Он поблагодарил спасателей и уверил, что сейчас приберется в хижине – закон гор – и выйдет следом.
Мадлен, укутанная в пуховой спальный мешок, лежала в горной люльке. Спасатели во главе с Ги Боннэ собирались выйти вперед, чтобы утаптывать тропу для людей, везущих пострадавшую девушку. Поль вынужден был идти пешком последним по «протоптанной лыжами тропе, таща на плече свой сноуборд, абсолютно бесполезный при движении вверх по горе.
Внезапно орлиный взгляд Ги Боннэ остановился на склоне, с которого они спустились полтора часа назад. Все спасатели посмотрели туда вслед за шефом, и кто-то произнес:
– Еще кого-то черти несут…
– Их двое, – уточнил доктор Вернан.
– Час от часу не легче, – резюмировал Ги Боннэ, – подождем.
Скоро все увидели, что спускаются две женские фигурки.
– Все понятно, – улыбнулся Ги. – Это Лоране Клодель. Я и забыл, что они собирались отправиться вслед за нами. – Он повернулся к Жозефу: – Дамы очень волновались за вас, они тоже решили участвовать в спасательных работах. – Он хохотнул. – Это Лоране и дочка Алена Майтингера, Элен, кажется…
Жозеф вышел навстречу лыжницам. Первой подъехала Лоране.
– Жозеф, здравствуйте, я очень рада. – Она быстро сняла перчатку и протянула ему руку.
– Рад знакомству, – ответил он, улыбаясь. Затем повернулся к склону и раскрыл объятия, в которые въехала на лыжах раскрасневшаяся и счастливая Элен. Жозеф крепко прижал ее к себе.
Элен обняла его за шею, а потом уткнулась в нее, и он услышал тихий плач.
– Боже, спасибо тебе! Какое счастье! Я теперь буду верить в Бога! – бормотала она, осыпая поцелуями лицо любимого. По ее щекам текли слезы.
Жозеф взял в ладони мокрое лицо Элен и стал осушать поцелуями ее сияющие от счастья глаза, загорелые щеки, покрасневший носик…
Лоране и спасатели улыбались, понимающе глядя на влюбленных. Их встречу прервал деловой голос Ги Боннэ, в котором слышалась добрая усмешка:
– Так что, вы с нами? Или сами доберетесь?
– Сами доберемся, – подтвердил Жозеф. Элен подошла к лежащей на носилках Мадлен.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
– Теперь все здорово, – бодро ответила та. – Конечно, благодаря доктору Жозефу. Если бы не он…
В душе Элен поднялась теплая волна любви и гордости за любимого.
Рядом с Мадлен стоял Поль, недовольный тем, что будет идти последним и не сможет заботиться о своей девушке.
Жозеф напутствовал обоих:
– Надеюсь, урок усвоен – впредь не кататься на неизвестных трассах?
Мадлен и Поль улыбались виновато, но счастливо. Раздался голос Ги Боннэ:
– Ребята, мы выходим первыми, за нами несут акию с Мадлен. Лоране, ты с нами?
Лоране подошла к Жозефу и Элен, которые стояли, обнявшись.
– Я, пожалуй, пойду с ребятами, – сказала она, обращаясь к Элен. – А ты…
– Не волнуйтесь за нас. – Жозеф почтительно взял Лоране под руку. – Мы доберемся сами.
Лоране поцеловала Элен, пожала руку Жозефу. После чего надела лыжи и присоединилась к уходящей группе.
Элен и Жозеф стояли, по-прежнему обнявшись, и долго смотрели вслед процессии, уходящей от них навстречу солнцу к «вырезу» воронки. Когда спасатели подошли к перевалу, они обернулись и все вместе помахали руками маленьким фигуркам, стоявшим у хижины и махавшим им в ответ.
Они остались совершенно одни в белом безмолвии. Прильнув друг к другу, они застыли в долгом поцелуе. Солнечный диск появился из-за того самого перевала, через который спустились спасатели, и сразу стало очень тепло. В хижину идти не хотелось. Там сейчас наверняка холоднее, чем в закрытой от всех ветров снежной «воронке». Элен села на лавку, стоящую у стены хижины, освещенной солнцем. Жозеф вынес из домика овечью шкуру и, подняв Элен, положил шкуру на лавку.
– Ребята оставили нам еду, – с теплотой в голосе сказал он. – Есть даже термос. А я сегодня еще не завтракал.
– Давай устроим пикник на снегу, – с удовольствием поддержала его Элен.
Жозеф вытащил из хижины грубо сколоченный стол. На него они поставили сандвичи и термос, оставленные спасателями. Рядом Жозеф положил плитку шоколада, выставил две кружки и половину бутылки коньяка, оставшуюся после вчерашнего. Элен вытащила из маленькой поясной сумки сушеные фрукты и орешки, хорошо утоляющие легкий голод во время катания, а также тюбик крема от солнечных ожогов.
Указательным пальцем, намазанным кремом, она прошлась по своему изящному носику и скулам. Наложила тонкий слой на подбородок и шею, которые часто «сгорают» от сильного ультрафиолетового отражения от снега. Жозеф сначала мотал головой, отказывался от кремовой маски, но все же, не устояв перед поцелуями любимой, предоставил ее пальчикам свое лицо и нижнюю часть подбородка.
Солнце было таким ярким, а снег таким ослепительным, что Жозефу и Элен пришлось надеть темные очки. Жозеф разлил граммов по пятьдесят коньяка, и оба многозначительно и лукаво посмотрели друг на друга. Осушив кружки, они «закусили» сладким, жарким поцелуем. И только после этого набросились на сандвичи. Жаркое солнце заставило их сбросить куртки и свитера. Элен осталась в легкой футболке, а Жозеф разделся до пояса, обнажив смуглый мускулистый торс. Элен не удержалась и стала целовать его плечи и грудь. Его кожа была нежной и гладкой. Только на груди курчавились светлые волоски.
Жозеф тяжело дышал, закрыв от страстного томления глаза.
– Что ты делаешь со мной? – хрипло выдохнул он. – Я больше не могу. – Легко подхватив на руки Элен и толкнув ногой дверь хижины, он двумя шагами достиг широкой кровати, накрытой овечьими шкурами.
…Не помня себя от счастья, они жадно пили друг друга. Их жажда была так сильна, так долго мучила их, что только тогда, когда они в изнеможении откинулись на ложе и жестковатая овечья шерсть защекотала их обнаженные тела, они осознали, что полностью принадлежали друг другу.
– Нет, это была не симфония… – Элен первой опомнилась после долгого забытья и обрела свою обычную легкую иронию.
Жозеф не дал ей продолжить, быстро добавив:
– Это был победный бой тамтамов, предвещающий начало торжественного и длительного праздника тела и духа.
Он повернулся к Элен и стал разглядывать ее нежное лицо, ставшее еще более прекрасным после страстных минут любви. Он гладил ее пышные волосы, заметно посветлевшие от горного солнца. Очень серьезно смотрел в ее глаза, мерцающие в сумраке хижины необыкновенным желто-зеленым светом, нежно проводил чуткими пальцами по пухлым губам, в уголках которых затаились еле заметные грустные складочки.
– Я не могу поверить… – тихо проговорил он. – Разве возможно такое счастье?
– А почему ты говоришь так грустно? – голосом маленькой девочки спросила Элен.
Жозеф замолчал, покрывая поцелуями ее грудь. Элен нетерпеливо повторила свой вопрос. И он наконец ответил:
– Я ужасно боюсь потерять это счастье. Я прожил тридцать восемь лет и думал, что все испытал в этой жизни… Но ты все перевернула. Изменились жизненные ценности, приоритеты… Ты открыла мне глаза на многое. И все это меньше, чем за неделю. Страшно даже как-то…
– Не бойся, я с тобой, – пошутила Элен.
Он рассмеялся и схватил ее в свои объятия. Они стали барахтаться на кровати, смеясь и кусаясь. Видя, что Жозефа опять охватывает желание обладать ею, Элен намеренно подкатилась к самому краю кровати. Еще одно неосторожное движение, и они оказались на полу. Оба захохотали, вскочили, и он снова заключил ее в свои крепкие объятия. Жозеф уже был в состоянии слиться с любимой. Но она вывернулась и, совершенно обнаженная, выскочила за дверь. Он, словно фавн, готовый к соитию, выскочил за ней, желая догнать свою нимфу и затащить ее в темноту пещеры.
Элен схватила снежок подтаявшего снега, бросила его в обнаженного фавна и босиком побежала от него по снегу. Холод сразу остудил их тела. Окоченели ступни ног, и пропали все желания, кроме одного – поскорее обуться. Фавн с эротически вылепленной нижней частью туловища, виденный Элен когда-то в Афинском музее, превратился в продрогшего, но прекрасного мужчину, обиженно и недоуменно смотревшего на коварную нимфу, заливающуюся звонким смехом.
