"Спешит, торопится накалить себя, - решил Алексей Петрович
и, сделав один глоток, поставил рюмку.
- Вы воздерживаетесь? Наверно, в свое время не
пропускали, - сказала она и с наслаждением опорожнила
вторую рюмку. - Открывайте шампанское. Люблю этот
божественный напиток. И чтоб обязательно с выстрелом.
Иванов выстрелил, медленно, наполнил ее фужер, себе
не стал, сказав, что у него от шампанского болит голова. Она
не настаивала, поболтала ножом в фужере, выпустив воздух, и
выпила залпом. Потом уставила на Иванова прямой, слегка
прищуренный, полный любопытства взгляд, медленно
заговорила:
- Вы, Алексей Петрович, смотрите сейчас на меня
нехорошо. Осуждаете. И ошибаетесь. Да, да, не возражайте, я
знаю, что вы думаете. Развратная бабенка набросилась на
32
первого встречного, ну-ну и все такое. И ошибаетесь. Я в
мужиках не нуждаюсь, вокруг столько бродят молодых
здоровых кобелей, разных кавказцев, кооператоров с тугими
кошельками и цинично зазывают. А мне это не нужно. Мне
душа нужна. Вот вы, Алексей Петрович, очень красиво о
любви вчера говорили. Просто сердце радовалось, когда я
смотрела на вас и слушала. И глаза ваши светили такой
добротой. У вас красивые глаза, неотразимые. - Она
захмелела. - Извините меня за нескромность: у вас, наверно,
нет отбоя от поклонниц?
- Поклонниц? - Он ухмыльнулся. - С какой стати? Я ж не
артист и на телевидение меня не приглашают. Да и зачем.
- И любовницы у вас нет? - с деланным удивлением
воскликнула Инна.
- И любовницы, и дачи, и машины, и даже собаки нет.
- И машина, дача, собака - совсем не обязательно, -
рассудила Инна. - Но чтоб такой интересный, как вы, мужчина
и без любовницы - даже не верится. В наше время это какая-то
анамалия. Тем более не женатый. Сейчас все женатые имеют
любовниц.
- У вас есть муж? - перебил ее монолог Иванов.
- Есть. Аркаша. Аркадий Маркович.
- И у него есть любовница?
- Думаю, что да. Хотя меня это совсем не интересует. Мы
спим в разных комнатах. Такие отношения нас вполне
устраивают.
- Он кто? Ваш муж?
- Профессор.
- Каких наук?
- Сексологии.
- Сексологии? - переспросил Иванов. - А разве есть
такая наука? Впервые слышу.
- Сейчас это самая модная, модней электроники и
разной там кибернетики. Самая престижная среди мужчин
вашего возраста.
- Боюсь, что нашему возрасту уже никакая наука не
поможет.
- Не скажите, - возразила она и наполнила свой фужер
шампанским. - Вы просто не в курсе. Как говорит мой Аркаша:
"Нет мужчин импотентов, есть неграмотные в сексуальном
отношении женщины".
- Вы ему изменяете? - спросил напрямую.
33
- Чем я хуже других? Он у меня теоретик сексологии. Как
практик он ничего из себя не представляет.
- Он знает, что вы работаете натурщицей?
- Конечно, нет. Зачем ему знать? Если б он знал - мы бы
с вами не встретились и я бы не имела счастья познакомиться
с очень интересным человеком, талантливым скульптором.
Поверьте - это искренне, от души.
А он не верил. Он смотрел в ее пылающее лицо и
алчущие глаза и думал: "Нет, не верю. Так ты говорила всем
мужчинам, с которыми спала". И без всякого перехода:
- Скажи - хорошо быть женой сексолога?
Она не поняла смысла вопроса, ответила улыбнувшись:
- Я ж сказала - он теоретик.
- Муж теоретик, жена практик. Чем не мелкое
предприятие. В духе времени. - Он не хотел ее уязвить, но она
сделала оскорбленное лицо и потянулась за бутылкой
шампанского. Наполняя фужер, заговорила тоном обиженного
ребенка:
- Мы говорим о разном, и вы не хотите меня понять. Дух
времени. Смотря что понимать. Если бардак, который устроил
в стране Горбачев, - это одно. А секс - совсем другое. Мы
живем в век сексуальной свободы. Секс был всегда, он правил
миром. Только раньше он был не свободным, подпольным.
"Да у нее своя философия", - подумал Иванов и сказал:
- А что, любовь и секс - это одно и то же?
- Пожалуйста, сядьте сюда, рядом со мной. Я вам отвечу.
Отвечу на все ваши вопросы. Вы обещали ответить на все мои
вопросы. Но сначала я отвечу. Секс и любовь - это разное. -
Ответила она нетвердо. - Секс - это конкретно, когда двое в
постели и оба счастливы, обоим хорошо. А любовь - это что
такое? Абстрактное, эмоции, лирика. В конце концов все эти
вздохи при луне имеют одну цель - приготовить постель.
- Выходит, любовь вы отвергаете, как мираж? - сказал
Иванов, перейдя на диван рядом с ней.
- Совсем не значит. Я тоскую по ней, мечтаю, жажду.
Когда вы говорили о любви... Как вы говорили! Вы настоящий
человек, святой человек... - Язык ее уже начал заплетаться.
- Если святой, тогда молитесь, - шутливо сказал он.
- И помолюсь. И расцелую. Можно вас расцеловать?
И не дожидаясь согласия, она размашисто обхватила его,
горячо, напористо впилась губами в его губы, и они оба
повалились на мягкую постель. Она прижалась к нему горячим
крепким и упругим телом, награждая обжигающими поцелуями
34
губы, глаза, щеки, лоб, уши, шею. Иванов не противился.
После он не мог вспомнить, как и когда он очутился в костюме
Адама, - сам ли он, Инна, ангел или демон сорвали с него
одежду, оставив, в чем мать родила. От двух рюмок выпитого
им коньяка он не то что не был пьян, но даже не захмелел.
Другое, прежде неизвестное ему состояние охватило его,
словно он витал в какой-то неизведанной сфере телесного
блаженства и не было на его теле ни одного дюйма, которого
бы не касались словно наэлектризованные пальцы Инны и ее
обжигающие губы. И этот огонь проникал на всю глубину его
плоти. Она была неистощима в своем искусстве, и он
мысленно и с восторгом повторял: себе: "Жена сексолога,
жена сексолога" под аккомпанемент тихого шепота ее
ласковых и нежных слов. Ему хотелось как можно дольше
испытывать это блаженство, продлить его до бесконечности.
Он почти физически чувствовал, ощущал и ее состояние
экстаза, безумства, словно вся она превратилась в шквал
испепеляющего, страстного и волшебно-сладостного огня,
которому нет ни названия ни объяснения. И когда,
обессиленные и умиротворенные, они на минуту притихли, он
вспомнил свою жену Светлану, равнодушно-вялую, холодную,
без страсти и огня, и его уязвило тоскливое чувство жалости к
самому себе за что-то потерянное давно и безвозвратно. Тогда
он уже вслух произнес: "Жена сексолога. Чудеса!" И улыбнулся
прямо ей в лицо счастливой улыбкой. А она продолжала
нашептывать ему приятные для слуха слова, какой он
необыкновенный, не похожий на других. "Сколько ж ты знала
этих, "других", которым шептала эти же слова, которых так же
осыпала поцелуями?" Мысль эта невольно задела. А она все
шептала:
- У тебя нежная шелковая кожа. Поразительно, что у
мужчины была б такая нежная кожа.
После таких слов он провел рукой по ее груди и животу и
вдруг почувствовал, что у нее совсем не шелковая и не нежная,
а грубая, даже как будто шершавая кожа. Он отдернул от нее
руку и как-то невольно стал ощупывать свою грудь. И этот жест
Инна восприняла по-своему.
- Ты не беспокойся, никаких следов, никаких фингалов я
не оставила, - вдруг сказала она, неожиданно перейдя на
деловитый тон, который был здесь совсем неуместен и
огорчителен.
- А я и не думал беспокоиться, - сказал он с вызовом. -
Мне техосмотр никто не делает.
35
- Это я к тому, чтоб ты мне не оставил фингалов,