— Да пойми ты, прежде я и сам ничего не знал и мог сделать ложную тревогу, а злодей тем временем избегнул бы кары!

— Ну, ну, дальше!

— Теперь злодей в наших руках! Ты дал мне слово держать это в тайне, так помоги немного, и мы поймаем его завтра же... Слушай, завтра этот Григорий Иванов назначил мне встречу в Летнем саду. Мы с тобой поедем туда вместе — и злодей не избегнет наших рук!

— Это правда, Шубин? — испытующе спросил Полторацкий, глядя на него в упор.

— Клянусь тебе честью офицера! Так решено? Завтра едем в Летний сад... ты вооружись парой пистолетов...

— Но зачем же только двое? Можно оцепить весь сад, чтобы злодеи не убежали!

— Не надо этого... там будет всего один, и если мы будем принимать какие-нибудь чрезвычайные меры, он увидит и скроется. Таким образом, мы потеряем последнюю возможность схватить злоумышленников, а он, этот Григорий Иванов, душа заговора. Схватив его, мы расстроим всю их комбинацию! Тут надо действовать осторожно и спокойно! Пойми хорошенько: спо-кой-но, иначе испортишь все дело.

— Хорошо. Но, скажи, как ты узнал об этом?

— О, это длинная история, которую ты узнаешь после, я теперь слишком взволнован. Я на тебя надеялся более, чем на кого другого, и потому избрал тебя для участия в этом деле.

— Благодарю, благодарю, Алексей! — пожал ему руку Полторацкий. — Извини, если я погорячился. Теперь вижу, ты прав. Ну так до завтра!

Словно в чаду, вышел Полторацкий от Шубина. Мысль о затевающемся ужасном деле и о его роли в нем овладела всем существом, и Полторацкий шел, почти ничего не видя пред собой.

Волнуемый такими мыслями, Полторацкий дошел до дому, но, несмотря на поздний час, лечь спать не мог. Он ходил по комнате, осмотрел и зарядил пару прекрасных пистолетов. Сон не скоро сомкнул его глаза. Не менее тревожную ночь провел и поручик Шубин. Завтрашний день должен был сделать крутой перелом в его жизни. Конец бедности, насмешкам товарищей! С завтрашнего дня начнется новая жизнь: блестящая карьера, деньги и всеобщее уважение за открытие преступного заговора...

Стоял теплый светлый день. Фешенебельный Петербург весь высыпал на Невский проспект. Блистали наряды, кровные рысаки мчались взад и вперед. Двери магазинов отворялись и затворялись за нарядными дамами. Пестрая толпа прогуливалась, волнуемая своими мелкими радостями и горестями, наслаждаясь хорошим днем. Веселый день светского Петербурга должен был окончиться еще более веселым вечером — с балами, ужинами и спектаклями.

Шубин с Полторацким увиделись утром на Семеновском плацу и обменялись многозначительными взглядами, а после ученья поехали вместе, сначала на квартиру Полторацкого — взять пистолеты, а потом в гостиницу — обедать.

— А знаешь, Шубин, — начал Полторацкий, когда они уселись в отдельной комнате ресторана, — ведь мы с тобой у дверей в храм счастия и славы! За такой подвиг нас озолотят!..

— Перестань говорить об этом! — перебил его Шубин. — Точно мы в ожидании наград беремся раскрыть и уничтожить гнусный замысел, грозящий опасностью всему государству! Тут оскорблено и чувство русского, и честь офицера, и даже человеческое чувство! Мы должны спасти монарха! И тут не должна закрадываться ни одна корыстная или честолюбивая мысль!

— Черт возьми! — вспылил Полторацкий. — Да разве я сказал что-нибудь против этого? Я не менее тебя дорожу честью русского офицера! Да и жизни своей не пожалею!

— Не сердись, Костя! Никто не сомневается в твоей храбрости. Конечно, в случае успеха — а в нем я не сомневаюсь — нас наградят. А теперь выпьем за успех предприятия! Мы докажем, что истинно русский человек не потерпит в своей среде злодея!

Когда немного стемнело, друзья отправились к Летнему саду. Сзади за ними следовали дрожки, которым они велели остановиться у Михайловского замка.

— Мы войдем не вместе, не сразу, — сказал Шубин Полторацкому, — ты следуй за мною на некотором расстоянии, но не теряй меня из виду. В саду мы сойдемся, как случайно встретясь.

— Хорошо, я войду другими воротами.

Надвигались уже густые сумерки. Под лиственными сводами аллей было довольно темно, в саду никого не было. От Невы и с пруда тянуло сыростью. Шубин поплотнее завернулся в шинель — его била настоящая лихорадка. Голова горела как в огне... Наступал решительный момент, от которого зависела его дальнейшая жизнь. Ветка хрустнула под ногами, Шубин вздрогнул и огляделся. В конце аллеи чернела какая-то фигура. Шубин подошел:

— Полторацкий, это ты?

— Я, — ответил адъютант. — Видел ты его?

— Нет еще, надо подождать, вероятно, скоро придет.

— А как он вовсе не придет? — спросил Полторацкий. — Тогда что делать? Знаешь, я думаю, нужно донести военному губернатору, чего еще тут ждать?

— Хорошо, тогда можно будет и донести... но он непременно должен придти сюда, — говорил Шубин, тихо идя рядом с Полторацким и сжимая судорожно пистолет в кармане шинели.

Они снова приближались к Михайловскому замку, вокруг которого чернели ветхие деревянные лачужки рабочих, еще не сломанные со времени постройки замка. Вдруг Шубин порывисто схватил Полторацкого за руку:

— Слышишь, слышишь? Кто-то идет... хрустнуло... вон там, смотри!

Полторацкий вздрогнул от неожиданности, нервы его были напряжены ожиданием; он устремил глаза в чащу кустов — ему показалось, мелькнула какая-то тень и послышался хруст сломанной ветки... Он схватился за пистолет.

— Слышу, слышу, вон там!..

— Да, это он. Подожди здесь. Я пойду к нему один, будь готов.

Шубин порывисто пошел вперед и скрылся в темноте аллеи. Полторацкий взвел курки обоих пистолетов. Руки его тряслись. Так прошло несколько минут.

Ничего не было слышно, кроме слабого хруста ветвей, да набежавший свежий ночной ветерок зашумел вершинами деревьев.

Полторацкий начал тихо двигаться по аллее, держа пистолеты наготове. Вдруг раздался выстрел и гулко прокатился по безмолвному саду, послышался всплеск воды и стон. Полторацкий бросился бежать на звук выстрела, не разбирая дороги, через кусты и скамейки. В темноте он спотыкался, ветки хлестали ему в лицо, сучки царапали руки.

— Сюда, сюда... Костя, помоги! — послышался голос.

Полторацкий наконец продрался к месту происшествия: на опушке сада, у самой канавки, на земле лежал Шубин и слабо стонал.

— Что с тобой, Шубин? Ты ранен? Что случилось?

— Убил... убил меня, злодей, — простонал поручик.

— Где, где он? Куда побежал? — и Полторацкий оглядывался в смятении вокруг. — Караул! — вдруг закричал он. — Сюда! Караул!

Эхо мощно разнесло по саду крик офицера. Шубин продолжал стонать, а растерявшийся адъютант не знал, что делать. Скоро задребезжали дрожки поджидавшего их кучера  он подъехал со стороны Царицына луга.

— Смотри, не бежит ли кто-нибудь? — крикнул Полторацкий кучеру.

— Никого не видно, ваше благородие! — отвечал кучер, — темно, худо видно.

— Объезжай кругом, сюда, — скомандовал Полторацкий, а сам стал расстегивать мундир Шубина, продолжавшего стонать.

— Ох, умираю... злодей заметил, что за ним следят, и убил меня...

Тем временем на выстрел и крики стали сбегаться люди: два-три будочника с алебардами и солдаты из бараков. Весь этот народ толпился и шумел, не зная, что делать.

— Ищите по всем кустам и закоулкам! — скомандовал Полторацкий.

Все рассыпались в разные стороны. Несколько человек подняли Шубина и понесли его на дрожки, въехавшие в сад. По шинели поручика текла кровь.

— Вези в Михайловский замок! — велел Полторацкий.

Раненого Шубина внесли в комнаты, занимаемые бывшим кастеляном, и приступили к осмотру раны. Она оказалась несмертельной: прострелена была левая рука выше локтя. Шубин от потери крови впал в забытье, послали за доктором.

Перепуганный кастелян спрашивал адъютанта, что все это значит, но тот только махнул рукой:

— Узнаете после, а теперь, пожалуйста, смотрите за ним, мне нужно тотчас же ехать к государю с докладом!.. Срочное дело!