– Мы слышали, что хунхузы во время этого нападения убили нескольких человек; это, наверное, как раз те хунхузы, – добавил бурят. – Губернатор из Читы прислал даже отряд казаков и назначил награду за поимку бандитов.
– Вот именно, этим казакам мы и передадим пленных, – вмешался Смуга. – Из вашего улуса они могут бежать.
– Не бойтесь этого. В улусе мы будем их стеречь, а вы немного отдохнете, – сказал бурят. – Потом мы поможем доставить бандитов на место, так как мы торгуем со строителями железной дороги. Они покупают у нас скот. Мы как paз возвращаемся оттуда.
– Что ж, в таком случае едем к вам, – сказал боцман. – Наш раненый товарищ нуждается в помощи.
Буряты перенесли Смугу в тарантас, поместили его со всеми удобствами на мягких овчинах, а несколько всадников, вооруженных ружьями, окружили хунхузов.
Боцман и Томек ехали рядом с тарантасом. Они вели тихую беседу. Основная причина, побудившая их воспользоваться гостеприимством бурятов, заключалась в необходимости обратиться к знающему врачу. Правда, боцман уже оказал Смуге первую помощь, но моряк не был искушен в медицине. Он даже не знал, что ему предпринять дальше. Конечно, бурятское лечение при помощи «заговора» святого ламы крепко отдавало «шаманством», глубоко укоренившимся у бурятов полтора века назад. Боцман сильно сомневался в результатах подобного шарлатанского лечения, и даже опасался возможного ухудшения состояния Смуги. Но пока что других средств помочь ослабевшему другу у него не было.
– Успокойтесь, пожалуйста, – утешал его Томек. – Отец говорил мне как-то, что ламы располагают хорошими лекарствами.
– На кой же ляд они занимаются разным колдовством? – спросил боцман. – Кто в наш век верит в «заговоры» или в изгнание беса из тела человека?!
– По-видимому, ламы делают это для того, чтобы поразить воображение примитивных людей.
– Черт их там разберет! Я мало смыслю в этих религиях!
– Я постараюсь вам кое-что рассказать. По верованиям шаманов, весь мир наполнен добрыми и злыми духами. Шаманы берут на себя роль толкователей воли этих духов. Они же будто бы призваны своими заклинаниями испрашивать благорасположения духов и отклонять их злые намерения по отношению к людям. Шаманы утверждают, что они вызывают духов, которые вселяются в них и говорят их устами. Таким образом, все дело зависит от ловкости и фантазии самого шамана. Изгнание духа болезни из тела человека происходит также с помощью разного рода фокусов, как, например: сжигания дурманящего зелья, игры на барабане, покрытом таинственными знаками; танцев в соответствующем одеянии и, наконец, пения. В результате этого шаман сам впадает в экстаз, бросается на землю и делает такие жесты, словно ведет борьбу со злым духом. Ламы, в качестве представителей новой религии, должны были считаться с укоренившимися среди населения шаманскими обычаями. Поэтому некоторые шаманские фокусы они включили в ламаизм и тем самым привлекли монголов к своей религии.
– Ого, браток, так это же целое представление, – расхохотался моряк. – Помнишь, как в Буганде колдуны кабаки[50] лечили Смуге рану, нанесенную отравленным ножом?! Ты говорил, что они тоже устраивали похожее представление.
– А как же, ведь я подглядывал через отверстие в циновке, – ответил, улыбаясь Томек. – Но вы должны, однако, признать, что они располагали хорошими противоядиями. Они, в сущности, спасли Смуге жизнь! Может быть и теперь ламы сумеют помочь.
– На безрыбье и рак – рыба, – сказал, тяжело вздыхая, боцман. – Интересно, ламы сами убеждены в своей силе, или они занимаются «заговариванием» только для темного народа?
– Кто их там знает? Видите, буддистские верования во многом изменились и, приняв форму ламаизма, распространились среди многих азиатских народов, причем повсюду сохранились остатки шаманизма. Таким образом, ламаизм приобрел некоторые шаманские обычаи, а шаманизм, в свою очередь, принял многое из ламаистского вероучения.
– Вроде все ясно, браток, но скажи мне, в конце концов, буддизм и ламаизм – это одно и то же самое?
– Первичный буддизм изменился и превратился в ламаизм. Поэтому последователей ламаизма часто называют буддистами.
– Я думаю, что в глубине тайги еще до сих пор можно найти шаманов, – заметил боцман.
– Я тоже в этом уверен, хотя буддизм, магометанство и христианство уж распространились здесь довольно широко.
– Посмотри, браток, мы, никак, подходим к порту! – воскликнул боцман.
На холме, у дороги, виднелся конус, насыпанный из камней. Это был так называемый обо, или священный холм. На его вершине торчала жердь, увешанная цветными тряпицами. Проезжая рядом с обо, буряты останавливались и подбрасывали на холм по одному камню – в честь духа, опекающего улус.
За холмом показалась деревушка из нескольких деревянных хат, построенных на высоких каменных фундаментах. Маленькое окошко и дверь, к которой вело деревянное крыльцо, находились только у фронтовой стены. Рядом с хатами стояли круглые войлочные юрты. Буряты летом предпочитают жить в юртах, ведь они пасут скот довольно далеко от своей деревушки. В домах же они живут только зимой. Теперь над конусообразными юртами виднелись столбы голубоватого дыма. Невдалеке стояли навесы для скота, овец и лошадей.
Первыми почуяли хозяев и гостей большие черные собаки со стоячими ушами и длинными, острыми мордами. Всадники отогнали собак ударами нагаек. Из юрт стали появляться женщины, одетые так же, как и мужчины. Их длинные волосы были искусно заплетены в две косы, спрятанные в мешочки из черной материи, которые бурятки носили спереди на груди. Некоторые из буряток, по-видимому, богатые, украшали волосы цветными бусами и серебряными монистами.
Приехавшие мужчины подозвали женщин. Те бросали любопытные взгляды на незнакомых гостей; у всех у них были раскосые, узкие глаза, слегка прикрытые веками, почти лишенными ресниц и как бы припухшими.
Буряты спешились. Томек обратил внимание на их «утиную» походку, чрезвычайно напоминающую походку боцмана, столь характерную для людей, которые большую часть жизни проводят в седле или на борту корабля. Оказалось, что бурят, пригласивший охотников в улус и носивший фамилию Батуев, был старостой этой деревушки. По его приказу несколько подростков расседлали лошадей и ввели их в загородку.
Батуев спросил охотников, желают ли они поместиться в юрте вместе с его семьей, или предпочитают занять зимний дом, стоящий теперь порожняком. Вопрос был весьма щекотливым, потому что наши охотники желали поставить свою собственную палатку. В большинстве случаев жилища бурятов не представляют удобств с точки зрения европейцев. Но, не желая обидеть гостеприимного хозяина, охотники согласились остановиться в зимнем доме.
Батуев был, вероятно, человеком богатым, потому что его дом состоял из двух комнат. В центре первой из них находился очаг, сложенный из камня. Перед очагом был расстелен обширный войлочный ковер, покрытый сверху овчинами, служившими постелью как членам бурятской семьи, так и гостям. Вторая комната была обставлена похоже. Мебель и посуда, наверно, находились в летней юрте. Убедившись что в домике царила чистота и порядок, звероловы облегченно вздохнули. По совету хозяина переднюю комнату они отвели под спальню, а во второй разместили вьюки, упряжь и другое имущество экспедиции.
Батуев распорядился запереть хунхузов в отдельную хату. У ее двери он поставил часовых, вооруженных ружьями. Охотники были до крайности утомлены. Битва с бандитами, длительная погоня за ними, переправа через Амур и тяжелый поход по тайге надломили их силы. Они стремились как можно скорее лечь спать, но Батуев помешал им. Как только охотники распаковали часть вьюков, Батуев пригласил их в свою юрту на обед. Правила гостеприимства бурятов исключали возможность отказа. Поэтому даже Смуга решил пойти вместе с друзьями. Путешественники наскоро почистили одежду. Томек принес ведро воды, чтобы охотники смогли умыться после длительного путешествия.
