– Мррр.

Прижав мурлыку рукой, я снова расслабился.

В щелях ставен чуть шуршал ветер, тишина стояла такая – горожанину не поверить! Последней мыслью почему-то было «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Повезло».

«В книжных магазинах Северной Европы наблюдается повышенный спрос на историческую тематику. Особый интерес у читателей вызывают книги с описанием древних обычаев и легенд…»

Следующий день начался скучно. Утром привычная побудка, завтрак (пока еще в одиночку), шныряющие по всему замку галдящие экскурсанты, довольный кошак, получивший кусок жареной рыбы, и… скука.

Участвовать в управлении баронством я не собирался. Во-первых, в мэры провинциального райцентра лезть не хочу. Во-вторых, фон Шнитце подсунул мне на подпись два документа, по которым полиция и служащие муниципалитета теперь работали на меня, точнее, от моего имени. К счастью, на эти два месяца у города вполне хватало денег на текущие расходы и оплату служб, и вдвойне счастье, что необходимости принимать у них присягу не было – с той серьезностью, с какой все служащие замка-музея воспринимают мой баронский статус, могло бы статься, что и после возвращения в состав Федерации ребята вполне серьезно стали бы считать себя моими вассалами.

Полагаю, сам Эгельберт об этом подозревал, и не будь необходимости в моем присутствии на совете баронов, ничего бы я так и не узнал об этой милой, но несуразной стране. Ну, раз уж все делают вид, что все идет совершенно как должно, я тоже попытаюсь. Поэтому во время встречи барона, начальника полиции и мэра никто не стал поднимать вопрос «Чьи в лесу шишки?»: все дружно сделали вид, что у меня все необходимые полномочия, я попросил присылать мне ежедневные отчеты, но сверх того обходиться собственным умом. «Старшина городской стражи» и «милостью барона управляющий владением Гравштайн» облегченно вздохнули, заверив, что все будет просто замечательно! Видимо, такое «конституционное баронство» их устраивало полностью. Единственный изданный мной указ гласил, что все должно идти так, как должно идти. Его вполне хватило для обеспечения моего незримого присутствия в делах административных.

Местные понимали, что с этим референдумом попали впросак, но признаться вслух? Никогда! Насколько эти ребята могут быть упертыми, я смутно подозревал и решил, что хорошенько развлекусь за их счет, не залезая в мелкие подробности их жизни. Нет уж, мы, бароны, и без управления своими землями народ очень занятой. Если не в крестовый поход сходить, то в библиотеке посидеть хотя бы…

Ничего более-менее интересного в книжных шкафах не оказалось. Из исторических трудов – только «Айвенго» и другие рыцарские романы, по Румынии – все тот же Брем Стокер и тоненький сборник «Традиции и суеверия Восточной Европы». Большая часть остальной библиотеки – альбомы, альманахи и подшивки журналов полувековой давности. Что ж поделать, выбирать не приходится, придется кушать что дают.

– Господин барон?

– Эгельберт, ну сколько повторять?

– Простите, Александэр, привычка.

Ага, четверть века никого так не называл, небось отводит душу.

– Ну так что?

– Помните, вы говорили о местных деликатесах? Я готов продемонстрировать… – Он еще договаривал, а я уже несся к двери. Нет, есть не хотелось, но скука может быть развеяна!

Мадам ван Шторре пустила меня на свою территорию с настороженностью. Мол, барон-то он, может, и барон, а вдруг варенье украдет? Пожилая, но весьма деятельная дама. Как выяснилось – превосходно кидающая ножи. Собственно, когда я ворвался на кухню, пришлось быстро оттуда выскакивать – нож, пролетающий перед лицом, заставил немного понервничать. В последующей беседе извиняющаяся кухарка объяснила, что видела какой-то фильм, где какой-то повар вот так кидался заточенными предметами, загорелась идеей и уже лет десять принимает участие в ежегодных ярмарочных представлениях в качестве «Прекрасной амазонки, способной метнуть любой клинок». Эти мне эскенландские пенсионеры с их увлечениями! Пришлось хвалить и смотреть короткую показательную программу – портить отношения с женщиной, которая готовит мне еду, я не собираюсь. Вполне ловко метнув подряд пять кухонных ножей, вилку и топорик для мяса (последний с закрытыми глазами и стоя спиной к мишени), повариха, мило краснея, присела в книксене. Я поаплодировал.

В следующий момент, взвизгнув, старушка кинулась из кухни наутек.

Посмотрев ей вслед, я перевел взгляд на стоящего у выхода из подвала управляющего. Тот с торжественными видом прошел к столу и водрузил на него странный сверток, который нес в руках.

– Самое узнаваемое блюдо эскенландской кухни, можно сказать – символ страны! Прошу, вот. – Он развернул ткань и снял крышку с трехлитровой кастрюли. – Сягдимирль!

Я попытался отвернуться, потом задержать дыхание, но все было бесполезно!

– Кажется, он испортился, – предположил я.

– Нет-нет, он всегда так пахнет. Этот – свежий. Вот настоявшийся, как положено, в самом деле попахивает. Для ценителя это… очень, да. Весьма!

Я пытался проморгаться. Запах… очень, да. Именно что – весьма! Невольно попятившись, задел мишень и подумал, что если мне поднесут кусочек, схвачу топор и буду отбиваться!

– Готов спорить, что тут у вас чертовски мало краж из домов.

– Да, действительно, мы на предпоследнем месте в регионе!

– Еще бы. Не дай бог в темноте на себя кастрюлю с этим опрокинешь, потом не то что жена домой – полиция в тюрьму не пустит!

– Вы преувеличиваете, господин барон. – Старик явно обиделся. – Это обычный деликатес! Раньше в любом доме любого эска стояла в погребе кастрюлька с сягдимирлем, теперь он не так популярен, но это символ страны! Каждая местная домохозяйка умеет его готовить! Это самый старый из наших деликатесов! – И он, пододвинув кастрюлю и нарезанный хлеб ко мне, начал объяснять подробности процесса приготовления.

Раз пять за время произнесения этого монолога я пытался донести до рта бутерброд с наложенной на него серо-буро-зеленой комковатой массой, но каждый раз меня начинало мутить. Иногда переспрашивал, пытаясь показать внимание к национальным традициям:

– Значит, пока не заведутся личинки? А если водоросли недостаточно пролежали на солнце? Что, всего трех недель хватает? – И в таком духе, стараясь пореже дышать.

Фон Шнитце заливался соловьем:

– Вкус? О, этот незабываемый вкус! Он очень… специфический.

– Вы этот уже пробовали? Он точно не испортился?

– Увы, у меня больная печень, деликатесы – это не для меня!

Ну да, а жареную ветчину на ужин жрать полукилограммовыми кусманами – это такая специальная диета? Посмотрев на «деликатес», я решительно закрыл кастрюлю и отодвинул подальше. Ну ее к черту, вежливость, мне здоровье дороже!

– Как вы думаете, Эгельберт, откуда возникла вообще идея такого блюда?

Старик пожал плечами:

– Наверное, оттого, что уж ракушек и водорослей у нас тут всегда полно.

Понятно. У нас-то слишком много умных, поэтому любимое занятие – выжирать мозг ближнего, а тут мирные люди живут, ракушками обходятся.

– Почему кастрюля полная?

– М-м-м… я хотел приберечь его к праздникам. Достоинство сягдимирля – возможность долго хранить!

– Ценно. Храните дальше, и так, чтобы подальше от меня! – Старик печально вздохнул и убрал свой «незабываемый» деликатес. Да, штучка действительно экзотичная и запоминающаяся, но зачем мне слава отравителя? Надо придумывать что-то попроще. – Знаете, Эгельберт, пожалуй, это слишком… экстремально. Оставим для особых гостей, отнесите потом куда-нибудь… в подвал, например. А вместо этого сделаем кое-что попроще.

Привет из детства – простейший чесночный соус, который каждая хозяйка готовит по-своему. Я машинально резал, тер, смешивал, посмеиваясь про себя. Местная кухня пресновата, что ни говори, вот и побалуем эсков остреньким.