Не довольствуясь этим, генерал обрушился на святая святых американской мощи ‑ доллар. В начале 1965 г. де Голль провел пресс-конференцию, на которой призвал отказаться от использования этой валюты в международных расчетах и перейти к единому золотому стандарту. По мнению французского президента, привилегии доллара сложились тогда, когда «почти все золото мира» находилось в США. Теперь же ситуация изменилась — в банках и хранилищах Европы драгоценного металла больше, чем по ту сторону океана. Американцы же реально способны «обменять на золото только небольшую часть зеленых бумажек, которые они распространяют по свету, перекладывая свои экономические трудности на плечи других».
Франция к тому времени уже обратила часть своих долларовых запасов в золото и заставила многих усомниться в перспективах «зеленой» валюты. Одновременно де Голль зашел против Вашингтона с другого фланга, начав сближение с Советским Союзом. Собственно, генерал был уверен, что через некоторое время коммунистическая идеология в Восточной Европе рухнет, и вместо СССР на карте вновь появится Россия, с которой Франция находилась в союзе со времен Антанты. «Европа простирается от Атлантики до Урала», — неустанно повторял «Коннетабль» с конца 50-х гг., недвусмысленно намекая, что эта громадина противостоит своему заатлантическому сопернику. Вместо масонской схемы наднациональной Европы под патронажем США де Голль пытался строить «Европу отечеств», основанную на уважении национального суверенитета.
Естественно, де Голль не был бы политиком, если бы не придерживался тактики разумных компромиссов. В то время как объективно его деятельность оказывалась направленной против международного банковского Ордена, он вынужден был — для соблюдения хотя бы видимости контроля за своей политикой — согласиться на присутствие в своей администрации «агентов влияния» этого спрута. Важнейшим из них был Жорж Помпиду. Благодаря прирожденной хитрости и энергии он сделал карьеру в банке Ротшильда, став в конце 50-х генеральным директором этого крупного финансового центра. По приходе к власти де Голль делает его ненадолго начальником своей канцелярии, затем возвращает в банковское лоно, но необходимость соблюсти баланс сил вынуждает президента поручить Помпиду пост премьер-министра. К тому времени де Голль успел восстановить против себя не только США, но и «ближневосточного стратегического союзника» последних. Обозвав кабинет одного из последних премьер-министров (Ги Молле) «охвостьем Израиля», де Голль резко сократил военные поставки Тель-Авиву. Назначение на высокий пост человека из финансовой империи Ротшильдов, традиционно бывших оплотом Израиля, должно было немного успокоить сионистское лобби во Франции и за рубежом. И не только сионистское: Помпиду поддерживал тесные отношения с масонами — одним из его приближенных являлся, в частности, будущий Великий магистр Великого Востока Франции Ф. Зеллер (когда-то, напомним, бывший секретарь Троцкого). Де Голль же находился с ВВФ во враждебных отношениях и даже пытался запретить его деятельность. (Его отговорил министр внутренних дел Фрей под предлогом, что и так бдительно наблюдает за этой организацией. Тем не менее и масоны включились в заговор против генерала).
«Баланс сил» соблюдался недолго. Слишком много тяжелых гирь оказалось на противоположной де Голлю чаше весов: Соединенные Штаты, Израиль и… Советский Союз. Кремль, хотя его и радовали антиамериканские выходки генерала, с беспокойством воспринял концепцию «Европы от Атлантики до Урала». С одной стороны, он видел в этом претензии нарушить территориальную целостность СССР, с другой — попытку подорвать «основы мирового социализма», ибо де Голль предсказывал крах «устарелых идеологических догм» на Востоке. Кроме того, политика «Коннетабля» ослабляла «руку Москвы», ‑ Французскую коммунистическую партию.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения могущественных мировых сил, стала пресс-конференция де Голля 27 ноября 1967 г. На ней президент Франции вновь и весьма настойчиво призвал другие страны выступить за отмену «долларового стандарта». Одновременно резкой критике подверглась агрессия Израиля в ходе «шестидневной войны» и против Тель-Авива были объявлены санкции.
После этого, как по сигналу, началась бешеная травля де Голля во французских средствах массовой информации. Теперь его «защищали лишь немногочисленные, выходившие маленьким тиражом голлистские газеты», — писал советский биограф генерала Н. Молчанов, как бы между строк намекая, что правая «Фигаро» объединилась в этой травле с просоветской «Юманите».
В апреле 1968 г. в Монжраблане (Канада) состоялось заседание Бильдербергского клуба, в основном посвященное мерам против французского президента. Одними из главных действующих лиц этого мероприятия были барон Эдмон де Ротшильд (как мы помним, банкир и патрон Помпиду), а также глава ведущего отдела ЦРУ Джеймс Энглтон (присутствовали также представители европейских разведок). Как водится, это заседание не оставило протоколов, но события последующих дней красноречиво раскрыли принятые там решения.
Начиная с празднования 1 Мая, в Париже начались выступления студентов. Требования их были весьма хаотичны: от реформы высшего образования до социальной революции. Студенческие беспорядки немедленно использовали спецслужбы, о чем свидетельствуют, например, воспоминания координатора ЦРУ и испанской разведки Л.М. Гонсалеса-Маты. На совещании представителей спецслужб, состоявшейся в начале мая на парижской квартире представителя ЦРУ во Франции американский полковник Грэхем (координатор ЦРУ и американской военной разведки) изложил план действий:
«Нужно, чтобы наши друзья провоцировали беспорядки, создавали побольше инцидентов между манифестантами и силами охраны порядка. Разрушения и побольше раненых — сейчас они наши лучшие союзники. Необходимо вызвать ответную реакцию у «молчаливого большинства» и буржуазии, которые, почувствовав опасность, заставят де Голля изменить политический курс…
Возможно, давление со стороны правых вынудит де Голля уйти, освободив место для правительства, с которым будет легче договориться».
На всякий случай координатор ЦРУ и американской военной разведки счел нужным и подстраховаться: «Необходимо проникнуть в руководящие органы подрывных сил, выяснить их планы и возможности, чтобы оказывать свое влияние в нужном направлении, а если мы сочтем их опасными, можно будет начать саботаж изнутри».
Агенты западных спецслужб немедленно принялись за работу. Множество дядей явно нестуденческого возраста сновало меж групп юных мятежников, давая советы по строительству баррикад и тактике борьбы с полицией. Волнения студентов принимали все более агрессивный характер. Латинский квартал покрылся десятками баррикад, взрывались бутылки с горючей смесью, гремели выстрелы. Бунтовщиками был захвачен не только ряд помещений Сорбонны, но и, например, театр «Одеон», ставший штабом так называемого Комитета революционных действий. (Только в его службу охраны, по воспоминаниям Гонсалеса-Маты, был внедрен с десяток агентов ЦРУ). Обильно лилась кровь: в больницы доставлялись сотни раненых.
Одновременно с американской рукой в события активно вмешалась и советская. Трогательное единство Запада и Востока проявилось не только в общности терминов пропаганды по обе стороны океана, обвинившей французского президента в диктаторстве, но и в совместных подрывных действиях. Всеобщая конфедерация труда, руководимая коммунистами, объявила всеобщую забастовку, где помимо экономических требований, был призыв к отставке де Голля. К концу мая бастовало 10 миллионов человек — почти весь пролетариат Франции.
Свою закулисную роль в полной мере сыграл и Помпиду. В начале волнений он уговорил президента частично принять студенческие требования. Информировавшее об этом официальное заявление 11 мая создало впечатление слабости власти и волнения только усилились. Понимая, откуда ветер дует, де Голль предпринимает вояж в Румынию и ведет переговоры с Чаушеску о создании новой — антикоммунистической и антиамериканской Европы. Ранее уже делались попытки склонить к этому союзу ФРГ. Возможный пакт мог ослабить позиции в Европе как США, так и СССР. Но заключение такого союза требовало времени, а времени де Голлю не дали.
