Зубарин (останавливается посередине кабинета). Это безобразие! Это
профанация науки! Это абсурд! Бред! Наукообразный собачий бред!
Невидимский. Присядьте, ради бога! Что с вами? Чем вы так возмущены?
Зубарин (с возмущением). Я настаиваю на том, чтобы эта, с позволения
сказать, диссертация (потрясает рукописью) была снята с повестки заседания
завтрашнего ученого совета! Сня-та!
Невидимский (серьезно). Чья диссертация?
Зубарин (смотрит на название работы и имя автора). Аспирантки
Простынкиной! (Про себя.) И фамилия-то какая, нарочно не придумаешь!..
Невидимский (недовольным голосом). Странно. Я знаю эту работу. А
фамилии, Сергей Савельевич, разные бывают... (Протягивает руку.)
Зубарин (кладет перед ним рукопись). Вы считаете это исследовательской
работой? Весь этот набор научных терминов и цитат, притянутых за уши для
того, чтобы скрыть отсутствие собственных мыслей. Удивительно! Поразительно!
Эдак мы черт знает до чего докатимся!
Невидимский (бегло просматривает рукопись и неожиданно читает вслух).
"Утвердившееся чувство ответственности у комсомольца через выполнение
комсомольских поручений есть не что иное, как установление определенной
формы равновесия, которая возникает в организме животного и человека в
процессе жизни". (Качает головой.) Да, действительно...
Зубарин (с усмешкой). "В организме животного...". Новое в науке: комсомолец-активист в состоянии равновесия! Эквилибристика какая-то! Цирк!
Читайте, читайте дальше!
Невидимский. Чья, чья это работа?
Зубарин. Аспирантки Простынкиной!
Невидимский. Ах, Простынкиной? Ну что ж... я знаю работу... Может быть,
действительно здесь надо кое-что подправить, подчистить... (Становится
серьезным.)
Зубарин. Там нечего чистить. Ни одной мысли! Галиматья! Макулатура!
Типичная вульгаризация павловских идей!
Невидимский (выходит из-за стола). Драгоценный Сергей Савельевич!
Нельзя так! Нельзя, нельзя, нельзя! Приходится иной раз идти на компромиссы!
Зубарин (строго). С чем? С совестью? Простите, не так воспитан!
Невидимский (шутливо). Наше мышление определяется условиями жизни и
окружающей среды. По этим условиям мы обязаны выпустить в этом году десять
кандидатов и четырех докторов наук. А если мы их не выпустим, то окружающая
среда в лице академии и министерства запишет нам невыполнение плана. Каждый
новый кандидат - это процентная единица нашего плана!
Зубарин. Но нельзя же давать пропуск в науку невеждам вроде
Простынкиной, людям, неспособным мало мальски самостоятельно творчески
мыслить! Это безответственно!
Невидимский (пожав плечами). Человек три года учился в нашей
аспирантуре. Мы ему государственные деньги платили. Что-то делал человек за
эти три года? Как же мы ему теперь вдруг не дадим ученой степени? С нас ведь
спросят! И, между прочим, не с вас, Сергей Савельевич, а с меня!
Зубарин. Готов отвечать наравне с вами. Но на сделки с совестью я не
пойду. Вы можете этой Простынкиной натягивать ученую степень, а я буду
протестовать - буду в самой резкой форме выступать на ученом совете! В самой
резкой форме!
Невидимский (сухо). Как вам будет угодно. Это ваше право.
Зубарин уходит.
(Сидит некоторое время один, задумавшись, барабаня пальцами по диссертации.
Затем, решив что-то, набирает номер телефона.) Степан Иванович у себя?..
Соедините меня с ним, пожалуйста!.. Да, это Невидимский... Спасибо... (Ждет.
Затем говорит мягко и душевно.) Степан Иванович! Хотел бы зайти к вам
сегодня... Да нет... Есть необходимость посоветоваться... Что волнует?
Волнуют рутинеры, мешающие росту молодых научных кадров... Через час?
Хорошо, Степан Иванович! Всего доброго, Степан Иванович! (Осторожно кладет
трубку на рычаг.)
Входит секретарша. Закрыв за собой дверь, смотрит на
Невидимского. Небольшая пауза.
Секретарша (вполголоса). К вам аспирантка Простынкина.
Невидимский (не сразу). Пусть войдет.
Секретарша уходит. В кабинет стремительно входит яркая
молодая блондинка. Она решительно идет на Невидимского,
который, растерянно улыбаясь, поднимается ей навстречу.
Девушка кидает свою сумочку на стол, резко опускается в
кресло, гневно смотрит на Невидимского.
Простынкина (нагло и многозначительно). Ну?..
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
То же место действия, что и в первой картине. Вечер. В
момент поднятия занавеса на сцене (в столовой) находятся
Ирина, Кокорев, Доброхотов, Инна и Светлана - подруги
Ирины. У девушек в руках только что полученные ими от
Ирины небольшие подарки из-за границы: духи, бусы и
прочие мелочи. Кокорев рассматривает какие-то открытки и
снимки, лежащие перед ним на столе. Доброхотов
перелистывает заграничный журнал. Он небрит и время от
времени поглаживает ладонью щеки.
Ирина (с увлечением). Музей под открытым небом! Так интересно! Вот я
много читала про Рим, и вы, дядя Фима, тоже часто рассказывали мне про
Римскую империю, и вот я собственными глазами увидела развалины Колизея!
(Передохнув.) Ну, конечно, ходили смотреть Ватикан. Монахи там, капуцины
всякие ходят - иезуиты. Правда, Леша?
Доброхотов. Ходят.
Инна. Папу видели?
Светлана (не поняв). Какого папу?
Инна. Какого? Римского! Не твоего, конечно! (Смеется.)
Доброхотов. Нет, папу римского мы не видели. Хотели на него посмотреть,
только нам его почему-то не показали!
Ирина (продолжая рассказывать). Итальянского языка мы, конечно, не
знаем, так что объясняться нам было трудно. "Синьор", "синьорита", "бона
сера", "си", "но", а дальше не понимаем! Переводчики наши были просто
нарасхват: то надо спросить, про это узнать! Нет, я теперь обязательно
займусь по-настоящему изучением какого-нибудь иностранного языка.
Светлана. Не зря я французский и английский учу! Как ты думаешь, Ира,
двух языков хватит?
Инна. Такого, как у тебя, и одного хватит.
Кокорев (усмехнувшись). Нет, язык, конечно, знать надо. Без него за
границей трудно.
Ирина. Как без рук! Правда, Леша?
Доброхотов (просматривая журнал). Безусловно.
Инна. А из Рима, значит, махнули прямо в Париж?
Ирина. В Париж.
Кокорев. Так-так... Ну? Что в Париже видели?
Ирина. Мальчишек что интересовало? Полезть на Эйфелеву башню! Оттуда
весь Париж как с птичьего полета. А мы - смотреть Собор Парижской
богоматери!
Доброхотов (улыбаясь). Вы представляете себе, Ефим Петрович, подошли
они к собору и давай кричать: "Квазимодо, Квазимодо!" (Смеется.) Ирина (серьезно). Ну да! А другие Эсмеральду звали!
Инна. Наверное, как-то не верилось, что вы находитесь там, где все у
Гюго происходило?
Ирина. Конечно, не верилось! Ходим по Парижу и вспоминаем: здесь гулял
Растиньяк, тут жил отец Горио...
Инна. Теперь тебе обязательно надо будет перечитать заново и Бальзака,
и Гюго, и Золя...
Светлана. И Мопассана... (Смеется.)
Инна. Ну, чего ты, Светка, смеешься, она правильно сказала. Мопассан
тоже про Париж много писал!
Кокорев. В Лувре-то были?
Ирина (живо). А как же! Вот только жаль, что у нас в этот день было так
мало времени. Сначала мы пошли искать Джоконду. Нашли и разочаровались...
Она оказалась маленькой!
Светлана (с удивлением). Почему маленькой?
Инна. Ну, просто маленькая картина, как ты не соображаешь!
Ирина. Но кто увидел ее, тот отойти уже не может! Правда, Леша?
Доброхотов. Правда. И тут только понимаешь, какая она великая!
Кокорев (глубокомысленно). Леонардо да Винчи тоже был человеком,
