О нравственной стороне своего решения вывести войско в туман Эленд не волновался, – по крайней мере, не волновался сейчас. Он был честен. Возможно, даже излишне честен. И если бы испытывал неуверенность, она немедленно отразилась бы на его лице, и солдаты почувствовали бы его колебания. Поэтому император научился удерживать в узде свои тревоги и заботы до тех пор, пока рядом не оставались только близкие люди. Из-за этого Вин слишком часто видела его погруженным в раздумья. Зато в другое время он мог излучать уверенность.

Эленд двигался быстро, и громкий топот копыт его лошади слышали все. Время от времени до него доносились команды офицеров, призывавших своих людей быть стойкими. Несмотря на это, Эленд замечал беспокойство во взглядах солдат. Мог ли он их винить? На этот раз людям предстояло столкнуться с неуязвимым врагом, от чьих ударов нет защиты. Через час семьсот человек будут мертвы. Примерно каждый пятидесятый. Не так уж много в масштабах целой армии, однако человека, к которому подкрадывался туман, такое бы вряд ли утешило.

Солдаты держались. Эленд ими гордился. Всем, кто пожелал, он предоставил возможность вернуться в Лютадель и не встречаться с туманом. В столице тоже требовались войска, и императору не хотелось отправляться в поход с людьми, которые боялись тумана. Почти никто не ушел. Оставшиеся – подавляющее большинство – в полном вооружении выстроились рядами, не дожидаясь приказа. Будто собрались на битву, и в каком-то смысле так оно и было на самом деле.

Они доверяли своему императору. Знали, что туман приближается к Лютадели, и понимали, насколько важно захватить все города, в которых располагались хранилища. Верили, что император способен сделать то, что спасет их семьи.

Доверие прибавляло уверенности. Эленд осадил своего жеребца и остановился возле одного из отрядов. Зажег пьютер, который придал силу телу, в том числе и легким; затем воспламенил эмоции людей, делая их смелее.

– Будьте сильными!

Лица обратились к императору, и бряцание оружия стихло. Собственный голос показался Эленду слишком громким, и он чуть пригасил олово.

– Туман сразит кого-то из нас. Однако большинство не пострадает, а часть из тех, кто заболеет, исцелится! После этого никому уже не придется снова бояться тумана. А наши враги не застигнут нас врасплох прямо в палатках, если нападут на рассвете. Мы не сможем добраться до Фадрекса, если не сделаем себя неуязвимыми!

Император тронул поводья и медленно двинулся вдоль строя:

– Я не знаю, почему туман убивает. Но я верю в Выжившего! Он называл себя Владыкой тумана. Если кто-то из нас умрет, то такова его воля. Будьте сильными!

Судя по всему, речь возымела эффект. Солдаты теперь держались прямее, смелее смотрели на запад, где вскоре должно было исчезнуть из вида солнце.

– Они сильны, мой господин, – негромко произнес Дему, подъезжая к Эленду. – Вы хорошо говорили.

Эленд кивнул.

– Мой господин… – Дему замялся. – Вы и в самом деле думаете так о Выжившем?

– Конечно.

– Прошу прощения, мой господин, – смущенно продолжал Дему. – Я не сомневаюсь в вашей вере, просто… не стоит изображать то, чего вы на самом деле не чувствуете.

– Я дал слово, Дему. – Эленд бросил хмурый взгляд на покрытого шрамами генерала. – Я делаю то, что обещал.

– Верю, мой господин. Вы человек чести.

– Но?

Дему помедлил:

– Но… если вы на самом деле не верите в Выжившего, думаю, он бы не хотел, чтобы вы говорили от его имени.

Эленд уже открыл рот, чтобы упрекнуть Дему в нехватке уважения, но остановился. Этот человек говорил с ним от всего сердца, честно. За такое не наказывают.

Кроме того, он был в чем-то прав.

– Не знаю, во что я верю, Дему. – Эленд перевел взгляд на солдат. – Уж точно не во Вседержителя. Религии Сэйзеда мертвы уже много веков, и даже сам он о них больше не говорит. Кажется, кроме Церкви Выжившего, других вариантов нет.

– Со всем возможным уважением, мой господин, но это не самый удачный способ определить свое вероисповедание.

– У меня проблемы с верой в последнее время, Дему, – признался Эленд, наблюдая за падающими хлопьями пепла. – Моего последнего бога убила женщина, на которой я в конце концов женился. Женщина, которую вы считаете своей религиозной фигурой, но которая отвергает вашу преданность.

Генерал лишь кивнул.

– Я не отрицаю твоего бога, Дему. И не сомневаюсь: верить в Кельсера лучше, чем во что-то другое. А учитывая, что ожидает нас в ближайшие месяцы, уж лучше бы поверил, будто кто-то – кто угодно – нам помогает свыше.

Несколько минут оба молчали.

– Я знаю, Наследница не желает, чтобы мы поклонялись Выжившему, мой господин, – сказал наконец Дему. – Она его знала, как и я. Чего она не понимает, так это, что Выживший стал кем-то намного большим, чем просто человек по имени Кельсер.

– Звучит так, словно ты нарочно сделал его богом, Дему, – нахмурился Эленд, – и веришь в него как в символ.

Тот покачал головой:

– Я хотел сказать, что Кельсер был человеком, но таким человеком, который приобрел частицу вечного, бессмертного. Когда он умер, он был уже не просто Кельсером, предводителем шайки повстанцев. Вам не кажется странным, что рожденным туманом он сделался только в Ямах Хатсина?

– Так работает алломантия, Дему. Получить способности можно лишь после того, как раскроется дар, – после того, как ты столкнешься с чем-то опасным, почти смертельным.

– И вы думаете, Кельсер не испытывал чего-то подобное до Ям? Мой господин, он был вором, который грабил поручителей и аристократов. У него была очень опасная жизнь. Думаете, побои, дыхание смерти и страдания обошли его стороной?

Эленд не нашелся, что ответить.

– Он получил свою силу в Ямах, – негромко продолжал Дему, – потому что там с ним произошло нечто. Люди, которые его знали, говорят, он стал другим человеком, когда вернулся. У него появилась цель, и он решил исполнить то, что весь остальной мир считал немыслимым. – Дему покачал головой. – Нет, мой господин. Человек по имени Кельсер умер в Ямах, и родился Кельсер Выживший. Наделенный великими способностями и великой мудростью по воле той силы, что выше всех нас. Потому он и преуспел. Потому мы и поклоняемся ему. Он не был безупречным, но его мечты были божественны.

Эленд отвернулся. Он прекрасно понимал, что происходит: последователи Кельсера постепенно его обожествляли, превращая его жизнь в последовательность мистических событий. Кельсера просто необходимо было наделить божественной силой, поскольку церковь не могла и дальше поклоняться обычному человеку.

С другой стороны, слова Дему заставляли невольно задуматься. Каким образом человек из преступного мира смог протянуть так долго, прежде чем в нем раскрылся дар?

Кто-то закричал.

Эленд вскинул голову, оглядывая ряды. В воздухе начал разрастаться туман, и люди забеспокоились. Император не увидел солдата, который упал. Вскоре искать его стало бессмысленно, потому что закричали и другие.

Полыхающее красное солнце размытым пятном опускалось за горизонт. Конь Эленда тревожно переступал с ноги на ногу. Командиры приказали солдатам сохранять спокойствие, но Эленд по-прежнему видел движение. В ближайших к нему рядах образовались бреши: тут и там люди падали на землю, словно марионетки с обрезанными нитями. Они бились в конвульсиях, их товарищи в ужасе отстранялись, и над всеми клубился туман.

«Я нужен им», – подумал Эленд, сжимая поводья и разжигая эмоции людей вокруг себя.

– Дему, поехали.

Он развернул коня, однако Дему за ним не последовал.

Эленд оглянулся:

– Дему? Что…

Он осекся. Туман не скрыл страшную дрожь, охватившую Дему. На глазах у Эленда генерал выскользнул из седла и рухнул на землю, покрытую доходящим до щиколотки слоем пепла.

– Дему! – Эленд спрыгнул следом, ощущая себя полным дураком.

Он и не подумал о том, что его друг мог оказаться восприимчивым к туману, – просто решил, что тот, как Вин и остальные, уже приобрел иммунитет. Погрузившись в пепел, Эленд опустился на колени рядом с Дему, которого сотрясали конвульсии. Кричали от боли солдаты, орали командиры, приказывая держаться.