Сандерс кивнул.
— Эта должность не предел вашей карьеры, Филип. Если справитесь с ней успешно и дела пойдут так, как надо, я в долгу не останусь.
— Я не подведу вас, сэр, — ответил новый министр транспорта.
Премьер-министр протянул ему руку, и Филип пожал ее, все еще до конца не веря в то, что произошло.
— Мой личный секретарь свяжется с вами, чтобы обсудить все мероприятия, когда вы после рождественских каникул вернетесь в свой кабинет, теперь уже можно сказать, «в старый кабинет». Желаю вам успеха. Встретимся на первом заседании кабинета министров в новом году.
Филип вышел из дома номер 10 слегка ошеломленным и задумчиво провел рукой по своим непокорным темным волосам. Подняв воротник пальто, чтобы спрятаться от декабрьского холода, высокий, худощавый мужчина с перебитым носом — память о его участии в соревнованиях по бобслею в студенческие годы — бодро зашагал по почти безлюдной Уайт-холл в сторону здания палаты общин. Он находился в приподнятом настроении от сознания своего изменившегося статуса — неплохо для сына простого строителя, мальчика, учившегося на стипендию, ум которого его преподаватели в Кембридже характеризовали как «не блестящий, но цепкий». Ему потребуется вся его изобретательность, чтобы убедить жену, что он выдержит такую нагрузку.
Ну и что из того, что до выборов осталось мало времени и это место может за ним не сохраниться? Его оценили и выделили. Если они победят, он войдет в новый кабинет министров. Если правительство сменится, он будет в теневом кабинете, готовящемся прийти к власти.
Но когда он уже миновал Уайт-холл, его вдруг посетила неприятная мысль. Любой министр кабинета должен был отказаться от всех побочных деловых интересов. С все нарастающим беспокойством Филип начал анализировать последствия своего внезапного назначения, и по мере того, как вся картина вырисовывалась перед ним, он все больше замедлял шаг.
— Черт, — вслух сказал он, — надо же так испортить Рождество.
Глава вторая
Ванесса боялась званого вечера. Она налила в бокал большую порцию джина. Не для себя, а для своего цветка в горшке. Один американский садовод-фанатик когда-то сказал ей, что это самый верный способ остановить рост сортовых нарциссов, когда они достигнут нужной высоты. Выплеснув джин в горшок, она налила небольшую порцию для себя.
Шелковое платье цвета индиго, тщательно выбранное для этого вечера, лежало на кровати. Оно было очень дорогим, лучше сшитым и более интересным, чем все прочие наряды в ее гардеробе, но Ванесса знала, что и оно не скрывало ее несколько расплывшиеся формы. При своих ста семидесяти сантиметрах роста она выглядела бы лучше, если бы весила килограммов на десять меньше. И хотя она считала себя вернувшейся в число потенциальных невест, у нее пока не было стимула, чтобы придерживаться строгой диеты или отказаться от спавших слишком частыми бокалов спиртного.
Она вздохнула. Теперь — и она должна была признать это — она разлюбила вечеринки. После трех лет одиночества она часто думала, что было бы неплохо вновь выйти замуж, но за годы жизни без мужчины она, кажется, разучилась флиртовать, разучилась вести интересную застольную беседу. Нельзя сказать, что она не пыталась это сделать. Она грустно усмехнулась, вспомнив о своем последнем промахе на званом обеде неделю назад. Один из гостей, довольно привлекательный, между прочим спросил, где был каждый из них в день, когда убили президента Кеннеди.
— Я справляла свой одиннадцатый день рождения, — припомнила она. — А вы?
Он весело посмотрел на нее.
— Во чреве матери.
К несчастью, всего за несколько минут перед этим она убавила себе восемь лет. Оставалось только надеяться, что он разбирался в математике не лучше, чем она.
Беда была в том, что она редко получала приглашения на званые вечера. Ее подруги предпочитали обезопасить себя, приглашая ее исключительно на ленч, и то вне дома. Теперь, когда она опять стала свободной, они видели в ней хищницу, угрозу для своего брака. Но это было так несправедливо. В любом случае, кто бы, черт возьми, позарился на их мужей?
Ванесса глубоко вздохнула, критически разглядывая себя в зеркало. По крайней мере, ее белокурые волосы были по-прежнему густыми и блестящими, и цвет платья был выбран не случайно, а чтобы подчеркнуть ее голубые глаза цвета лаванды.
Ванесса вышла замуж очень рано; благодаря замужеству ей не пришлось зарабатывать себе на жизнь, потому что ее бывший муж хотел, чтобы она оставалась дома. Иногда у нее возникала мысль, что, может быть, ее брак не распался бы, если бы она вела более самостоятельную жизнь. Теперь в возрасте сорока трех лет, без профессии, без образования, живущая исключительно на алименты, когда ее детям уже не требовалось прежнего внимания, она занимала свое свободное время тем, что устраивала разные благотворительные мероприятия и работала в своем прекрасном саду. После развода она постоянно делала над собой усилия, чтобы преодолеть свою апатию и чувство ненужности. Вершиной этих усилий стал гобелен собственной работы, над которым она вышила надпись: «Оптимисты ошибаются так же часто, как и пессимисты, но у них гораздо больше развлечений».
Чтобы поднять свой моральный дух перед вечеринкой, она купила себе пару очень дорогих шелковых чулок, желая подчеркнуть ту часть своего тела, которую ее бывший муж называл «ногами Ширли Маклейн». Ванесса надела на шею тяжелую нитку жемчуга, подаренную ее матери дедом, надеясь этим привлечь внимание к весьма скромному декольте, а не к ее широким бедрам.
Луиза, ее непоседливая двенадцатилетняя дочь, с длинными светлыми волосами, спрятанными под сетку, как это требовалось для занятий в местной школе верховой езды, влетела в комнату. Она с разбега бросилась на огромную кровать матери, едва не попав поношенными теннисными туфлями на белоснежные наволочки.
— Мам, как называется река, которая протекает через Флоренцию? У меня тест по географии. — Она начала вертеть в руках сумочку матери.
— Арно. И держите ваши немытые лапы, мисс, подальше от моей сумки, — мягко пожурила ее Ванесса. — Танси все еще в своей корзинке?
— Да, она спит. Почему я не могу пойти сегодня с тобой? — вкрадчивым голосом спросила Луиза.
— Потому что ты недостаточно взрослая, Лу-Лу, — терпеливо объяснила мать. — Когда будешь такая, как Эми, тогда пойдешь. Я уже говорила с тобой на эту тему вчера и сегодня утром.
Луиза посмотрела, как ее мать направилась в ванную и наклонилась к высокому зеркалу неправильной формы, висевшему над двойной раковиной, установленной двадцать лет назад в качестве свадебного подарка от родственников мужа.
Взглянув на свое ненакрашенное лицо, Ванесса начала наносить макияж. Может быть, это сочетание крема, туши и теней поможет скрыть ее неуверенность. Она критически посмотрела на результат своих усилий, удовлетворенно отметив, что немного румян способно сотворить маленькое чудо.
На ее атласных туфлях на высоком каблуке остались пятна грязи от предыдущего выхода. Черт! Теперь, когда в доме не было мужчины, чистка обуви стала забытым занятием. Ванесса немного потерла каблуки влажной бумажной салфеткой. Сойдет.
— Миссис Прескотт не нужно приходить, чтобы сидеть со мной, — умоляющим тоном произнесла Луиза. — Я же остаюсь не одна, а с собаками. — Это был старый аргумент.
— Нет, нужно. Дорогая, Танси уже пора дать еще одну таблетку.
Луиза порывисто вскочила, зацепилась ногой за персидский ковер и почти наткнулась на огромный викторианский шифоньер; его резные дверцы были распахнуты, открывая взору полки, с которых в беспорядке свисали шарфы, пояса и нижнее белье — свидетельство безуспешных поисков любимой выходной сумочки. Явные признаки того, что ее мать предпринимала очередную попытку прервать свое затянувшееся одиночество.
В конечном итоге она остановилась на маленькой сумочке без ручки. Ванесса взяла ее и пошла взглянуть, готова ли Эми. Но среди беспорядка бело-голубой спальни она не обнаружила своей старшей дочери; софа была завалена горой одежды, как будто шла подготовка к благотворительной распродаже.
