такое подводное". Я говорю: "Пошел к черту, некогда мне с

тобой лясы точить". - "Ты куда спешишь?" - "В Новоселки", -

говорю. "А в корзине что шевелится? Живность какая-то?" -

"Обыкновенная кошка". - "А что, в Новоселках кошки

перевелись?" - "Да, - говорю, - на сегодня, считай, ни одной не

осталось". - "Куда ж они подевались?" - "А туда, где и моя

через полчаса будет, - в сельмаге. Привезли сто пар резиновых

сапог - на кошек дают. За каждую кошку - сапоги". - "Да ну?!" -

"Вот тебе и ну! Тут не до трепа, спешить надо, а то как

пронюхают - расхватают в один миг".

Смотрю, Юрка шагу прибавил, а через полчаса все наше

село всполошилось из-за кошек. Всех переловили. Бабы с

кошелками в Новоселки как угорелые мчались - за сапогами. А

в Новоселки дорога через деревню Пронцевку. Там видят -

паломничество. Спрашивают: "Вы куда это сломя голову?" - "В

сельмаг, сапоги на кошек дают". А сами - бегом, бегом, чтоб,

значит, не опоздать. Пронцевские видят такое дело - давай

тоже кошек ловить: дурной пример заразителен. Началась

целая катавасия: две деревни притащили в сельмаг больше

сотни кошек. Настоящий кошачий базар получился, - может,

единственный за всю историю. Продавец глаза таращит: "Вы

что, сдурели все сразу? Или я сам рехнулся?" И за усы себя

дергает. А бабы на него: давай сапоги - и баста! Смеху было!

Наконец поняли, что над ними подшутили. С досады

повыбрасывали кошек: надо было на ком-то зло сорвать.

Кошки поразбежались по всем Новоселкам, мяукают.

Пронцевские на наших баб набросились, - дескать, это они

смуту устроили. А наши сами не знают, кто первым панику

поднял. А потом доискались. Как пришли домой, так первым

делом Юрку к стенке приперли. Тот видит - дело плохо:

изобьют рассвирепевшие бабы. И всю вину на меня свалил:

мол, Богдан первоисточник паники. А я при чем? Я ни при чем:

сам же просил - сболтни, я и сболтнул.

- Выходит, это Юрка написал письмо?

- Может, и не он. Пожалуй, что не он. Скорей всего, Гапа

Пилипенко. Только она не из-за кошек. Там другая причина. -

Богдан смущенно повел глазами и замялся.

- Что за причина?

- Да ничего такого. Личное у нас. Другая кошка между

нами пробежала.

Посмеялся я, вспомнил свое деревенское детство и

отпустил Козачину. Ну что с ним поделаешь - такой уж он есть.

Глава третья

Зима уходила долго, нехотя. Для весны и времени

совсем не осталось. Словом, год был без весны, зима

сменилась летом. А лето в Завирухе известно какое: ходишь

день в плаще, два дня в шинели. Даже в тихую солнечную

погоду желающих купаться нет.

Живу я по-прежнему на своем корабле - он у нас

флагман, которым теперь временно командует Егор Дунев.

Обещают в августе дать квартиру в новом доме. Я не против -

хочется иногда побыть одному, спокойно поработать, почитать,

подумать, а то просто друзей пригласить. Читаю много.

Библиотека в клубе офицеров неплохая. Чего не могу сказать о

библиотекарше. Однажды я попросил Егора, опять-таки

"попутно", поменять мне Проспера Мериме на "Журбиных"

Кочетова.

- Не меняет, - весело сказал Дунев, возвратясь из

библиотеки. - Говорит, пусть сам придет.

Мне ничего другого не оставалось, как пойти и...

поругаться. В пути я готовил для нее резкие и не весьма

приятные слова. Но произнести их не пришлось:

библиотекарша была не одна. У деревянного барьера стояла

та длинноносая юная незнакомка, о которой я уже начал

забывать. Они о чем-то разговаривали. Я поздоровался сухо и

не очень приветливо.

- Вы опоздали, - сказала библиотекарша с подчеркнутой

любезностью и кивнула на девушку, в руках у которой я теперь

увидел "Журбиных".

- Жаль, - сказал я, не очень решительно взглянув в глаза

девушки, и прибавил: - Но есть надежда...

- Попросите Мариночку, может, она вам уступит, - не

очень деликатно подсказала библиотекарша.

- Пожалуйста, я могу потом, после вас, - учтиво

предложила девушка.

- Нет уж, сначала вы читайте, - запротестовал я и,

набравшись решительности, прибавил: - Только обещайте

передать книгу прямо в мои руки.

Девушка заулыбалась и сказала равнодушно и даже

удивленно:

- Обещаю.

Мы вышли вместе с ней и, задержавшись у афиши,

начали договариваться о встрече.

- Приходите завтра в кино на второй сеанс, - вдруг

предложила Марина. - Я принесу вам книгу.

- Так быстро? Вы же не успеете.

- Успею. Подумаешь - триста страниц.

Так состоялось наше знакомство.

Поздним вечером, вернувшись в свою каюту, я взглянул

на фотографию Ирины и первый раз увидел в ней жену своего

товарища, даже проще - замужнюю женщину. Чего я ждал от

нее? На что надеялся? Ждал, что однажды мне на пути

встретится девушка, удивительно похожая на Иру, и я буду

приятно поражен таким сходством?

Марина не была похожа на Иру решительно ничем, но я

радовался, ожидая свидания с ней. Я замечал, как в душе

начинал разгораться много лет спокойно и ровно теплившийся

огонек. Он вспыхивал, тревожил, отвлекал мысли, стараясь

завладеть мной целиком. Я немножко побаивался его, но

гасить не собирался.

На другой день купил два билета в кино на самый

последний ряд. Какой фильм шел, не помню: должно быть, не

соответствующий моему настроению. Я не следил за экраном,

а больше, правда украдкой, наблюдал за своей соседкой.

Когда мы вышли из клуба, я осторожно спросил ее, кто

она и почему ее давно не было видно на улицах нашей

Завирухи.

- Я полгода отсутствовала, на курсах была, теперь

работаю механиком на маяке, - охотно сообщила она и,

улыбнувшись, добавила: - Вам свечу. В летнее время мы

безработные, книги читаем. Зато зимой...

Да, зимой маяк светил круглые сутки... Я взглянул на

часы: без четверти одиннадцать, в Москве куранты скоро

пробьют полночь, а здесь солнце висело низко над морем,

должно быть над самым Северным полюсом, и не собиралось

уходить за горизонт. Небо играло причудливыми переливами,

точно северное сияние, море искрилось и сверкало

ослепляюще, чайки сновали в золотистых лучах между морем

и небом в каком-то неистовом восторге и, казалось,

размахивали то белыми, то сизыми, то огненно-рыжими

крыльями.

Простились у ее дома. На всякий, случай я спросил:

- Надеюсь, теперь вы никуда не исчезнете?

- А вы как хотите? - спросила она, с мальчишеским

задором глядя на меня и подчеркивая слово "как". Право, в ее

взгляде и в манерах было нечто мальчишеское, но милое и

трогательное.

- Я хочу, чтобы вы не исчезали: иначе с кем же мне в

кино ходить.

- Будет по-вашему, - бросила она и неожиданно быстро

ушла домой.

В этот вечер я уже не разговаривал с Ириной, вернее, с

ее фотографией. Я читал "Журбиных", останавливаясь на

пометках, сделанных ногтем, и был уверен, что это метки

Марины.

С Мариной мне было приятно и легко, и я искал с ней

встречи. Но чрезмерная занятость, - должно быть, вечный бич

моряков - не позволяла выкроить свободное время. Прошло,

наверное, дней пять, как мы не виделись.

И вот наступило долгожданное воскресенье. С самого

утра погода обещала быть более чем снисходительной:

светило солнце, ему не мешал тонкий слой разорванных

облаков, уснувших над самой головой. Весь горизонт был чист

и светел. Термометр показывал семнадцать градусов - для