натренированным голосом, в котором слышалось твердое

убеждение в доказанности вины подсудимых. Как и на

следствии, Полозов не признал себя виновным в совершении

взрыва в квартире Андреевой с целью преднамеренного

убийства. Правда, здесь он не стал отрицать, что встречался с

Соколовым и Андреевой в ее квартире, но с единственной

целью: предупредить Соколова и Андрееву, чтобы они

прекратили преследование Наташи.

- Соколов склонял мою невесту Наташу к сожительству, -

говорил суду Макс. - А его любовница Андреева знала об этом

и из ревности всячески третировала и травила Наташу,

подбивала Соколова уволить ее с работы.

- Вам передавала ключи от квартиры Андреевой

подсудимая Голопупенко? - спокойно спросил Силин.

- Нет, - твердо и самоуверенно ответил Макс.

- Подсудимая Голопупенко, на следствии вы заявили,

что передали ключи от квартиры Андреевой подсудимому

Полозову. Вы подтверждаете свои показания? - спросил

Силин.

- Нет, - тихо ответила Наташа, потупив взгляд.

- Значит ли это, что на следствии вы давали ложные

показания, попросту говоря - лгали? Или вы лжете сейчас,

выгораживая подсудимого Полозова? - чеканно спросил

Силин. Он предвидел такой поворот: это был довольно

распространенный метод в судебной практике, когда

403

обвиняемый или свидетель отказывались от своих показаний,

данных на предварительном следствии. Он даже

предугадывал ее ответ, и был прав. Подсудимая, все так же

потупив взгляд, сказала:

- Это следователь все сочинил и дал мне подписать.

- И вы подписали. Значит, вы были согласны с тем, что

подписывали?

- Я не читала, я просто расписалась, - после некоторой

паузы ответила Голопупенко.

Силин не сомневался, что подсудимая лжет, что на

следствии она говорила правду, а теперь меняет свои

показания по подсказке или под угрозой, переданной ей через

адвоката. Он спросил:

- Вы знали, что Полозов встречался с Соколовым и

Андреевой на ее квартире?

Видно, вопрос этот застал Наташу врасплох. Она

растерянно переглянулась с Максом и не знала, что сказать.

Силин напомнил:

- Подсудимая Голопупенко, вы поняли мой вопрос?

Отвечайте.

- Он мне что-то говорил... Я не помню, - запинаясь,

произнесла Наташа.

- Полозов по вашей просьбе встречался с Андреевой и

Соколовым?

И снова после длительной паузы тягуче ответила

Наташа:

- Ну, я говорила... мы с Максом разговаривали...

- О чем разговаривали?

- Ну, что Соколов пристает ко мне. - Это у нее сорвалось

непродуманно.

Быстрый вопрос Силина:

- Вы сожительствовали с Соколовым?

- Ну, было... В самом начале... До Андреевой.

- Вы ревновали к Андреевой?

- Я ее ненавидела, - опять сорвалось у Наташи.

- И решили отомстить ей и ее любовнику Соколову?

- Макс хотел... припугнуть...

- И попросил у вас ключи от квартиры Андреевой?

- Никаких ключей я ему не давала, и он не просил у

меня. У меня их и не было. Откуда?

Похоже, она опомнилась и брала себя в руки.

- Вы знали, каким образом Полозов хотел припугнуть, как

вы выразились, Соколова и Андрееву?

404

- Поговорить с ними.

- То есть, пригрозить?

- Ну, я не знаю.

Задав еще несколько вопросов подсудимым, Силин

предоставил слово обвинению и защите.

Таня рассеянно слушала прокурора и адвоката: она

думала о Евгении, о том, как подло он изменял ей и с Наташей

и с Любой. "Почему? Чем я хуже их, в чем их превосходство?" -

мысленно спрашивала она себя и не находила ответа, а

втайне думала: неужто все дело в постели? в сексе? И в эти ее

размышления врывались жесткие слова прокурора,

убедительно доказывающие факт преднамеренного убийства,

и требующего высшей меры наказания для Максима Полозова

и пяти лет лишения свободы для соучастницы преступления

Голопупенко. Прокурор высказывал подозрение, что Полозов

принадлежит к преступной группе террористов, имена которых

он отказывается назвать и тем самым усугубляет тяжесть

своего преступления, что влечет за собой высшую меру

наказания. Он как бы подсказывает обвиняемому: назови

своих соучастников, и суд учтет это при определении

приговора. Прокурор считал абсолютно доказанным, что

Голопупенко выкрала у Андреевой ключи и передала их

Полозову. Она знала, что ключи эти будут использованы в

преступных целях, уж если и не для террористического акта, то

для ограбления. Перед судом она неискренна и лжива, и своей

преднамеренной ложью она пытается выгородить подсудимого

Полозова, совершившего тягчайшее преступление. И в этом

ее главная вина.

Последние слова прокурора всколыхнули что-то в

сознании Наташи, перевернули события и факты с головы на

ноги. До нее дошло, что главное ее преступление не в том, что

она выкрала ключи и передала их Полозову, совсем не думая,

зачем они ему нужны. Главное же ее преступление

заключается во лжи, в отказе от показания, данного на

следствии. И за это ей сулят пять лет за колючей проволокой.

И сердце ее запротестовало: "Нет! Нет, только не это!" И она

уже не смогла сдерживать себя, обратив взгляд на судей, она в

истерике воскликнула:

- Нет! Я хочу сказать правду! Дайте мне слово.

Зал затаил дыхание. Силин спокойно сказал:

- Говорите.

- Я лгала тут в суде. Это насчет ключей. А следователю

я говорила правду и подписала. Я взяла у Андреевой ключи и

405

передала Максу. Он у меня попросил. Я не знала, зачем нужны

ему ключи.

И всю антипатию, которую питала к Наташе Таня, как

ветром сдуло. Чуткое сердце ее отличало правду от лжи,

внутренне она негодовала, слушая ложь, она жаждала правды,

и вот эта девчонка, испуганная, загнанная в угол лгунья, нашла

в себе мужество сказать правду. И только за одно это Таня

прощала ей все ее грехи.

Таню, впервые присутствующую в суде, удивили

выступления адвокатов, особенно защитника Полозова, вину

которого он бездоказательно, голословно оспаривал. Мол, не

доказано, что он имел ключи от квартиры Андреевой и,

следовательно, не он подстроил взрыв. Адвокат Наташи

характеризовал ее, как жертву ревности, и ее желание мстить

сопернице и начальнику-вымогателю было вполне

естественным и по-человечески оправданным. Что же касается

ее отказа от прежних показаний, то объяснения ее вполне

правдивы: девчонка была напугана следователем и в

состоянии шока поставила свою подпись под протоколом

допроса, не читая его и не думая о последствиях. Таким

образом, он обвинял следователя в подлоге.

Но неожиданный возглас Наташи "хочу сказать правду!" и

ее новые показания, подтвердившие данные на следствии,

спутали карты адвокатов и свели на нет все их и до того

неубедительные аргументы.

Таня внимательно наблюдала за Силиным. Его властный

и вместе с тем спокойный голос решительно обрывал нелепую

перепалку между прокурором и адвокатами, отметал или

удовлетворял протесты сторон. Во всех его репликах

чувствовалась беспристрастность, желание установить истину.

Его выдержка, спокойная реакция на явную ложь и на увертки

обвиняемых приятно радовали Таню. Она представляла, как

трудно судье принять единственно правильное решение и не

ошибиться: ведь речь идет о человеческих судьбах, о жизни и

смерти. Она попыталась поставить себя на место судьи: как

отнестись к показаниям подсудимых, к доводам прокурора и

адвокатов, и в конце концов, кому верить?

Трезво и взвешенно думал и Силин. Еще до выступления

прокурора он был убежден, что субъектом террористического