Проходи, садись, я сейчас чай поставлю. Или кофе?

- Ни то, ни другое, - ответил Василий Иванович и

подмигнул: - А третьего не найдется?

- Найдется и третье. Тебе что, водки, вина, коньяка?

- И пива, владыко, - весело пошутил он, проходя в

гостиную. - Я тут тебе опять принес газеты и журналы. Вы же

питаетесь разной непотребной дрянью, вроде "Московских

комсомольцев" и "Комсомолок" да "Комерсантов".

- Мы еще и "Советскую Россию" выписываем.

- Это хорошо. А я принес "Аль Коде", "Завтра" и

"Молодую гвардию". Хочу, чтоб вы правду знали и не засоряли

мозги свои всякой тельавивской мерзостью, враньем. - Он сел

за стол. Таня подала ему закуску: соленые огурчики,

импортную ветчину, осетрину и рюмку коньяку. Посмотрев на

угощение иронически, полковник произнес со вздохом:

- Да-а, живет буржуазия.

297

И залпом опрокинул в рот коньяк. Закусывая,

поинтересовался:

- А теперь рассказывай, кто тебя наэлектризовал.

С отцом Таня всегда была откровенна, к нему иногда

обращалась за советом. С тех пор, как похоронил жену - мать

Тани - Василий Иванович почти постоянно жил на собственной

даче, а свою приватизированную трехкомнатную квартиру

сдавал германскому предпринимателю. Впрочем, сдавал

только две комнаты, одну оставил за собой, на тот случай,

когда приезжал в Москву. Таня не стала скрывать от отца

причину своей тревоги, рассказала и о вчерашних выстрелах и

о сегодняшнем телефонном звонке с угрозой. Василий

Иванович выслушал дочь молча. Размышлял, потирая лоб:

- Положение не простое, да и не новое: этого надо было

ожидать. И слово "жулик" не случайно. Очевидно, пообещал,

да не сделал.

- Но, папа, ты веришь, что Женя - жулик? - настаивала

Таня. Ей хотелось знать, в чем конкретно провинился муж и

перед кем.

- Да пойми ты, Танюша, они все одного поля ягоды, все

эти банкиры, президенты, генеральные директоры, все, кто в

одночасье разбогател, не честные люди. В том числе и твой

муженек. Честным трудом невозможно вот так сразу нажить

миллиард. Жулье. Вон по телевизору рекламируют какой-то

банк: "Программа жилья". А мне хочется прочитать "жулья".

Положеньице, конечно, не из приятных, но паниковать не надо.

Просто старайся сама быть осторожной и осмотрительной. Не

возвращайся домой поздно вечером. Не забывай всегда иметь

при себе газовый баллончик. А Евгению скажи, чтоб соблюдал

осторожность, не бравировал неуязвимостью. Что я могу еще

посоветовать? В милицию он, наверно, уже заявил, хотя толк

от этого едва ли будет.

Он долго не засиживался. Прощаясь, посоветовал

обратить внимание на стихи Николая Тряпкина в газете "День".

Стихотворение поэта-ветерана называлось "Давайте споем". В

нем Таня нашла строки, которые резанули слух своей

грубоватостью и вызвали невольную улыбку какой-то

мужицкой прямотой.

...Грохочут литавры, гремят барабаны.

У Троицкой Лавры жидовский шалман.

...........................

Огромные гниды жиреют в земле

И серут хасиды в Московском Кремле...

298

Так ответил русский поэт-патриот на циничную

провокацию сионистов, утроивших с благословения Ельцина,

Козырева, а, возможно, и патриарха иудейский праздник Ханук

в Кремле.

Телохранитель, здоровый парень, бывший работник

Московского уголовного розыска, проводил Евгения до самой

двери его квартиры. Раньше он провожал хозяина только до

лифта. Евгений своим ключом открыл дверь и окликнул Таню.

Она вышла в прихожую молча, устремив на мужа

вопросительный взгляд, в котором Евгений уловил искорки

подозрения.

- Ты в порядке? - произнес он дежурную фразу,

позаимствованную из американских фильмов, и проскользнул

мимо нее в ванную. Ему не хотелось раздражать ее лишний

раз запахом дорогих духов, принесенном от Любочки. На эту

тему раньше у них был неприятный разговор, но Евгений

всегда отделывался одним и тем же объяснением: "Не могу же

я запрещать своим сотрудницам пользоваться духами".

Однажды Таня поверила, а потом, не желая предаваться

подозрениям, перестала обращать на это внимание.

Спросила:

- Ужинать будешь?

- Попью чайку. И ты со мной за компанию, - ответил он,

стараясь казаться усталым и озабоченным. Сообщение Тани

об анонимном звонке выслушал рассеянно и равнодушно. И

заключил: - Все это, Танюша, мелочи. Главное в другом, в

служебном. Допустили мы серьезные просчеты, выплачивали

непомерные проценты и многое другое. Появилась реальная

угроза краха, банкротства. Понимаешь?

Он смотрел на нее пристально, точно ждал от нее совета

или помощи. После продолжительной паузы она спросила:

- А выход? Есть какой-то выход? Что думаешь

предпринять?

Евгений ждал этот вопрос, потому уже заранее, еще

днем приготовил на него ответ. Он понуро уставился в чайную

чашку и, не поворачивая головы, произнес:

- Пока что надежда на Анатолия Натановича.

Единственная надежда, - повторил Евгений и, подняв

опечаленные глаза на жену, сообщил: - В субботу мы

встретимся с ним у нас. Так что, пожалуйста, постарайся

принять его поприличней, как и положено персоне его уровня.

Договорились? - Взгляд покорный, умоляющий, мол,

299

пожалуйста, пойми, что это единственный шанс, последняя

надежда.

И хотя Таня не очень разбиралась в банковском бизнесе

и вообще в служебных делах мужа, она все же догадывалась,

что дело серьезное, и тучи, сгущающиеся над головой

Евгения, могут разразиться сокрушительной грозой. В то же

время тонким чутьем наблюдательной женщины она

догадывалась, что надежда на Ярового тщетна, что этот

человек с алчным взглядом задумал какой-то коварный

замысел. Нет, она не ощущала опасности для себя со стороны

Анатолия Натановича - просто он был ей противен. И она

спросила, ровным, без интонации голосом:

- А если Яровой не поможет?

Евгений ответил не сразу. Он хотел понять смысл ее

вопроса: "не захочет"? или "не сможет"?

- Тогда придется идти на крайнюю меру, - решительно

сказал Евгений и цепко уставился на Таню, выдержав паузу,

уточнил: - Бросать все к чертовой бабушке и сматываться за

бугор. С деньгами, конечно.

- С чужими. - В ее голосе прозвучала ирония. Евгений

проигнорировал неприятную для себя реплику, потому что Таня

не столько спрашивала, сколько утверждала, и была права. Он

понимал, что произнес трудные, пожалуй, трагические для

жены слова. Больше сказать ему было нечего и он поднялся

из-за стола, чтоб уйти от болезненного разговора, но Таня

задержала его прямым вопросом:

- Это твое твердое решение или нечто вроде совета?

- Танюша, конечно же, совета, - взволнованно заговорил

он. - Все надо взвесить, пока что это предположение, но надо

быть готовым к худшему, чтобы вовремя принять трудное, но

единственно верное решение. На днях я еду в Англию по

своим делам, надо навестить Егора, и заодно по просьбе

Анатолия Натановича. Там, возможно, по пути я заверну в

Испанию и попытаюсь присмотреть для нас приличную хижину

где-нибудь на берегу теплого моря.

Евгений считал, что такая соблазнительная перспектива

утешит или, по крайней мере, успокоит Таню. Но он ошибся:

Таня сходу отмела ее.

- Скажу сразу, чтоб ты не заблуждался: я из России ни на

теплые, ни на холодные воды не поеду.

- Детка, не надо так сразу, подумаем, взвесим. Из двух