смрадным,
Ядовитым, безотрадным, —
Старики кругом рыдают,
Малым детям — невдомек…
Черти же людей кидают
Прямо в черный кипяток.
В страхе смотрит Андриеш:
Где же ключ к спасенью, где ж?
Слышит он издалека
Слабый голос старика:
«Ну, а где же твой янтарь?
Если можешь, так ударь!»
«Да! Спастись все вместе сможем:
Я сломлю пещерный свод!»
«Нет уж, парень, наперед
Мы злодея уничтожим!
Наше сердце позабавь,
Камни в пасть ему направь!
Начинай, дружок, потешь!»
Чудным камнем Андриеш
Стал касаться всех подряд
Скал, — и, по его желанью,
Горы тяжкие назад
Стали прыгать в пасть Вулканью!
В первый раз за столько лет
Вдруг нашлось у них согласье:
И камнями в одночасье
Подавился людоед!
* * *
Сгинул сумрак грязно-серый
В царстве черного царя,
Разломился свод пещеры
Пред сверканьем янтаря,
Раскололся купол тьмы,
Отворилась дверь тюрьмы,
Так подземному народу
Возвратил пастух свободу!
А в саду, подобно чуду,
Ветви распрямив сперва,
Распускается повсюду
Обновленная листва.
И качаются едва
Хрустали да янтари,
И, дыша, растет трава
В блеске утренней зари.
И с высокого холма
Дона, юная, живая,
Снова дойну распевая,
К пастушку спешит сама.
На щеках — румянец свежий,
На кудрях — цветы все те же,
Ясен взор, как небосклон,
