Послышался шум. Откуда-то снаружи. Треск — и массивная черная тень отодвинулась назад. В ящик, где сидел Джо Фернрайт, со своей зажигалкой, телефоном и приемником, хлынул свет.

— Это был лучший способ вытащить вас из кутузки, — сообщил мужской голос. Джо только что слышал его по радио.

— Странный способ. — проговорил Джо.

— Странный — для вас. А мне показались странными некоторые вещи, которыми вы занимались с тех пор, как я впервые услышал о вас.

— Например, раздача монеток кому попало? — спросил Джо.

— Нет. Как раз это я понял. Что мне показалось удивительным, так это ваше добровольное затворничество и сидение в ожидании заказа. — Сдвинулась еще одна доска; стало еще светлее, и Джо заморгал. Он пытался разглядеть Глиммунга, но не мог. — Что вам стоило забраться в ближайший музей и тайком разбить там несколько горшков — вот и было бы занятие. И горшки бы вы им сделали, как новые. И ничего не потеряли бы, зато все эти дни могли бы работать и творить. — Упала последняя доска, и Джо увидел при полном освещении то самое существо с Сириуса-Пять, ту форму жизни, определенную энциклопедией как нечто дряхлое и убогое.

Он увидел гигантский обруч воды, вращающийся вокруг горизонтальной оси, а внутри него вращался вертикально обруч огня. Спереди и сзади двух перекрещенных обручей тянулся занавес из колышущейся ткани — к изумлению, это оказалась кашемировая шаль с шотландским узором.

И еще одно: образ, запечатленный на ядре меж вращающихся колец огня и воды. Прелестное, нежное лицо темноволосой девушки-подростка. Оно висело в воздухе, оно улыбалось... простые черты лица, настолько простые, что их легко можно забыть, но так же легко встретить где угодно. Словно разноцветная маска, нарисованная мелками на тротуаре. Не особо впечатляющий образ. Посредством его Глиммунг, очевидно, решил вступить в контакт. Но обруч воды... Основа мироздания? Так же, как и обруч огня. И они непрерывно вращаются, с точно отлаженной скоростью. Превосходный и вечный самодвижущийся механизм — не считая ветхой шали и девичьего лица.

Джо был озадачен. Он не мог решить, создавало ли это зрелище впечатление мощи. Во всяком случае, ни о какой дряхлости не могло быть и речи. Тем не менее, несмотря на юное лицо, существо казалось очень старым. Что же касается богатства, то это должно было (если вообще могло) выясниться позже.

— Я купил этот дом семь лет назад, — сказал Глиммунг или, по крайней мере, его голос. — Когда еще можно было купить дом на рынке.

Пытаясь понять, откуда доносится голос, Джо обнаружил нечто странное — и похолодел, как будто в нем, как в бледной тени Глиммунга, огонь смешался со льдом.

Голос... Он звучал из древней заводной «Виктролы». На ней с необычно большой скоростью вращалась грампластинка. Получается, голос записан?

— Да, вы, наверное, правы, — пробормотал Джо. — Семь лет назад было самое время покупать... Вы прямо отсюда и ведете свои поиски?

— Я здесь работаю, — отвечал голос Глиммунга из «Виктролы». — Я работаю и во многих других местах... во многих звездных системах. Теперь, Джо Фернрайт, я хотел бы сообщить вам, в каком положении вы находитесь. Для полиции вы просто повернулись и ушли, а им что-то помешало остановить вас. Но за вами послали наряд, и теперь вы не можете вернуться домой или в мастерскую...

— Не попав в лапы к жандармам, — закончил Джо.

— Вам этого хочется?

— Возможно, это мне суждено, — заявил Джо стоически.

— Ерунда. Ваши жандармы глупы и злобны. Я хочу, чтобы вы увидели Хельдскаллу — такую, какой она была до потопа. Вы-ы-ы-ы-ы... — и фонограф остановился. Джо, взявшись за ручку, завел его снова, переживая целую сумятицу чувств. Вряд ли бы он сумел их описать, если б его об этом попросили. — Вы-ы... вы найдете оптический прибор справа от себя на столе, — продолжил Глиммунг. Пластинка теперь вращалась с обычной скоростью. — Устройство объемного изображения, созданное впервые здесь, на вашей планете.

Джо поискал прибор... и обнаружил древний стереоскоп, модели, наверное, года тысяча девятисотого, с набором черно-белых карточек.

— Ничего получше у вас нет? — Джо скептически оглядел ветхое приспособление. — Кинопроектора или видео? Ведь эту штуку изобрели еще раньше автомобиля. — Вдруг его осенило. — Так вы все-таки на мели! Смит был прав.

— Клевета! — В голосе Глиммунга прозвучали нотки возмущения. — Я всего лишь скуп. Это наследственная черта моего рода. Вы в своем социалистическом обществе привыкли к огромным затратам. Я же, однако, по-прежнему обеспечиваю себя на собственные средства. Полушка доллар бережет...

— О Боже, — застонал Джо.

— Если хотите, чтобы я замолчал, — ядовито заметил Глиммунг, — просто снимите с пластинки иглодержатель.

— И что будет, если запись кончится? — спросил Джо.

— Этого никогда не произойдет.

— Тогда это не настоящая пластинка.

— Настоящая. Просто звуковая дорожка сведена в кольцо.

— Как вы на самом деле выглядите? — спросил Джо.

— А вы как выглядите на самом деле?

Джо немного опешил от такого вопроса й нервно взмахнул рукой:

— Это, видите ли, зависит от того, признаете ли вы «динг ан зих», вещь в себе Канта, аналогичную монаде Лейбница....

Он замолчал: у фонографа вновь кончился завод, и пластинка остановилась. Снова вращая ручку, Джо думал, что Глиммунг, наверное, не расслышал последней фразы. И, очевидно, намеренно.

— Я услышал ваш философский экскурс, — как бы опровергая мысль Джо, проговорил голос из фонографа.

Джо пришел в себя от нового поворота событий и продолжил:

— Так вот, дело в том, что воспринятое явление измеряется в структурной системе воспринимающего... Многое из того, что вы видите, воспринимая меня, — Джо сделал ударение, — это проекция из вашего собственного разума. В другой воспринимающей системе я возникаю в совершенно ином виде. К примеру, в восприятии жандармов. Точек зрения на мир так же много, как воспринимающих существ.

— Гм-м, — хмыкнул Глиммунг.

— Вы поняли? — спросил Джо.

— Мистер Фернрайт, чего же вы, собственно, хотите? Для вас пришло время выбора, время решительных действий. Время участия — или неучастия — в большом историческом событии. В данный момент, мистер Фернрайт, я нахожусь в тысяче мест, направляю работу множества инженеров и художников... а вы — один ремесленник из многих. Я не могу больше ждать.

— А я жизненно необходим в вашем проекте? — спросил Джо.

— Да. Мастер-керамист необходим. Это можете быть вы или кто-нибудь другой.

— Когда я смогу получить свои тридцать пять тысяч крамблов? — спросил Джо. — Авансом?

— То-о-о-о... — начал было Глиммунг, но тут у старой «Виктролы» опять кончился завод. Пластинка остановилась.

«Хитрая сволочь», — мрачно подумал Джо, в очередной раз вращая ручку.

— То-о-олько в том случае, если храм будет восстановлен в первозданном виде, как и столетия назад, — продолжил Глиммунг.

«Я так и думал», — усмехнулся про себя Джо.

— Вы полетите на планету Плаумэна? — спросил Глиммунг. Какое-то время Джо размышлял. Он вспомнил свой модуль, тесную рабочую ячейку, утрату монет, жандармов... Он вспоминал все это, пытаясь как-то свести воедино. «Что держит меня здесь? — спрашивал он себя. — Обыденные, серые по сути вещи. На самом деле все сводится к привычке. Привыкнуть можно ко всему, и даже научиться это любить. Прав Павлов со своей теорией условного рефлекса: в клетке меня больше держит привычка, нежели стальные прутья».

— Нельзя ли получить несколько крамблов вперед? — спросил он Глиммунга. — Хочу купить спортивную куртку и новую пару ботинок.

Фонограф вдруг с треском разлетелся на куски. Осколки, взвизгнув шрапнелью, едва не изувечили Джо. А посреди обручей из воды и огня возникла огромная, свирепая, искаженная злобой морда. Смутный девичий образ исчез, а то, что уставилось на Джо, пронизывало его, будто смертоносные лучи. Морда изрыгала проклятия на незнакомом языке. Джо отпрянул, потрясенный гневом Глиммунга. Обычные предметы, через которые Глиммунг только что действовал, рассыпались в прах. И кашемировая шаль, и даже два основных обруча. Стены подвала дрогнули, будто от подземного толчка. Раздался зловещий хруст, словно оседали древние руины. На пол посыпались обломки, а затем и сам пол раскололся, как сухая глина. «Боже милостивый, а Смит еще называл его дряхлым...» Дом рушился, летели кирпич и штукатурка. Кусок трубы крепко припечатал Джо по затылку. Джо явственно услыхал тысячеголосую песню ужаса.