Совсем поздно, когда родители уже спали, Клинт снова вышел на крыльцо посмотреть, хорошо ли его другу. Бастер тревожно ворочался и стонал. Клинт приласкал его, поговорил с ним, и он затих. Но нос у него был тёплый — обычно у животных нос холодный, — значит, у него жар. Он не хотел ни есть, ни пить и, когда Клинт встал, чтобы уйти, снова захныкал.
— Ладно, Бастер, если тебе от моего присутствия лучше, я останусь.
Клинту было холодно в одной пижаме и стареньком халате, поэтому он накинул на себя плащ, что висел здесь же, на крыльце, и, прикрыв полой халата ноги, уселся рядом с ящиком.
— Я здесь, Бастер. А теперь спи.
— Я здесь, Бастер. Спи!
Хныканье прекратилось, но, как только Клинт снял руку с плеча Бастера, тотчас же возобновилось. Было уже почти два часа ночи, когда ему удалось тайком ускользнуть наверх.
Утром Бастер выпил ещё парного молока и съел кусок лососины, из которой Клинт предварительно вынул кости. Нос у него всё ещё был тёплым, но он проявлял больше жизни. Когда Клинт, уходя на занятия — ему страшно этого не хотелось, — остановился возле него, тюлень даже приподнял голову и начал упрашивать мальчика отказаться от нелепой мысли идти в школу.
— Только сегодня, — объяснил ему Клинт. — А завтра и воскресенье я проведу с тобой. Ты скоро поправишься, Бастер!
Скала
И Бастер поправился с помощью пенициллина и советов доктора Джонса из Кромссроудс.
Молодой доктор сказал, что он не ветеринар, но, поскольку у всех теплокровных много общего, он готов выслушать Клинта.
Клинт спросил, можно ли обливать Бастера морской водой.
— Неплохая мысль, — сказал доктор. — Ведь тюлень привык к этой воде. Кроме того, морская вода имеет целебные свойства, их сейчас как раз изучают.
Доктор Джонс приезжал к ним не специально из-за тюленя, он приехал в начале рождественских каникул, когда у мамы был грипп, и, конечно, ему пришлось посмотреть и Бастера. Земля уже вся была покрыта снегом. Тюлень стал очень беспокойным и часто выползал из своего ящика, чтобы походить, опираясь на один здоровый ласт.
Клинт ждал доктора возле крыльца. Низенький и толстый, с гладким лицом, молодой доктор напускал на себя чересчур важный вид: вдруг люди подумают, что такой молодой не может быть хорошим врачом.
— Твоя мама, если она будет лежать, скоро поправится, — сказал он Клинту. — Грипп у неё не тяжёлый, теперь многие болеют у нас в округе.
— Постараемся, чтобы мама не вставала.
Доктор посмотрел на лежащего на салазках Бастера: тюлень крутил головой, требуя, чтобы Клинт ещё покатал его.
— Так вот, значит, твой пациент, Клинт. Он выглядит лучше, чем многие из моих. — Он осмотрел шину на привязанном к телу Бастера ласте. — Очень аккуратно. Сколько времени он ее носит?
— Почти пять недель.
— Вполне достаточно. Если конечность слишком долго находится в одном положении, есть опасность, что сустав останется неподвижным навсегда.
— Я каждый день на некоторое время отвязываю ему ласт, — сказал Клинт, — и массирую сустав.
— Очень хорошо. Ты правильно делаешь.
Доктор, по-видимому, забыл, что сам велел Клинту это делать. Он осмотрел рану на голове Бастера.
— Очень аккуратно зашито.
Рана затянулась, и на голове выросла новая шерсть, только белая. Казалось, по серой голове Бастера кто-то провёл мелом.
— Некоторые женщины в городе специально делают себе в тёмных волосах одну белую прядь. Это модно.
Он опять потрогал шину.
— Как вы думаете, сколько ещё он должен носить её? — спросил Клинт.
Доктор взглянул на него серьёзно.
— Будь он моим пациентом, я бы сейчас снял её.
— Сейчас? — И Клинту вдруг показалось, что наступило рождество: слова молодого доктора были похожи на рождественский подарок. — По-вашему, всё будет в порядке?
— Ничего не могу обещать. Может, кость и не срослась. Но если не срослась до сих пор, то уже никогда не срастётся.
— Тогда я сейчас сниму шину.
Если что-нибудь не так, то уж лучше выяснить это в присутствии врача.
Он принёс щипцы и, вытащив гвозди, снял фанерки. Бастер тотчас же опёрся на освобождённый ласт.
— Нельзя, Бастер!
— Пусть попробует. — Доктор наклонился, чтобы осмотреть ласт. — Здесь был перелом?
— Да, — кивнул Клинт.
— Кость срослась ещё крепче, чем прежде.
Клинт обнял тюленя.
— Слышишь, Бастер? Ты здоров!
Доктор присел на корточки и осмотрел оба ласта.
— Они совершенно одинаковые. — Он встал, отряхивая снег с пальто. — Ну, я пойду.
— Я очень благодарен вам, доктор! Можно прямо сейчас пустить Бастера плавать?
— Самое полезное для него занятие, — улыбнулся доктор.
— Бастер, купаться!
Тюлень приподнялся на передние ласты, словно желая сказать, что рад бы, да не может, но, вдруг почувствовав, что свободен, скатился с салазок прямо в снег.
Они пошли на берег. Бастер ковылял рядом с Клинтом, подавая какие-то звуки, которые должны были означать:
«Сегодня отличный день, и мы идём купаться. Поспешим, пока ещё есть вода!»
Клинт помог ему спуститься по заснеженным ступенькам причала и дошёл с ним до самой воды. Бастер тотчас же скользнул в воду, но вернулся, как только увидел, что Клинт остался на берегу.
— Я не пойду в воду. Бр-р-р! Я замёрзну!
Бастер старался объяснить ему, что он неправ, но Клинт всё-таки не пошёл. Тогда Бастер уселся в воде на задние ласты и стал упрашивать.
— Нет! — Клинт покачал головой и показал пустые руки.
Бастер изобразил на морде полное отчаяние и упал в воду, словно мёртвый. А затем одним мощным движением ушёл далеко-далеко. Его пятнистая шкура замелькала под водой. Вынырнул он в пятидесяти ярдах[4]
от берега, поднявшись до плеч из воды, чтобы посмотреть на глупого мальчика, который не понимает, как приятно купаться зимой. А потом снова исчез и появился уже почти у берега.
Клинт, смеясь, погладил его.
— Куда мне до тебя, Бастер! Но не забывай: научил тебя плавать я.
С этого дня Бастер купался, когда ему удавалось уговорить Клинта пойти с ним на берег; а порой, если Клинт бывал занят, Бастер уходил один. Дважды он пробыл в море весь день.
Клинт всегда тревожился, если Бастер подолгу отсутствовал, но он напоминал себе, что вот так, наверное, беспокоилась и мама, когда он исчезал надолго. Правда, зимой для Бастера безопаснее, потому что рыбаки и охотники в море не выходили.
…В последнюю субботу каникул разразился шторм. Бастер ушёл на берег и задержался дольше обычного. Он не вернулся даже к ужину. Впервые, с тех пор как он был ранен, он не явился домой с наступлением темноты — неужели опять с ним что-нибудь случилось? Клинт делал вид, что смотрит в окно на мокрый снег, но в действительности он очень волновался.
— Зов предков, — сказал отец, когда мама подала на стол блюдо жареной свинины и сладкого картофеля. — Бастер растёт, сынок, и ты тоже растёшь. Если он не станет взрослым тюленем, а ты — мужчиной, будет плохо. А взрослым тюленям по ночам не положено возвращаться домой.
Но Клинт хотел, чтобы Бастер вернулся. И расти он не спешил, во всяком случае — пока. Сидеть дома с родителями было куда приятнее, чем ходить в школу, — как хорошо было, когда он ещё не учился! Нет, взрослым становиться ни к чему. Пусть лучше поскорее наступит лето, и они с Бастером отправятся в очередную экспедицию в море…
Мама, по-видимому, уже вторично задавала ему какой-то вопрос.
— Клинт, ты ответил тёте Гарриет?
— Нет ещё, — пробормотал он. — Успеется.
— Послезавтра ты снова пойдёшь в школу, — продолжала мама, — и тебе некогда будет писать письма. А Гарриет заинтересовала твоей работой профессора Уиллса…
— Я напишу сегодня вечером, — пообещал Клинт.
На крыльце раздался шум, и в окне появилась забавная морда Бастера. Он радостно смотрел на Клинта, и Клинт сразу стал самым счастливым человеком на свете.