своего вопроса, вызвавшего недоумение англичанина. Сбитый
с толку, он с сострадальческой учтивостью ответил:
- Его поглотило море. Тела их остались на дне морском.
- Да, да, на дне морском, - машинально повторила Таня
тихим сухим голосом и сжала ладонями голову.
У "Метрополя" ей подвернулось свободное такси, и уже в
десять вечера она была дома. Первое, что ей попалось на
глаза в квартире - фотография Егора на стене в позолоченной
изящной рамочке. Он сфотографировался перед отъездом в
Англию. Серьезный белобрысый юноша, коротко
постриженный, с живо блестящими, темными, как у матери,
глазами проницательно смотрел на Таню. И она не выдержала
этого взгляда, она заплакала, слезы залили ее лицо, но
плакала она беззвучно, размазывая слезы по щекам.
Мысленно она причитала: "Сыночек мой родненький, кто ж
тебя послал на погибель, и даже могилки нет. . и никакого
следа... Я ж просила тебя, уговаривала: оставайся в Москве..."
Она, конечно же, во всем винила Евгения: это он соблазнил
мальчика и настоял на своем. Она была в полной
растерянности и подавленности. Удар словно парализовал ее,
она была разбита и измучена. Надо было что-то делать, что-то
предпринять, с кем-то разделить свое великое горе. Самым
близким у нее был отец, и она потянулась было к телефону, но
передумала: уже поздно, а он, конечно, услыхав такое,
немедленно ворвется. Наземный транспорт ходит плохо, в
вечерние, особенно поздние часы, в Москве не безопасно. И
все же, пораздумав, решила: метро работает до полуночи, он
доедет до ВДНХ, а тут от метро до их дома каких-то семь -
десять минут пешком. И она позвонила.
Время ожидания отца тянулось невероятно долго,
состояние отчаяния оттеснило страх, который преследовал ее
в последние дни. Ей казалось, что с потерей сына она
потеряла смысл своего существования: Евгения она начисто
вычеркнула из своей жизни. Она не станет с ним
разговаривать, выслушивать его лживые объяснения. О, как
язвила, унижала ее ложь!
Василий Иванович приехал примерно через час. При нем
она разрыдалась, пытаясь сквозь рыдания произнести какие-
то слова: внучек, любимец дедушки, его надежда... Лицо ее
344
побледнело и осунулось, она была в полном изнеможении. На
отца смотрела безучастно, лишь только судорожно
всхлипывала.
Василию Ивановичу шел семьдесят второй год, но он для
своего возраста выглядел молодцом. Высокий, с седой
шевелюрой и такими же седыми усами на румяном лице,
ровный и вежливый со всеми, он еще не отказался от давней
привычки следить за своей спортивной формой и ежедневно
занимался физзарядкой. По натуре он был молчалив,
уравновешен, тверд в своих убеждениях, со своими близкими и
друзьями внимателен и заботлив. Большие, темные, как и у
дочери, глаза его всегда лучились добротой. Человек сильного
характера, он умел владеть собой даже в самые роковые
минуты. Конечно же, он не мог найти утешительных слов, но
он все же сумел убедить дочь взять себя в руки и найти способ
связаться с Евгением, который, по словам Тани, находится в
Испании со своей любовницей. Ни Василий Иванович, ни Таня
не знали, зачем именно надо было связаться, да еще срочно, с
Евгением, - лишь ради того, чтоб он неделей раньше, чем
прибудет в Лондон, узнал о гибели сына? Но Таня почему-то
ухватилась за эту мысль и позвонила домой секретарю
Евгения и спросила, не оставил ли он адреса, по которому
можно связаться в случае чрезвычайных обстоятельств.
Наташа отвечала не очень любезно и с язвительным намеком
сообщила то, о чем она узнала от Ярового.
- Испанского адреса Евгений Захарович не счел нужным
оставить, - ответила она и полюбопытствовала: - А что-нибудь
случилось?
- Случилась беда, непоправимое горе, - ответила Таня,
сдерживая рыдания, и положила трубку.
И не отдавая себе отчета, она тут же позвонила Яровому
с тем же вопросом. Но в отличие от разговора с Наташей
Анатолию Натановичу она сообщила о гибели сына. Яровой
принес свои соболезнования, но помочь ничем не мог,
поскольку и он не знал, где и как можно отыскать в Испании (а
может в Италии или Франции?) русского путешественника.
С отцом они проговорили до полуночи. Василий
Иванович сокрушался:
- Эх, Евгений, не послушался нас...
- Не напоминай его имя, папа, с ним все покончено. Раз
и навсегда.
Отец не стал вмешиваться в эти дела, мол, разберутся.
Он лишь посоветовал:
345
- Тебе бы надо на несколько дней взять отпуск. За свой
счет или в счет очередного. Ты же не была в этом году?
- Да, я возьму отпуск. Очередной, - согласилась Таня.
- А завтра давай-ка поедем на дачу. Там сейчас славно.
На природе оно... знаешь... Природа - она и тело и душу
исцеляет, - предложил Василий Иванович.
Василий Иванович остался ночевать. Для отца и дочери
это была бессонная ночь, протекавшая в мучительно
тревожной дреме с кошмарными сновидениями. Тане снился
Егор не тем, каким она видела его перед отъездом в Англию, а
малым ребенком, еще дошкольником, ласковым и озорным.
Уже под самое утро в полудреме ей приснилась огромная
толпа возле подъезда их дома, агрессивная, ожесточенная.
Они угрожающе размахивали разными предметами в сторону
их окон и кричали: "Жулик, негодяй, вор, верни наши деньги!"
Она не сразу сообразила, что все это значило, но потом
поняла, что это все вкладчики "Пресс-банка" и угрозы их
адресованы Евгению. Она вышла на балкон, чтоб сказать
людям, что Евгения нет дома, что он уехал в дальнее
зарубежье, но толпа еще сильней разъярилась и грозила ее
убить, если она не вернет деньги. Она не знала, не имела
понятия, что может сделать, и просыпалась в холодном поту.
Утром она позвонила шоферу и попросила его отвезти ее
и Василия Ивановича на дачу. Шофер по ее опухшим от слез
глазам понял, что с хозяйкой что-то неладное, но из
деликатности не стал задавать лишних вопросов, но указал,
что он у них работает только до возвращения Евгения
Захаровича, а потом уйдет. Место он себе уже подыскал, пусть
с меньшим заработком, зато безопасное, безо всякой степени
риска. Таня на это никак не отозвалась, а Василий Иванович,
хотя и догадывался, что имел в виду шофер, все же спросил:
- Саша, а о какой степени риска ты говоришь?
- О самой обыкновенной, Василий Иванович: я не хочу
быть пристреленным случайно, за компанию.
- Да, конечно, - понимающе обронил отставной
полковник.
Когда приехали на место, Таня сказала шоферу:
- Пока не уезжайте, Саша, отдыхайте на природе:
возможно к вечеру уедем в Москву.
- Зачем в Москву? - удивился Василий Иванович. -
Поживи тут несколько дней.
- Нет, папа, а вдруг Евгений... - Она осеклась, печально
взглянув на отца.
346
- Но у него же есть ключи от квартиры, - напомнил
Василий Иванович. Ему не хотелось оставлять дочь одну в
таком состоянии, в то же время он понимал ее и считал
бесполезным уговаривать. Авось к вечеру передумает и
останется.
Дача у Василия Ивановича добротная, деревянный сруб
из бруса с верандой, а главное, уютная, две зимние комнаты
внизу, две летние наверху, да маленькая прихожая и такого же
размера кухонька. Зато постоянный газ и паровое отопление -
великое благо для дачника. Участок ухожен, много зелени и
цветов. Таня любила отцовскую дачу, здесь она выросла,
провела здесь и детство и юность. Росла вместе с молодыми
яблонями и вишнями. Последние теперь полыхали пышным
