— Может, обойдемся? — процедил капрал. — Что, сам уже дорогу к той стене не найдешь?

      — Может, мне хочется! — усмехнулся Лес, кончиками пальцев пробегаясь по его вискам и концентрируясь. — Вот так неприятно?

      Тейт пожал плечами и закрыл глаза.

      А Лес привычно свернул свое сознание в шар и проник в его разум. Стену нашел на этот раз быстро и без всяких негативных эмоций со стороны Тейта. Даже целовать не пришлось. К сожалению. На свежую голову осмотрев магическую структуру заклинания, он еще раз убедился, что так просто тут не пройдешь. Надо хитростью. Чтобы убрать блок, потребуется немало времени, те, кто наложил это заклятье, были мастерами своего дела, но проникнуть за эту стену Лес мог. Если бы хорошенько подумал. Рассматривая барьер, он понял, что с самого начала подошел к решению задачи с неправильной стороны. Следовало сформировать из своего сознания не шар, а змейку. Благо, что браслет-артефакт теперь взял на себя функцию концентрации, сэкономив ему магические силы на том, чтобы поддерживать свое сознание от растворимости в чужой личности. Стоило Лесу на миг расслабиться, и он бы затерялся в чужом разуме, став его частью, а теперь на этот счет беспокоиться не приходилось.

      Лес заставил свое сознание обратиться в длинную узкую ленту и пустил ее к стене. Отыскивая лазейки то тут, то там, он скользил меж магических переплетений, все дальше углубляясь в чужую память. Барьер оказался не только прочным, но и очень толстым. Сколько он так продирался в чужое сознание, Лес не знал. И наконец, сделав последний рывок, он ринулся к просвету между густыми переплетениями магических нитей. И тут же его смело ураганом чувств, эмоций, образов и воспоминаний.

      Кто-то кричал, кто-то вопил, слышался дикий смех, женские крики, издевательские насмешки, звуки ударов, снова смех — уже женский, серебристый, приятный, зачаровывавший; детские крики, какие-то видения, свет, образы… Все смешалось для Леса, и, если бы не браслет, принц бы точно растворился здесь. Золотистая лента его разума неслась через эти образы, мельком замечая ненужные сюжеты и линии.

      Вот светлая комната, вот высокая женщина невероятной красоты, она тепло улыбается; неожиданно он понял — мама. Вот поляна, вот конь — старый Борсо, друг, люблю… Ручеек, цветы, мама, держи, для тебя сорвал, лес, волк, крик, страшно, мама, свет, поранился, люди, гнев, ссора, переезд, бег, долгий, безостановочный бег, гонка, снова дом, мама, светло, хорошо, приятно, Борсо нет, плач, лук, радость, стрелы, просто счастье!

      Лес зажмурился, не желая отрываться от картины чужого счастливого детства.

      А мама… Боже, какая красавица. Его подхватил водоворот эмоций Тейта-ребенка.

      Обожание, восхищение, преклонение, бесконечная любовь, преданность и счастье.

       «— Мама, а почему у тебя ушки острые, а у меня нет?

      — Мама, а почему мы постоянно бежим? А от кого мы бежим?

      — Мама, это теперь наш дом?

      — Мама, мы всегда будем одни?

      — Мама, ты ведь меня не оставишь?

      — Мама, что это, лук и стрелы? Это мне, правда?! — Вихрь безмятежного, всепоглощающего счастья. — Ты же научишь меня стрелять?

      — Мама, мама, мама…»

      И чем дальше Лес углублялся в воспоминания Тейта, тем больше удивлялся тому, как кристально чисто он видит все эти образы. Идеальная память. Лес вдруг понял, что Тейт — полукровка. Сколько же ему лет? Вот откуда все это… Такая быстрая реакция, способность распознавать его заклятия, видеть в темноте, светящиеся глаза, кристально чистая поверхность сознания, отсутствие и отчужденность от человеческих эмоций и пороков, а еще эта безумная, почти магическая притягательность, вызывающая необычайно жгучее желание обладать… И эта ненависть к мужеложцам. Матери удалось привить ребенку традиции своего народа? У эльфов считается великим грехом ложиться с существом своего же пола. Нет, вряд ли, причина кроется не в этом…

      Лес жадно впитывал в себя образ эльфийки, глядя на нее глазами ребенка. Вот она, высокая, стройная, с длинными черными волосами и изумрудными глазами. Острые, аккуратной формы ушки… Демоны! Так она еще и не светлая! Дроу! Боги! Да сколько же загадок кроется в сознании Тейта? Он наполовину дроу? Что, что заставило высокородную эльфийку, да еще и дроу, связаться со смертным, родить от него ребенка, а потом еще и бежать вместе с ним от своего народа? Нет ничего хуже для эльфа, чем жить в изгнании, что для светлого, что для темного…

      Лес откинул свои мысли и снова окунулся в чужие воспоминания, жадно глотая одно за другим, как умирающий от жажды путник. За несколько минут познакомившись с детством капрала, он продолжал с упорством искать то темное, что мешало Тейту наслаждаться жизнью во всех ее восхитительных физических проявлениях. От этого поиска зависело его собственное… хм… счастье. И наслаждение.

      Продолжая про себя удивляться такой чистой незамутненности образов-воспоминаний Тейта, Лес прикинул в уме, сколько ему тогда лет было. Ребенку, которого он видел перед собой, можно было дать лет пять от силы. Неужели все в таких деталях помнит? И как собаку любимую зовут, и любимые мамины цветы, и как он из лука вместе с ней стрелять учился… Это же надо, в пять лет из лука стрелять, как бог?! Ну что тут скажешь… Остается только руками развести, вот уж поистине эльфийская память, зоркость да умение… Так ладно, если б светлый был, он же темный!

      От раздумий Леса отвлек мерзкий, отвратительный запах, оставлявший на кончике языка привкус плесени и железа. Запах страха… Образы потемнели, сгустились, стали смазанными, в ушах зазвенел женский крик и стоны боли. И тут он увидел это, то, что так долго и упорно искал.

  Эльфийские слезы сладки

      Тот прекрасный домик, светлая обитель, откуда через окно можно было увидеть луг с самодельными мишенями, огромного пса со странной кличкой Кит, носившегося по поляне, навсегда исчез. Маленький сказочный мирок, принадлежавший ему одному, ласковому зеленоглазому малышу, мирок, в котором у него была собственная принцесса, верный конь (это Кит), смертельное оружие, а самое главное — счастье, огромное, всепоглощающее счастье, которое не могла вместить маленькая, ясная, светлая душа ребенка.

      Желтые маргаритки и анютины глазки — любимые мамины цветы. Он излазил всю округу в поисках этих цветов и нашел-таки огромную поляну, где они росли. Кит, его неизменный спутник, сопровождал его в каждом таком походе, пока очаровательный малыш с грозно нахмуренными бровками крался в высокой траве, полз на животе, целясь из своего лука в неизвестного врага.

      Тот день был самым обычным. Когда он уходил, мама пела, сидя у окна и вышивая очередную рубашку. Она никогда не покупала ему одежду в деревне, всегда шила сама. И учила не брать ничего у людей. И рубашечки, выходившие из-под ее заботливых рук, были такими тонкими, такими невесомыми и легкими, совсем не стеснявшие его свободы и почти не ощущавшиеся на коже. Носить их было одно удовольствие. А как она готовила! О боги. Тейт бы вообще из-за стола не вылезал. Озорная мордашка, испачканная в маминой каше, вызывала у женщины улыбку.