позволяешь, тем больше он безобразничает. Вот я разрешила, чтоб ты остался

в нашем городе, да, видно, наглость в ваших людях сильнее всего. Ты уже

пытаешься повелевать мною.

Кама Вараш, приложив руки к груди, сказал:

— Не обвиняй невиновного, великая царица. Упрек твой воспринимаю как

особое внимание ко мне. Но знай, бог Шант — и наш, и ваш бог — не

довольствуется в качестве жертвы ни печеностями, ни бычками, ни овцами, ни

разливанными винными морями. Он может наслать на нас великую беду, скажем,

эпидемию страшной болезни или засуху, если мы не принесем ему в жертву

человека.

— Ваши боги для нас, армян, неприемлемы. Вы поклоняетесь свинье, а

нам она ненавистна. У вас есть бог Кар Хуху, а мы знать не желаем об этом

исчадии зла и распутства.

— Да, но этот Кар Хуху и ваш бог?..

— Был некогда и нашим, — не отрицала Мари-Луйс — От него даже у нас

повелся род Каргов, люди которого возвели крепость и город Карг. Но

поклоняться ему запретил наш царь Уганна, и мы уже давно не признаем этого

бога.

Она еще напомнила Кама Варашу, что они, хетты, и собак приносят в

жертву своим богам. И, между прочим, покровительнице животных богине Инаре

тоже.

Кама Вараш усмехнулся:

— Вспомни, божественная, что жрецы вашего рода Мамкуна, потомков

Гайка, тоже собак в жертву приносят. Вы ведетесь от племени Армана. Они

еще за три тысячелетия до нас оставили о себе письмена. У их богов были

собачьи головы, а значит, мы все от одного корня: и вы — армяне, и мы —

хетты.

— Возможно, — не возражала Мари-Луйс, — но вы от своего корня давно

отступились, а ваши жрецы потакают блуду и всякой скверне.

— Я не обижаюсь, справедливая царица, потому что все тобою

сказанное — истинная правда. Но все то, что делается на земле, под землей

и на небесах, совершается по воле богов. Помни, что и мертвые вечно

живы...

Мари-Луйс пригласила Кама Вараша и его спутников отобедать, и за

обильным угощением разговор велся все о том же. Когда гости собрались

уходить, Кама Вараш ниже обычного склонился перед царицей.

— Ты перевернула мою душу и сердце, благословенная царица, удостоив

меня уважения и почестей. Я исполню твое желание, не стану приносить в

жертву человека.

Мари-Луйс проводила хеттов до самого выхода. Когда она возвращалась,

ей навстречу шел Таги-Усак. Он низко поклонился.

— А тебя обманули, великая царица.

— Однако ты забываешься! — сурово заметила она. — Кто здесь царит, а

кто в слугах пребывает? Что за тон, как разговариваешь со мной?..

— Кама Вараш обманул тебя, божественная. Убей меня, но он обманул, и

я не стану молчать, поскольку дело касается тебя и чести армянской царицы.

Кама Вараш принесет в жертву своих девственниц.

Мари-Луйс взъярилась:

— Молчать! Слышишь, молчать!

И она, не глянув больше на Таги-Усака, удалилась. А он стоял

недвижим, с опущенной головой. В полночь Мари-Луйс велела позвать его.

Таги-Усак пришел усталый и мрачный. Царица повела его в небольшую комнату,

где едва светился маленький огонек в чаше. На деревянной кровати спала

златокудрая миловидная девушка.

— Как ты думаешь, кто это? — спросила Мари-Луйс.

— Кажется, девушка, предназначенная хеттами в жертву Шанту?..

Царица вывела его из комнаты.

— Несчастная будет спать два дня и две ночи, пока не кончится

действие дурманящего зелья, которым ее опоили. Кама Вараш подарил мне это

дитя в приемные дочери.

Таги-Усак опустился на колени, обхватил руками ноги царицы и

взмолился:

— Не верь Кама Варашу! У него есть другая девушка для

жертвоприношения. Он хочет обвести тебя. Не верь ему!

Мари-Луйс вырвалась из его рук и сердитая удалилась. Уже из-за двери

она крикнула:

— Не смей попадаться мне на глаза!

Таги-Усак, ошеломленный, так и остался на коленях.

* * *

Великий жрец Арванд Бихуни с ритуальными телодвижениями приблизился к

колоннам храма Мажан-Арамазда. Их было четыре, мраморных, массивных

колонны с входными вратами посредине, украшенными чеканкой с образом

Мажан-Арамазда в центре.

Паломники до того излобызали медь чеканки, что она местами

протерлась. Жрец благоговейно погладил изображения богов и, поддав плечом

створку, вошел в храм.

Внутри было темно. Из ниши вдруг вынырнул какой-то призрак с белою

бородою по пояс и запалил факел. В конце храма, под самый верх поднималась

причудливая пирамидальная колонна, с которой свисал принесенный в дар

храму царем Уганной его заветный щит, целиком из чистого золота. У дверей,

ведущих в помещение для жертвоприношений, высились два толстенных столба.

На стенах были изображены теленок и корова. В углу стоял треножник,

напоминающий: бычьи копыта, на нем купель с водою для отпущения грехов.

Великий жрец обмакнул пальцы в воду, провел ими по лбу и по бороде,

подсыпал ладана в курильницу и опустился на приступок возле нее. Старый

жрец омыл ему ноги.

— Вода у тебя тухлая, — сердито сказал Арванд Бихуни. — Почему не

меняешь ее?..

В узкой келье на циновках сидели четверо хеттских жрецов. Среди них

был и Кама Вараш. Все обриты наголо. У Кама Вараша на шее длинная витая

цепь. Такие носят только цари да великие жрецы. Они, эти цепи, сплетены в

виде растений; считается, что ими отгоняются все болезни и напасти,

насылаемые богом Хивом.

Арванд Бихуни присел на циновку и протянул руку вперед. Хеттские

жрецы ответно потянулись к нему, их руки соединились в пожатии,

утверждающем согласие в действиях.

— Царица вновь и безоговорочно запретила приносить в жертву человека.

Голый череп Кама Вараша был весь в испарине.

— Мне это известно. Я лично беседовал с ней. Бог Шант осудит ее.

Однако, брат мой, по какому праву она запрещает то, что извечно заведено

богами, вот что я хотел бы знать?!

— По праву царицы страны.

— Даже цари — рабы и жертва бога Шанта.

— Может, и так, — согласно кивнул Арванд Бихуни. — У нас в стране

царицы уравнены в правах с царями. Да будет неиссякаема их приверженность,

их любовь к богам!

Помолчали. Подсыпали еще ладана в курильницу, покропили огонь

священной водой, отчего он стал сильнее потрескивать.

Арванду Бихуни наскучило молчание, и он поднялся, собравшись уходить.

Но тут Кама Вараш спросил:

— Однако ты так ничего и не сказал, брат мой Арванд Бихуни?

— Девушка, которая предназначалась к жертвоприношению, чувствует себя

здоровой и бодрой. Царица ласкова с ней, как с дочерью.

— У нас есть еще одна девушка для жертвоприношения.

Жрецы, конечно, могли и тайно приносить в жертву человека в своих

храмах, сколько им заблагорассудится. Но боги таких жертв не принимали.

Жертвоприношение человека должно совершаться публично, на глазах у

прихожан и паломников, на больших площадях. Арванд Бихуни это знал и

потому, приостановившись, твердо проговорил, глядя в лицо хеттскому жрецу:

— Досточтимый Кама Вараш, я же сказал, что царица запрещает приносить

в жертву человека! — Он поднял свой жезл и уже грозно добавил: — К тому же

не забывайте, что Нерик принадлежит армянам!

Кама Вараш вытер концом пояса пот со лба. Арванд Бихуни с

достоинством удалился. В каменной чаше потрескивал священный огонь. На

душе у Арванда Бихуни был страх, и навевал его голый череп чужого жреца.

Однако страх недолго держал Арванда Бихуни в своих оковах. Он с едва

сдерживаемой усмешкой подумал: «Смотри, лысый, как бы твои интриги не

взвили над вашими владениями красного петуха».

Закат уже был на исходе. Улицы Нерика постепенно окутывала тьма.