Великое произведение архитектуры никогда не бывает только зданием. В нем узнает себя целый город…
ПЕРВЫЕ ЖИТЕЛИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
Питер бока повытер.
Кто же эти люди, пришедшие в столь гиблые места и возводившие такую красоту?
Первыми русскими, вступившими на берега Невы, были солдаты, с которыми Петр I совершил свой поход из Шлиссельбурга к устью Невы весной 1703 г. Они же стали и строителями крепости. Вместе с солдатами крепость строили местные жители — финские и ингерманландские крестьяне. Пригнали сюда и пленных шведов. Но солдат и местных жителей было слишком мало для свершения такого грандиозного замысла.
С самого начала надо было решить вопрос об обеспечении строительства рабочей силой. Постройка крепостных сооружений — городов, так называемое городовое дело, была одной из очень старых повинностей тяглого населения Русского государства. Строительство Петербурга исключительное по темпам, масштабу и разнообразию работ представлялось Петру I делом государственно первостепенным. Сюда были переброшены люди, собранные для предполагавшегося обширного строительства крепостных сооружений в районе Ладожского озера и Невы — крепости Шлиссельбурга и др. В 1704 г. в Петербург для «городового дела» вызывается из разных губерний до 40 тыс. работных людей — крепостных помещичьих, государственных крестьян и др. Эти 40 тыс. были распределены на три смены двухмесячной работы с началом для первой смены 25 марта, для второй — 25 мая и для третьей — 25 июля. Такие распоряжения повторяются и в последующие годы, но с 1708 г. вызывались ежегодно две смены, причем работа для каждой смены была определена в три месяца с явкой на работу 1 апреля и 1 июля. Количество людей, ежегодно высылаемых на строительство, не опускалось ниже 24 тыс. На тяглое население падала вся тяжесть не только выделения работных людей, но и полного материального обеспечения их и в пути, и на работе. Выдаваемая этим работным людям плата за работу шла из денег, специально для этой цели собираемых правительством с тяглого населения тех же губерний — с людей, «которые в домех оставались».
«А хлеба и запасу тем работным людям взять с собою, — говорится в царском указе, — чем мочно в дороге сытым быть до указанного места и до Санктпетербурга, а больше того хлебных запасов не имать, для того в Санктпетербурге дано будет им ... хлебное жалованье и денег по полтине на месяц каждому...».
«Хлебное жалованье» было невелико: «полуосмина муки да круп по малому четверику». Не приходится говорить, что для человека, занятого тяжелым физическим трудом, это «жалованье» было совершенно недостаточным. К тому же и выдавалось оно не всегда полностью. Сама казна уменьшала это содержание, да многое расхищалось и оставалось в руках чиновников.
Инструкции указывают и инструмент, с каким должны были отправляться работные люди: топор на каждого человека и на 10 человек долото, бурав, пазник и скобель. Этот набор говорит, что вызываемые работные люди наряду с черной работой должны были выполнять и плотничные работы.
Жили в землянках, в шалашах или в наспех сколоченных лачугах. Ни в одном документе петровского времени нет никаких упоминаний о строительстве помещений (хотя бы и временных) для многих тысяч работных людей, ежегодно прибывавших в Петербург.
При тогдашнем бездорожье очень трудным и изнурительным был путь от дома до Петербурга, особенно для высылаемых из дальних губерний. Это видно на примере одного из донесений о работных людях Московской, Смоленской, Казанской и Архангелогородской губерний, выполнявших сезонные работы в 1712 г.: из 6597 человек, принятых «приводцами» (назначаемыми для сопровождения работных людей в Петербург из дворян этих губерний) на месте отправки, 14 умерли в дороге, 387 человек заболели и оставлены в пути, а 441 — сбежал по дороге. Не дошло до Петербурга свыше 840 человек, или 2,75%.
В 1717 г. был такой случай. Работные люди направлялись в Александро-Невский монастырь. На перекличке и на трех смотрах все были налицо, но в дальнейшем, в дороге, они «собою переменились детьми и братьями своими малыми», и в Петербург вместо взрослых людей прибыло много малолетних. Когда вставал вопрос о существовании всей семьи, приходилось жертвовать малолетними, чтобы дома могли остаться взрослые работники, способные прокормить семью.
Вот пример, как доставляли будущих строителей «парадиза» в Петербург. В июле 1712 г. дворянин Яков Пещеряков привел из Азовской губернии партию работных людей. С ним прибыл целый отряд проводников – 44 человека; на работных же людях «для охранения в дороге от побега» были «двоешные» цепи: 410 железных цепей общим весом в 24 пуда.
То ли я не молодец,
То ли я не Фомка.
Как из Питера бежал –
Прыгала котомка.
В 1707 г. очень много сбежало работников, направленных в Петербург из Белозерского края. Петр I приказал взять членов семей бежавших их отцов, матерей, жен, детей «или кто в домах их живут» и держать в тюрьмах, пока беглецы не будут сысканы. В 1724 г. Петру показалось, что «каторжных невольников ноздри вынуты мало знатны», и он приказал «ноздри вынимать до кости», чтобы в случае побега этих людей можно было узнать сразу же.
Правда, в легендах о строительстве осталось совсем не это. В них Петр предстает как заботливый царь-батюшка.
Однажды, якобы, Петр в сопровождении князя Меншикова посетил партикулярную верфь, на которой работал молодой парень Петр Щитов. Разговаривая с Меншиковым, Петр не спускал глаз со Щитова, который в это время приколачивал деревянную обшивку к уже готовому шхерботу. Дело в том, что Петр Щитов вколачивал гвозди особенным, каким-то молодецким образом, а именно: наставив гвоздь на намеченное место, молодой плотник слегка ударял молотком по головке гвоздя, а затем уже сильным ударом всаживал гвоздь до самого основания. Все это Щитов проделывал с такой быстротой и ловкостью, что не мог, конечно, не обратить на себя внимание царя, который сам был недюжинный мастер.
Прошла ровно неделя. Рано утром, лишь только плотники принялись за работу, как на верфь неожиданно явился Петр. Подойдя к Щитову, который, как и на прошлой неделе, «обшивал» судно, царь молча взял у него молоток и гвозди и принялся вколачивать гвозди с одного удара. Плотники, прекратив работу, с удивлением смотрели на царя, который с необычайной быстротой всаживал гвоздь за гвоздем. Всадив таким образом несколько десятков гвоздей, царь выпрямился во весь свой гигантский рост и промолвил, обращаясь к Петру Щитову:
— Спасибо, брат, за науку, это я у тебя научился так гвозди вбивать.
— Царь-батюшка, — заговорил тут Щитов, — уж ежели твоя царская милость так велика ко мне есть, то прикажи меня не казнить, а миловать.
И молодой плотник вдруг неожиданно упал к ногам царя.
Петр, крайне изумившись подобному поступку, успокоил парня и стал его расспрашивать. Оказалось, что Щитова, как и многих других плотников, купили у помещика за 20 рублей и, согласно воле царя, пригнали в Петербург, причем никто не счел нужным справиться, есть ли у него родня или какие-нибудь другие привязанности, а просто схватили и увезли. А у парня на родине осталась невеста Анисья, которую он любил без памяти!
— Так что же ты хочешь? — спросил царь, выслушав парня.
— Царь-батюшка, прикажи Анисью сюда представить.
— Ладно, — промолвил царь и оставил верфь.
Через два месяца Анисья была доставлена на Охту и повенчана с Петром Щитовым.
Однажды зимой Петру донесли, что один из плотников, некий Гаврило Смирной, нашел на берегах Невы, выше Охтинских слобод, против Александро-Невского монастыря, самородную краску. Государь, узнав об этом, немедленно отправился на означенное место, чтобы лично убедиться в справедливости сообщенного известия. Оказалось, что Смирной действительно нашел самородную краску, вполне пригодную для флота.