Они были хорошие люди – мать с отцом. Боб никогда не чувствовал себя чужаком с ними, незваным гостем, даже просто гостем. Было так, будто он всегда был с ними и должен был быть. Он им понравился, они его полюбили. Это было совершенно странное и восхитительное чувство – быть с людьми, которым ничего от тебя не нужно, только чтобы ты был счастлив. Которые рады просто твоему присутствию.

Но когда ты сходишь с ума в четырех стенах, не важно, насколько ты уживаешься с людьми и насколько их любишь, как ты им благодарен за доброту. Они все равно доведут тебя до белого каления. Все, что они делают, раздражает, как застрявшая в ушах назойливая мелодия. Все время хочется им крикнуть, чтобы они заткнулись! Но ты этого не делаешь, потому что ты их любишь и знаешь, что они от тебя уже тоже бесятся, и пока нет надежды освободиться, все так и будет…

И когда наконец раздается стук в дверь и ты ее открываешь и понимаешь, что наконец-то сейчас начнется новое.

За дверью стояли полковник Графф и сестра Карлотта. Графф в штатском костюме, а сестра Карлотта в причудливом рыжеватом парике, который придавал ей очень глупый, но странно симпатичный вид. Вся семья узнала их сразу – кроме Николая, который сестру Карлотту никогда не видел. Боб и его семья бросились их приветствовать, но Графф поднял руку, а сестра Карлотта приложила к губам палец. Они вошли, закрыли за собой дверь и поманили всех в ванную.

Вшестером там оказалось тесновато. Мать с отцом встали в душевом отсеке, а Графф привесил к потолочной лампе машинку. На ней замигал красный огонек, и тогда Графф тихо заговорил:

– Привет. Мы пришли вас отсюда забрать.

– А зачем такие предосторожности? – спросил отец.

– Потому что система безопасности прослушивает все, сказанное в этой квартире.

– Чтобы нас защитить, они за нами шпионят? – удивилась мать.

– Иначе быть не может, – ответил отец.

– Поскольку каждый звук, который мы произносим, просочится в систему, – сказал Графф, – и почти наверняка потом просочится и за ее пределы, я принес вот эту машинку. Она слышит каждый звук и генерирует контрзвук, который с ним интерферирует, так что нас почти наверняка не подслушают.

– Почти? – переспросил Боб.

– Поэтому мы не будем вдаваться в детали, – сказал Графф. – Я вам объясню только следующее: я министр колонизации, и у нас через несколько месяцев улетает корабль. Достаточно времени, чтобы вывезти вас с Земли и доставить на Эрос к моменту запуска.

Но Графф, произнося эти слова, качнул головой, и сестра Карлотта тоже усмехнулась и помотала головой, так что все поняли: это все ложь. Легенда прикрытия.

– Мы с Бобом уже бывали в космосе, ма, – сказал Николай, подыгрывая. – Там совсем неплохо.

– Для этого мы и выигрывали войну, – поддержал Боб. – Жукеры хотели захватить Землю как раз потому, что она очень похожа на обитаемые ими миры. Теперь, когда их нет, мы освоим их миры, которые вполне нам подходят. Это же справедливо?

Родители, конечно, поняли, что происходит, но Боб достаточно знал мать и понимал, что сейчас она будет задавать совершенно ненужные и опасные вопросы – просто чтобы удостовериться.

– Но мы же на самом деле не… – начала она, но отец ласково прикрыл ей рот рукой.

– Это только для нашей безопасности, – сказал отец. – Когда выйдем на световую скорость, для нас пройдет только пара лет, а на Земле – десятилетия. Когда мы достигнем другой планеты, все, кто хочет нашей гибели, сами давно перемрут.

– Так Иосиф и Мария бежали в Египет, – сказала мать.

– Именно, – ответил отец.

– Только они потом вернулись в Назарет.

– Если Земля загубит сама себя в какой-нибудь глупой войне, – сказал отец, – нам это будет все равно – мы станем жителями нового мира. Радуйся этому, Елена, потому что в таком случае мы сможем остаться вместе. – И он поцеловал ее.

– Мистер и миссис Дельфики, пора. Пожалуйста, соберите мальчиков.

Графф протянул руку и снял с лампы глушитель.

Солдаты, ожидавшие в коридоре, были одеты в мундиры МЗФ. Греческих мундиров видно не было. Все эти молодые люди были вооружены до зубов. Процессия быстро направилась к лестнице – никаких лифтов, в открытую дверь которых противник может метнуть гранату или ударить из десятка автоматических стволов. Боб наблюдал, как идущий впереди солдат видит все, заглядывает за каждый угол, отмечает свет под каждой дверью в коридоре – его ничто не могло бы застать врасплох. Боб видел, как движутся мускулы этого человека под одеждой – и одежда казалась бумажной салфеткой, которая может в любой момент лопнуть под напором этой силы, поскольку ничто не сдерживает этого человека, кроме его собственного самообладания. Он словно вместо пота выделял чистый тестостерон. Он был таким, каким положено быть мужчине. Он был солдатом.

«А я никогда не был солдатом», – подумал Боб. Он попытался вспомнить, каким он был в Боевой школе, одетый в перешитый костюм, который никогда нормально на нем не сидел. Он всегда был похож на ручную обезьянку, выученную передразнивать человека. Как еле выучившийся ходить младенец, нацепивший вещи старшего брата. Тот человек, что шел сейчас впереди, – вот таким Боб хотел бы стать. Но Боб, как ни старался, не мог представить себя по-настоящему большим. Даже нормального роста. Он всегда будет смотреть на мир снизу вверх. Он может принадлежать к мужскому полу, может быть похож на мужчину, но по-настоящему мужчиной ему не стать никогда. Никто никогда не посмотрит на него и не скажет: «Вот это мужчина!»

Ну ладно, зато этот солдат никогда не отдавал приказы, изменяющие ход истории. Хорошо выглядеть в форме – не единственный способ завоевать свое место в мире.

Три пролета вниз по лестнице, короткая остановка у задней двери, когда двое солдат вышли и подождали сигнала от вертолета МЗФ в тридцати метрах от дома. Вертолет просигналил. Графф и сестра Карлотта повели группу вперед все тем же быстрым шагом. Они не смотрели по сторонам, только на вертолет. Все сели, пристегнулись, вертолет взмыл с лужайки и полетел над самой водой.

Мать все хотела выяснить, в чем же истинный план, но на этот раз обсуждение прервал Графф жизнерадостным ревом: «Давайте подождем с разговорами, пока можно будет не орать!»

Матери это не понравилось, и никому не понравилось, но сестра Карлотта улыбалась всепрощающей улыбкой монашки, как полномочный представитель Богоматери, и не верить ей было невозможно.

Через пять минут полета вертолет сел на палубу субмарины. Это была большая лодка с полосами и звездами Соединенных Штатов, и Бобу пришла в голову мысль: а ведь неизвестно, какая страна похитила остальных детей. Что, если они летят прямо в руки врагов?

Но когда вертолет сел, стало видно, что, хотя весь экипаж в форме флота США, вооружены только бойцы МЗФ, сопровождающие вертолет, и еще полдюжины людей в той же форме, ожидавших на палубе. Поскольку власть исходит из ствола винтовки, а единственными владельцами стволов были здесь люди Граффа, Боб несколько успокоился.

– Если вы нам скажете, что и здесь нельзя разговаривать… – начала мать, но, к ее ужасу, Графф опять поднял руку, а сестра Карлотта опять поднесла палец к губам, и Графф поманил всех следовать за передовым бойцом по узким коридорам подлодки.

Наконец все шестеро снова набились в тесное помещение – на этот раз каюту старпома – и снова подождали, пока Графф привесит к потолку свой глушитель. Когда замигал огонек, мать заговорила первой.

– Я все пытаюсь придумать для себя доводы, что нас не похитили, как всех остальных, – сухо сказала она.

– Вы все правильно поняли, – ответил Графф. – Их похитила группа монахинь-террористок при содействии жирных старых бюрократов.

– Он шутит, – быстро сказал отец, пытаясь смягчить гнев матери.

– Я знаю, что он шутит! – отрезала мать. – Но мне эта шутка не кажется смешной. Мы столько пережили, и вот нам предлагают подчиняться без единого слова, без вопросов – просто… верить, и все.