А Колька тем временем вспомнил, что верно, такое несколько раз и случалось. В метро и на кладбище, причем на кладбище у него не то что пальцы, а вся кисть руки тогда заледенела. Стало быть, это маячок был, а он-то подумал…

Пал Палыч глянул на Кольку и внезапно спросил его:

– Ну, откуда они выходили на охоту?

«А я знаю?» – чуть не ответил Колька, но промолчал, походил вдоль кирпичной кладки, проваливаясь местами в снег, и понял, что, скорее всего, это место тут, рядом с этим чахлым деревцем. Откуда пришло это знание, он не понял, но решил, что интуиция есть интуиция. Не стоит с ней спорить.

– По ходу, здесь, – ответил Колька оперативнику и успел увидеть одобрительную улыбку, скользнувшую у того по лицу.

– Верно, – подтвердил Пал Палыч. – Следов, по крайней мере визуальных, здесь нет, да и быть не может. А вот эманации зла еще остались, и ты их учуял на уровне рефлексов. Молодец, со временем хорошим оперативником можешь стать.

– И чего теперь? – Кольке была приятна похвала коллеги, что уж тут скрывать. – Ну вот эти эманации остались, но мы же сами сквозь забор не пройдем?

– Конечно, сами не пройдем, – не стал спорить оперативник. – И по этой причине позовем-ка мы к себе сюда проводников.

Пал Палыч достал из сумки, висящей на плече, какую – то запечатанную мензурку, вынул из нее пробку, пробормотал себе под нос что-то на неизвестном Кольке языке и плеснул мутную жидкость на забор.

Снежная пелена окутала место, куда попало содержимое мензурки, повисела там около минуты и опала, оставив что-то вроде марева, сквозь которое было видно деревья на той стороне забора, так, будто в нем дырку пробили.

– Ух ты! – Колька аж открыл рот. – А это чего это?

– Цыц! – жестко произнес Пал Палыч. – Стой, смотри и молчи.

Марево колыхнулось, и сквозь него прошли две старушки, самые что ни на есть обычные, в черных платках, сгорбленные, разве что только без авосек в руках и одетые как-то очень легко, не по сезону, в шерстяные кофты, длинные юбки и платки, полностью скрывавшие лица. А вот верхней одежды не наблюдалось вовсе – ни пальто с побитыми молью воротниками, ни пуховиков китайских, универсальных. Колька хотел было этому удивиться, но тут заметил, что старухи эти еще вроде как слегка прозрачные, сквозь них забор проглядывает. Тут и понял он, кто прошел через марево и на их зов пожаловал.

Да еще и холодом его обдало изрядно. Когда старухи прошли сквозь эту пелену, к обычному зимнему ознобу добавился какой-то другой, странный, незнакомый до этого, он как будто обжигал парня изнутри и колол тысячей иголок.

Крючковатые носы, торчащие из-под платков, слегка зашевелились. Возникало ощущение, что эти существа принюхиваются, так же как голодный человек с удовольствием вдыхает запах еды.

– По какому праву вы сегодня забрали тех, кто принадлежит этому миру? – негромко, но очень отчетливо проговорил оперативник. – По какому праву или по чьей воле?

– Они пошли с нами добром, – сказала та старуха, что стояла слева, голос у нее был глухой и какой-то дребезжащий. – Они сами дали нам власть над своими именами.

Она явно не оправдывалась, а просто деловито сообщала то, что сделанное есть ее право. Право мертвого на жизнь живого.

– Они дети, зла не делавшие и его не ведавшие, нет у вас власти ни над именами их, ни над волей, ни над судьбами, – грозно сказал оперативник. – И вы знаете, что вам грозит за такое бесчинство.

– Нам не нужно разрешение для того, чтобы получить чью-то жизнь, – ухмыльнулась правая старуха. – И ты это прекрасно знаешь, судный дьяк.

– Знаю, – согласился Пал Палыч. – Но знаю также, что грозит вам за то, что три невинные души забраны были обманом. И не сомневайтесь, весть об этом будет донесена до нужных ушей.

Старухи гадко заулыбались, а Колька в этот момент приметил, что внутри у них не только прозрачность имеется, но и чернота какая-то, будто сгусток тьмы или клякса чернильная там сидит.

– А что твой спутник молчит? – вдруг сказала левая старуха. – Как тебя зовут, молодец?

Колька по простоте душевной и по привычке чуть было не брякнул свое имя, на что, видать, у подлой старушенции и был расчет. Но – удержался и только зубом цыкнул, – мол, не про твою призрачную душу имя мое.

– Хитер да умен – два угодья в нем. – Правая старуха прищурилась. – Ладно, пусть так, о твоем спутнике, судный дьяк, мы после поговорим. А что до деток малых – твоя воля. Иди, да и забери их, коли сможешь. Как идти да куда – ты знаешь. И что там тебя ждет – тоже.

Старухи дружно повернулись и убрели обратно, в марево. Пал Палыч вздохнул и двинулся за ними, Колька же последовал за старшим товарищем.

– Ты куда? – Оперативник повернул голову и шикнул на него. – Здесь оставайся!

– Вот еще. – Колька нахмурился. – А если что – кто спину тебе прикроет?

Пал Палыч явно сначала хотел еще раз ругнуть Кольку за настырность, но по его виду понял, что тот скорее помрет, чем отступит.

– За мной идешь, след в след, и там ни полслова с кем-то кроме меня. Понял? – сурово приказал он парню. – Отвечай уже!

– Чего не понять, – ответил Колька, обрадованный тем, что его не послали куда подальше. Хоть и жутковато, конечно, лезть в эту дрожащую белесой дымкой дыру, но ждать здесь Пал Палыча куда жутче. Или, не приведи Господь, потом всю жизнь себя корить, что с ним туда не пошел…

Никаких эмоций при прохождении сквозь дырку в заборе Колька не испытал, сначала ничего не почувствовал, а после не до того стало, уж очень забавно все с другой стороны выглядело. Забавно, странно и неправильно.

Во-первых, тут была не зима – здесь была осень, причем поздняя – деревья лысые стоят, снега нет и небо серое. Во-вторых, – тут почему-то был вечер, хотя с той стороны уже была почти ночь. И, наконец, в-третьих, – здесь дома по-другому не только стояли, но и выглядели. И людей совершенно не было. Ну что значит по-другому? Не так, как в том мире, откуда Колька только что пришел.

– Палыч, а это как так? – прошептал он, уже забыв, что ему оперативник наказывал.

– Это? – Пал Палыч внимательно оглядывался вокруг. – Это, приятель, другая реальность. И если ты меня еще раз по имени или отчеству назовешь, я тебя в ней брошу навсегда, дурака такого.

– Ой, блин. – Колька искренне расстроился своей глупости. – Я не подумал.

– А вот в это сразу верю, – не усомнился Пал Палыч. – Мы с тобой сейчас в другом городе, в другой Москве, в той, где время остановилось навсегда. Время, друг мой, оно странная штука. У нас, там, оно идет и не останавливается, минута за минутой, час за часом. Но это не значит, что каждая из прошедших минут исчезает бесследно. Представь себе аппендикс – раньше или позже он набивается всякой чепухой, воспаляется и его удаляют. Вот и у времени есть такой аппендикс, в нем оседают какие-то образы, дела, воспоминания. И в том числе призраки, которые являются населением этой реальности. Наверх их не взяли, вниз тоже, а быть им где-то надо, вот они и облюбовали эту местность. Тут тихо, спокойно и в нашу реальность шастать можно, при благоприятном сочетании звезд. Слава небесам, что такое бывает нечасто. Хотя, конечно, не все призраки живут тут – кто-то прикован к своему бывшему жилищу или, например, просто не желает здесь быть. И вот еще – не все они агрессивны, не все местные жители норовят человека прикончить, ты это помни. Не все – но очень многие.

– А эти старухи?

– А это такая погань, которую обязательно надо уничтожать, – очень серьезно сказал ему Пал Палыч. – Но здесь у нас на это шансов нет, может, потом их выцепим и развоплотим. Да и не до них сейчас, надо выручать ребятишек.

– Сначала их найти надо, – растерянно сказал Колька. – Вот только как?

– А ты приглядись. – Оперативник ткнул пальцем в булыжную мостовую, на которой они стояли. – Повнимательней глянь.

Колька уставился на серые камни и увидел три светящиеся ниточки, причем если одна из них светилась более-менее ярко, то две других еле мерцали.