- Судно ушло, – продолжил Дэвид, выходя из задумчивости, в которую погрузился надолго, – но многих на борту расстреляли. Фредерик писал домой, ему ответили, что никто из наших не добрался. «Ты теперь мой сынок, Дэвид», – сообщил мне Фредди, получив письмо из Шотландии. Я перешел жить в его квартиру на правах сына, а мансарду заселили очередные евреи. Деятельность в Париже он развернул кипучую – где-то пропадал, кого-то спасал, вывозил, торговал виски, успевая между делом скупать полотна, которые тогда почти ничего не стоили. Когда его не было дома, Марлен таскала домой офицеров и шлюх вроде нее самой, устраивала гулянки. Надо отдать ей должное, ко мне она относилась с материнским теплом, не выдала бы меня, но Фредди этим шантажировала частенько. Он бесился, ревновал ее, ненавидел, угрожал убить, прогонял. Если она в разгар скандала бралась скидывать платья в чемодан, он хватал ее и не отпускал. Каждая ссора оканчивалась одинаково: достойный, сильный мужчина падал к ногам похотливой девки, слезно просил прощения. Она его с презрением прощала, зная, что никто, кроме него о ней не позаботится, и назавтра спокойно шла налево. Дурочка играла с огнем. Ее труп со сломанной шеей нашли под старом каменным мостом у Сены. За день до этого Фредди и Марлен крупно поссорились. Она убежала, хлопнув дверью, он бросился следом. Вернулся ближе к полуночи, собрал меня, прихватил полотна, мы отбыл из Парижа якобы за очередной партией виски, чтобы уже не вернуться назад. Фредди не говорил о жене, но я уверен, именно он убил Марлен.

Артур слушал с огромным интересом. Он сходил к дубовому секретеру за сигарами. Мужчины закурили.

- Далее последовал этап моей жизни в Шотландии, в поместье Фредерика, – продолжил говорить Дэвид, выпуская облако ароматного дыма, – война закончилась, кругом была разруха, производство терпело упадок, а заводы Фредди процветали, словно виски вдруг превратился в единственную насущную потребность населения Британии. В поместье я первым делом влюбился в его дочурку Софи. Позже моя любовь переросла в нежную дружбу с ней. Мы и сейчас близко дружим. Время от времени я ее навещаю… Жизнь у Софи сложилась трудно. В 1957 году, будучи студенткой-первокурсницей, она поехала в СССР на слет молодежи и студентов, вернулась оттуда другой. Через пару месяцев стала заметна беременность. Софи умирала от любви к какому-то русскому, которого встретила в Москве. Рвалась назад, писала, но границы были закрыты. Она не придумала ничего лучшего, как перерезать себе вены перед Советским посольством в Лондоне. Ее удалось спасти, но Софи попала в психбольницу, там родила двойню – сына и дочь. Лечение ей помогло, она вышла успокоенной, о романе своей юности больше не вспоминала, но и замуж повторно не вышла, хотя я лет пять упорно склонял ее к замужеству. Фредерик отучил меня в Оксфорде за свой счет. Позже в США я нашел братьев, уцелевших во время переправки через Ла-Манш, собрался переезжать к ним. Приемный отец позвал меня в отдаленную комнату в поместье. Там он передал свернутые рулоном полотна, которые в войну за спасение ему отдала моя мама. «Я взял картины, – сказал он, – чтобы сохранить их для вас. Твоя мать бы не смогла перевезти Рубенса и Мазаччо. Слава Богу, твои родные живы, так что бери свое добро, Дэвид, езжай и будь счастлив». Я взял только половину. Эти картины стали моим стартовым капиталом. Коллекция, которую Фредди набрал за войну в Париже, все еще хранится в поместье. Софи иногда зовет меня к себе, просит продать что-нибудь. Время от времени я вожу туда команду для осмотра, сохранения картин. Именно из ее коллекции на рынок иногда попадают шедевры. От Софи получена сидящая на лугу дева, купленная тобой у меня буквально недавно, ее сейчас реставрирует мой двоюродный брат. Картину нашли в хранилище при последней уборке, в старом, упавшем за стеллаж тубусе. Она, в смысле картина, чем-то не понравилась Софи.

Они сидели долго. Перед уходом Дэвид сказал:

- Своим благосостоянием, жизнью, всем я обязан Фредерику, Артур. Думал, никогда с ним не расплачусь. Ан нет, сегодня выпал шанс расплатиться, правда, несколько иным, нежели я предполагал, способом.

Он ушел. Мэлоун позвонил по номеру, который ему предоставил принц Самир.

- Добрый вечер, записывайте, пожалуйста, имя и фамилию, которые Его Высочеству рекомендуется принять к сведению, – сказал он в трубку доверенному секретарю шейха, – Бри Арнетт.

Следом Артур продиктовал нужный номер телефона и адрес.

Глава 14.

Джерри не удачно перевернулся во сне и грянулся с дивана на пол. Приподнял голову над ковром, по-собачьи затряс ей. Самоощущение было мерзким. Мерзкая испарина по всему телу, мерзкий привкус во рту, мерзкое омертвение в мускулах. Перед самым носом на боку лежала опустошенная бутылка.

«Ага, – вспомнил Джерри, с трудом различая очертания предметов, – вчера я мучился и страдал. Мои страдания вылились мне в два галлона виски. Буду знать, этого мало, чтобы не проснуться».

Поднявшись, он побрел в душ. Думать ни о чем не получалось – голова была не та, тяжелая и больная. После вчерашних возлияний его подташнивало. Но оно уже висело напоминающей галочкой в мозгу. Принятое решение. Пора все расставлять по прежним местам. От этой, угнездившейся в сознании мысли мутило, снова хотелось упиться до потери пульса.

Постояв под парящими струями воды, он завернулся в махровый халат, вышел из спальни на первом этаже в гостиную. В это время Кэт спускалась по ступеням лестницы вниз. Воспользовавшись тем, что Джерри вытирал полотенцем голову и ничего не видел, она встала у него на пути.

- Доброе утро, любимый. Как спалось без меня?

Джерри опустил полотенце. На Кэт был элегантный брючный костюм цвета лаванды и рубашка под цвет, только на два тона темнее. Расчесанные кольца волос сияли, кожа светилась, на щеках цвел легкий румянец. Она была такой желанной, манила и притягивала к себе. В янтарных глазах вспыхивали соблазнительные золотые искорки. Помня о своем вымученном решении, Джерри попытался обойти ее.

Но Кэт преградила ему дорогу. И он понял, что проиграл опять. Едва ее маленькая рука легла на воротник и двинулась ниже в разрез его халата. Отрекся от всех прежних решений, сам того не поняв, от всего отказался, едва ее холодные пальцы прикоснулись к его груди. Она приблизила к нему свое лицо. Ее мягкие, изумительно очерченные губы блестели от помады.

- Кэт.

- Всего один поцелуй, Джерри, – попросила она, и, не дожидаясь ответа, сама его поцеловала.

Он не думал ни секунды, отвечать ли на ее поцелуй. Ведь тот, кто проблуждал в пустыне, не думает пить или не пить, отыскав источник. И тот, кто пребывал во тьме, бежит на свет, сломя голову. Он целовал ее, долго, страстно. С огромным наслаждением обнял ее тело, которое обожал. Позволил рукам ощущать эти сводящие с ума изгибы и округлости под тканью ее одежды. Ее любое, самое легкое, незаметное движение пронзало его. Эта женщина источала сладчайшую нежность, он упивался ей. Она была само счастье. Он хотел счастье. Ранние намерения стремительно прекращали свое существование.

- Джерри, я опоздаю на работу, – раздался ее шепот, когда он начал раздевать ее, прижав к перилам лестницы.

- Я хочу тебя, Кэт. Твоя работа меня вообще не интересует, – он уже освободил ее от пиджачка, и теперь нетерпеливо дергал пуговицы блузки. Ему страстно хотелось добраться до тонкого белого кружева, охватившего чудесные, пухлые груди, хотелось освободить их, сжать ладонями. Вцепившись пальцами в пояс его халата, уже почти развязавшийся, Кэт откинула назад голову. Она дышала часто, поверхностно. Он смотрел на родинку у мочки ее уха. На быстро бьющуюся голубоватую жилку. Медовые кольца волос. Она оперлась об его предплечья, прижалась бедрами. И вдруг поразила его – улыбнулась обольстительной, бесстыдной улыбкой, и что-то проговорила. Он не понял, что. Знание прожгло его через секунду. Кэт умоляла его взять ее.

Джерри, чуть не взвыв от острого желания, резко развернул ее к себе спиной. Увидел, как она хватается за перила. Как нетерпеливо и грациозно изгибается ее спина. Застонал сквозь стиснутые зубы. Он самозабвенно любил ее тело.