— Аминь!..

Куммаха ликовала. Шел тысяча триста тридцатый год*. В стране Хайасе

стояла снежная зима.

_______________

* До нашей эры.

СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ

Царь Каранни... ты хотел воевать

со мной, и ты пришел, напал на

Данкуву и опустошил...

(Из летописи царя хеттов

Мурсилиса Второго,

1331 г. до н. э.)

— Божественный, отец зовет!

Каранни проводил учения. Рывком повернув коня к верховному

военачальнику, он испуганно спросил:

— Что, плох?

— В агонии уже...

Пустив своего буланого вскачь, царевич вихрем понесся к дворцу, что

высился на взгорье в самом центре города. «Отец умирает!» — с болью

подумал Каранни, и душу его обуял ужас от отчетливого сознания, что он

остается совсем один.

Стояла весна тысяча триста двадцать девятого года*. Текущий вдоль

города Евфрат бушевал половодьем, затопляя все окрест — и малинник, и даже

кипарисы чуть не до полствола.

_______________

* До нашей эры.

Столица Хайасы раскинулась на каменистом горном плато, неподалеку от

глубокой пещеры, разинутый зев которой осеняла раскидистая крона могучего

старого кедра с орлиными гнездами на ветвях.

Жрецы утверждают, что именно в этих местах, за три десятка поколений

до них, явился предкам-армянам прародитель Гайк, и потому тут и был

воздвигнут город Куммаха.

Каранни приоткрыл дверь в покои отца. Мари-Луйс подвела мужа к

умирающему:

— Он неотступно зовет тебя.

Жрецы воскуряли в кадильницах ладан.

На высоком ложе тихо угасал армянский царь Уганна.

Каранни, едва ступая, приблизился к постели и опустился на колени.

Отец тут же чуть слышно сказал:

— Встань, сын мой, гордость нации нашей. Победивший страну хеттов

даже перед богами не должен опускаться на колени. Подойди ближе, дай

поцеловать тебя.

Каранни поднялся, обнял отца, и они долго молчали.

Великий жрец Арванд Бихуни подошел к изголовью умирающего, обложил

его маленькими глиняными божками и принялся молиться. Мари-Луйс недобро

глянула на него, явно недовольная, что именно он находится здесь в

последние минуты земной жизни царя Уганны. Даже голос Арванда Бихуни был

ей неприятен, казался неуместно резким и жестким.

А жрец между тем, бормоча свою молитву и поминая при этом злонравного

бога Угура, бога Шанта, не думал взывать к армянским богам Мажан-Арамазду

и Эпит-Анаит, что опять же выводило из себя Мари-Луйс.

А когда Арванд Бихуни начал как бы изгонять хворь из больного,

размахивая над ним жезлом, и попытался еще дать ему какого-то своего

снадобья, Каранни отстранил его и взмолился:

— Отойди! Отец испустил уже дух!..

Царевич широко растворил двери покоев умершего и ощутил дыхание вод

Евфрата.

Через великую реку по его велению сооружали мост. Одним концом он

выходил к пристани у въездных ворот Куммахи, а другим на правый берег,

туда, где высится священная гора Мажан-Арамазда, где возводится новый

город Ани в честь победы над хеттами.

Каранни отвел там земельные наделы всем армянским родоначальникам из

ближних и дальних провинций и приказал каждому построить дворец.

Родоначальники пожелали при этом еще и воздвигнуть храмы своих богов, но

это им было запрещено.

— В Ани должен быть только один храм! — сказал Каранни. — Храм бога

Мажан-Арамазда!

По настоянию Мари-Луйс все наиболее крупные и значительные

родоначальники привезли свои семьи в Куммаху-Ани...

Жрецы с подобающими почестями перенесли покойного царя в храм с тем,

чтобы, забальзамировав его, оставить до той поры, когда будет воздвигнут

новый храм. Каранни решил похоронить отца в новом городе и тем основать

усыпальницу их царской династии...

Наступила ночь с ее кошмарами. Каранни лег, не раздеваясь, на кушетку

и до утра глаз не сомкнул. Видения, одно мучительнее другого, одолевали

его.

Нуар, стоя на коленях у него в ногах, воскуряла ладан. Но ему и от

этого не спалось.

Вконец измотавшись от бессонницы, Каранни велел позвать Каш Бихуни.

— Поедем в новый город! — сказал он. — Посмотрим, как там дела.

Они спустились к берегу, сели в колесницу и по мосту, уже почти

готовому, переехали на ту сторону Евфрата, откуда хорошо просматривались

старинные храмы Куммахи. Над всеми возвышалась златоглавая обитель богини

Эпит-Анаит.

Каранни объявил верховному военачальнику свою волю:

— Разрушить все храмы Куммахи, оставив только два из них — храмы

Мажан-Арамазда и Эпит-Анаит.

Явно обрадованный, Каш Бихуни ответил:

— Воля твоя будет исполнена, божественный.

Каш Бихуни был лет на двадцать старше престолонаследника, но во всем

вверялся ему. Да и к чему лишние заботы, раздумья, считал он. Покой дороже

всего.

— Куда править? — спросил Каш Бихуни, с трудом сдерживая коней,

впряженных в колесницу.

— Туда, где строится новый храм.

Было удивительно тихо.

«Странно люди устроены, — подумал Каш Бихуни. — Жизнь так коротка, и

большую ее часть они расточают на поклонение бездушным идолам. Вон и

царица, с богами силой меряется, а мужа отринула. Где это видано? Ну, да и

ладно! Какое мне дело до того, что курица не в своем гнезде яйца несет».

Они поднимались вверх по извилистой дороге. Отсюда золоченый купол

храма Эпит-Анаит был виден особенно хорошо. «Сияет, как наложница

престолонаследника Нуар, — мелькнуло в голове Каш Бихуни. — И зачем только

Каранни сохраняет храмы? От них ведь никакого толку...»

Каранни осмотрел крепостные стены и остался доволен: хорошая кладка,

надежная толщина, все делается как надо. С внутренней стороны устроены

необходимые приспособления, есть и стойла для коней.

Он решил, когда все будет закончено, воздвигнуть на круглой

центральной площади нового города статую Мажан-Арамазда. Над ней уже

работают. Царевич видел ее, статуя должна быть очень хороша.

Каменотесы и жрецы, работающие над созданием Ани, встречали

престолонаследника с почтением. Резали жертвенных бычков и овец у его ног.

Несмотря на раннюю пору, появился и Таги-Усак, возглавляющий от имени

Каранни все работы по возведению нового города.

— О божественный, город твой день ото дня становится многолюдней.

Прибывают на жительство целыми кланами, иные по пятьдесят — шестьдесят

человек.

— Вот только ты, Таги-Усак, да брат мой Каш Бихуни никак не

обзаведетесь семьями.

— У меня теперь вся надежда на бога зла Угура, — хмыкнув, пошутил

верховный военачальник. — Недалек час — явится и приберет меня...

— Выходит, надо его уничтожить, и мы это сделаем! — сказал царевич.

— И Шанта тоже! — воодушевился Таги-Усак. — И еще!.. Кому он нужен,

этот сонм богов. Иной раз все перемешаются в голове, не вспомнишь, какого

и по какому случаю следует поминать...

Новые поселенцы большой толпой окружили Каранни. Престолонаследник

был приветлив с ними.

— Я рад всем вам, новоприбывшим, благословляю вас и освобождаю от

податей.

Толпа возликовала:

— Слава царю нашему Каранни!..

— Слава царице нашей Мари-Луйс!..

— Слава, слава!..

Каш Бихуни обратил особое внимание на то, что царь освободил

новоприбывших от податей. «А ты хитроумен, царь наш! — подумалось ему. —

Хочешь, чтоб побольше народу сошлось в твой новый город. Хочешь, чтобы

твой Ани сделался более грозной и могучей цитаделью, чем Хаттушаш у

хеттов!»

Каш Бихуни улыбнулся, довольный, извлек из кармана своего хитона

горсть любимых жареных бобов и стал потихоньку от Каранни крошить их

зубами. Дела, конечно, разворачиваются небывалые, но ему-то что с того...