Входит полковник Толь.

Остерман (Толю). Еще не изволил прибыть барон Беннигсен... Скоро уже семь часов, а совет назначен в четыре.

Толь. Барон объезжает позиции левого крыла нашей армии.

Ермолов (насмешливо). У себя на постели после сытного обеда...

Неловкое молчание. Толь проходит в глубину к печке. Ермолов подходит к нему.

Ермолов (тихо Толю). Старик все греется на солнышке...

Толь. Светлейший с дедушкой Андреем беседует... (Прислушиваясь). Да вот и он идет.

Тяжелой походкой, с опущенной головой, входит Кутузов. Все встают.

Кутузов (подходя к креслу). Прошу садиться, господа! Беннигсен едет...

Беннигсен (быстро входя). Прошу извинить, ваша светлость, с утра не слезал с коня... (Здоровается небрежно с генералами и занимает место на скамье по левую руку Кутузова.)

Кутузов, опустив голову, закрыв глаза, сидит, глубоко задумавшись. Молчание.

Беннигсен (посмотрев на Кутузова, вопросительно обведя глазами генералов, говорит громко, уверенно). Итак, я позволю себе, господа, предложить вопрос: выгоднее ли сразиться под стенами священной Москвы или оставить ее неприятелю?.. Сражение под Москвой...

Кутузов (быстро поднимает голову и резко прерывает Беннигсвна). Вопрос ваш, барон, по меньшей мере, неуместен... Положение слишком серьезно, чтобы решать его наобум, не соображаясь с обстоятельствами дела. Участь не только армии, Москвы, по и всей России зависит от решения сего вопроса.

Беннигсен (обиженно). Извините, князь... Я очень знаю... но я желал...

Кутузов (горячо). Армия вверена государем мне... Прошу того не забывать...

Молчание.

Кутузов (спокойнее). Позиция наша на Воробьвых горах, выбранная бароном Беннигсеном, крайне невыгодна...

Беннигсен (перебивая). Я позволю себе возразить...

Кутузов. Я не окончил, генерал... Позиция никуда не годится. Многие дивизии разобщены непроходимыми оврагами... В одном глубоком овраге речка.

Беннигсен. Да, но маленькая речка!..

Кутузов (возвышая голос). Речка, прерывающая всякое сообщение. Позади позиции Москва-река... За ней город с узкими улицами и переулками. Спуски к восьми мостам так круты, что только пехота может сойти по ним. Ежели неприятель опрокинет наши передовые линии — вся армия будет уничтожена до последнего человека... Пока цела армия, есть надежда с честью кончить войну. С потерей армии не только Москва — вся Россия будет потеряна... В силу сих соображений я предлагаю совету вопрос: ожидать ли неприятеля на выбранной позиции или оставить Москву?..

Глубокое молчание. Беннигсен, видимо, обиженный, смотрит на Кутузова с иронией.

Коновницын. Надо идти навстречу неприят... Барклай де Толли (встает и нервно перебивает). Я полагаю, что на занятой позиции бой нельзя принять... Я самолично расположение наших войск подробно осмотрел. Позиция неудобна. Ожидать на ней неприятеля опасно. Победить его сомнительно. Наполеон большими силами располагает, чем мы. Со времени Бородинского сражения наши войска потерпели зна-чительные потери, особенно в офицерах и генералах. Хотя бы нам и удалось место сражения удержать, мы значительный урон понесем. С оставшимися силами защищать обширную Москву нельзя. Ежели же мы разбиты будем, то все, что достанется неприятелю на месте сражения, будет им уничтожено при нашем отступлении через Москву.

Дохтуров. Разве возможно говорить еще об отступлении!..

Барклай де Толли. Конечно, потеря Москвы произведет тяжелое впечатление на государя, но не будет для него неожиданностью. Она не вынудит его заключить мир. Решительная воля государя — с твердостью продолжать войну. Сохранив Москву, Россия не избавит себя от войны, жестокой и разорительной. Сохранив армию, она может продолжать войну. Единственное средство спасти отечество — оставить без боя Москву и отступить на Владимирскую дорогу, дабы сохранить сообщение с Петербургом.

Дохтуров (с досадой). Легко сказать: оставить Москву!..

Остерман (хладнокровно). А что же делать, по вашему мнению, генерал?

Дохтуров (горячо). Перейти в наступление и разбить неприятеля!

Остерман. А ежели Наполеон нас разобьет?

Коновницын. Ну, это вилами на воде писано!..

Остерман. Ну, а ежели?

Дохтуров. Без риска никакая война невозможна!

Беннигсен. Я задаю вопрос: хорошо ли сообразили последствия, который повлечет за собою оставление Москвы, древней столицы империи. Какие потери казна и множество частных лиц понесут?.. (С возрастающим пафосом.) Подумали ли, что будут говорить крестьяне, общество, весь народ!..

Дохтуров. Всех охватит ужас и уныние!..

Кутузов сидит с опущенной головой, закрыв глаза, как бы дремлет.

Беннигсен (с пафосом). Подумали ли о стыде оставить неприятелю древнюю, священную столицу без выстрела?!

Дохтуров. Ужасно, невыносимо стыдно!..

Беннигсен. Я спрашиваю, какое произведет сие впечатление на иностранные дворы?.. и вообще в чужих краях?.. Должно же наше отступление иметь границы!.. (Смотрит с иронией на дремлющего Кутузова.) И потом я не вижу поводов думать, что мы непременно разбиты будем... Сие ничем не доказано, и судить о том преждевременно.

Ермолов (сурово бурчит). А когда разобьют, будет уже поздно!

Беннигсен (с пафосом). Я думаю, мы остались такими же русскими, которые всегда дрались с примерной храбростью!..

Ермолов (про себя). Ты-то наверно остался немцем!..

Беннигсен. Ежели мы в сражении 26-го августа понесли большие потери, то не меньший понес и неприятель. Ежели наша армия расстроена после Бородина, то неприятельские войска поредели и расстроены.

Дохтуров. После Бородина они не скоро оправятся!.. Хорошую баню им задали!.. Будут помнить!..

Остерман (отчеканивая каждое слово). Можно решиться на защиту Москвы, ежели вы, граф, поручитесь, что мы одержим победу на выбранной вами позиции.

Беннигсен (раздраженно). От одного человека того невозможно требовать. Победа зависит от храбрости солдат и умения генералов, граф.

Дохтуров. Совершенно правильно!

Адъютант (входя, докладывает). От генерала Винценгероде донесение к вашей светлости (подает пакет Кутузову).

Кутузов ( разрывая пакет). Подать свечей!

Денщик приносит две свечи, ставит ни стол перед Кутузовым и уходит. Кутузов читает. Напряженное молчание.