– Для меня найдется местечко?

– Найдется. В преисподней.

– Большое спасибо. Ты всех туда посылаешь?

– Каждого осла.

– Совсем как горожане.

Эта реплика вызвала интерес. Здоровяк, с которым я беседовал, выпучил на меня мутные глаза. Остальные тоже обернулись и навострили уши.

– Ты что, тоже из увольнения? А нас завтра отпустят. Ну, как там, расскажи.

– Паршиво там. В пивнушках не обслуживают. А хватаешь кружку – закрывают заведение и расходятся по домам.

– Это мы уже слышали. Но тут ничего не поделаешь.

– Ну почему же? Можно снять форму, уехать куда-нибудь подальше, ну и жить там в свое удовольствие. Вкусно есть, сладко пить, целовать девушек.

Теперь на меня смотрели по-другому. Глазища – что пушечные жерла: казалось, вот-вот грянет залп. Над столом повисла мертвая тишина.

– Что ты сказал? – наконец шепотом спросил здоровяк.

– Что слышал. Идешь в ресторан, садишься за столик, никого не задираешь. Если тебя спрашивают: «Вы любите свежий воздух?» – отвечаешь: «Да, люблю». И все. Тебе дадут штатскую одежду и билет на поезд. Садишься в вагон и ту-ту на другой конец страны. Туда, где тебя вовек не найдут.

– А ты не заливаешь?

– А зачем? Да вы и сами можете убедиться. Кто мешает? Что бы с вами ни случилось – хуже, чем в армии, не будет. – Этот железный довод подействовал не только на здоровяка.

– А ты-то почему вернулся?

– Хороший вопрос. – Я сунул ему под нос увольнительную. – Видишь? Действительна до полуночи. Я вернулся за письмами от мамочки. Ну, до встречи в раю – если захочешь туда попасть.

Я вышел из пивной и направился в сортир, где играла в орлянку другая компания. Поймав подброшенную кем-то монету, я воспользовался этим как поводом, чтобы завести беседу, уронил семена в благодатную почву и удалился, не сомневаясь, что «сортирный телеграф» не подведет. Зная эту публику, я был уверен, что завтра никто не вернется из увольнения. Любопытно, как это воспримет генерал Зеннор?

Пора начинать осуществление плана номер два.

Прежде всего, решил я, надо вырасти в чине. Прозябать в рядовых – нет уж, увольте. Я уже побывал офицером и ни на что другое не согласен.

С этими мыслями я направился прямо в гнездышко этих распрекрасных птичек – офицерский клуб. Найти его было не труднее, чем пивную, благодаря пьяным, которые тащились в противоположном направлении. Армия есть армия; чем выше твой ранг, тем крепче выпивка. Миновав двух майоров, цепляющихся друг за друга, полковника, блюющего на живую изгородь, и неподвижно лежащего в канаве капитана, я увидел впереди клуб. И спрятался в кустах, чтобы понаблюдать за входом.

Это была лихая холостяцкая гулянка. Слышались нестройные голоса, распевавшие похабные песни. На газоне вяло кипели по меньшей мере две драки.

Из клуба то и дело выходили подгулявшие офицеры. У меня сложилось впечатление, что командный состав армии завоевателей пьян поголовно. Я сидел в кустах, поджидая, когда появится стоящая жертва.

Наконец она появилась и, шатаясь, побрела ко мне. Она противно орала, ошибочно полагая, что поет. Вскоре жертва остановилась под фонарем неподалеку от меня, и я смог разглядеть ее как следует.

Капитан. Рост, телосложение почти как у меня. На груди – уйма фальшивых медалей и прочих побрякушек. Как раз то, что нужно. Сейчас подойду сзади, возьму за шею, нажму пальцем куда надо и оттащу бесчувственное тело в кусты. Плевое дело.

Капитан умолк и пошел дальше. Я крался за ним, как призрак. Наконец подскочил, привычно схватил за шею, нажал на сонную артерию… и, перелетев через его голову, с треском рухнул на живую изгородь.

– Что? Бунтовать? – прорычал капитан, заметно протрезвев и приближаясь ко мне на полусогнутых ногах.

Я с трудом поднялся, сделал обманный выпад левой и рубанул сверху вниз правой. Он поставил блок и попытался пнуть меня ногой в живот.

– Захотел убить офицера? Понимаю и не упрекаю. А мне всегда хотелось прикончить рядового. Вот и случай подвернулся.

Он наступал, а я пятился. «Медальки-то, оказывается, настоящие! – мелькнула мысль. – Подумать только – в армии Зеннора есть настоящие офицеры!»

– Смерть офицерам! – заорал я и выбросил ногу, целясь ему в челюсть.

Попасть не попал, зато по инерции развернулся. Воспользовавшись этим, я бросился бежать. Осторожность, как говорится, не порок. Смелость города берет, но города мне были ни к чему. Мне хотелось жить.

Рыбкой перемахнув через изгородь, я вскочил на ноги и услышал, как капитан с ревом ломится сквозь кусты. Впереди стояли палатки, к ним я и бросился. Перепрыгнул через растяжку, проскочил под другой. Топот позади стих, зато раздался громкий вопль и стук падения – капитан споткнулся о растяжку. Отлично, я выиграл несколько ярдов.

Стрелой промчавшись между палатками, я выбежал на дорогу и понесся к зданию, откуда доносились музыка и звон бьющегося стекла, и вскоре оказался на заднем дворе.

Пора перейти на шаг. Капитана вроде не видать.

– Эй вы, черти ленивые! Хватит сачковать. Хватайте пиво и бегом в зал!

Стоявший в дверях толстый повар пялился во тьму. Приглядевшись, я увидел у стены несколько темных фигур. Кухонные рабы зашевелились и медленно, как на казнь, поплелись к штабелю ящиков с пивом. Чтобы уподобиться этим несчастным, достаточно было снять форменную куртку. Скомкав ее и затолкав в щель между ящиками, я схватил один из них и понес к дверям.

Работа на кухонном наряде – самая унизительная в армии. Настолько унизительная, что ею запрещено наказывать провинившихся. Поэтому ею охотно наказывают. Это каторжный труд от зари до зари – мыть грязные миски и кружки. На такую работу добровольцев не находится. Здесь меня никто не будет искать.

С ящиком в руках я приблизился к повару в грязно-белой куртке с сержантскими нашивками на рукаве. Он осклабился и ткнул в меня огромным черпаком.

– Откуда ты взялся?

– Это ошибка! – захныкал я. – Не знаю, за что на меня сержант взъелся. Отпустите меня, пожалуйста!

– Что?! – зарычал повар. – Я тебя так отпущу, что навсегда здесь останешься! Сдохнешь здесь и будешь зарыт под полом. А ну, живо котелок мыть!

Подгоняемый ударами черпака, я поспешил к «котелку». Он оказался высотой с меня, и далеко не один.

Я трудился в поте лица, пока не решил, что капитан, на которого я напал, наверняка успокоился и отправился спать. Когда я разгибал спину, в пояснице громко хрустнуло. Шея болела, пальцы стали похожи на дохлых слизней. Меня разбирала злость. Нет, такая работа – не для Стальной Крысы. Тут я быстро заржавею…

Повар-холерик больно треснул меня черпаком по плечу и прорычал в ухо:

– Шевелись, ленивый осел! Не сачковать!

Что-то во мне щелкнуло, а глаза заволокло мутной пеленой. С каждым из нас такое случается. Оболочка цивилизованности тонка, из нее норовит вырваться дикий зверь.

Мой зверь вырвался. Придя в себя, я обнаружил, что держу повара за шею, окуная его голову в мыльную воду. Измученный, я разжал пальцы, позволив толстяку растянуться возле котла. Он хрипел, пуская пузыри носом и ртом.

– Очухается, – сказал я обступившим меня солдатам. – Кто-нибудь из поваров это видел?

– Нет. Они в кладовке, пьяные…

– Отлично. – Я сорвал со стены и смял список кухонного наряда. – Вы свободны. Расходитесь по палаткам и помалкивайте о том, что видели. Повар, к сожалению, будет жить.

Они торопливо разошлись. Я тоже вышел в каморку, где повара хранили одежду. Там нашлась белая куртка с сержантскими нашивками на рукаве. Как раз то, что мне нужно. Напялив ее, я направился в зал.

Вечеринка была в самом разгаре. Гремела музыка, орали офицеры, звенело стекло. Фигуры в мундирах с погонами одна за другой исчезали под столами. Пробираясь в этом пьяном аду, я то и дело наступал на бесчувственные тела. Особо я не осторожничал – памятуя о встрече с бравым капитаном, который со мной не церемонился. Один из тех, о кого я споткнулся, привлек мое внимание. Опустившись на колени рядом со сладко посапывающим майором, я вытянул руку вдоль его руки. Длина рукавов подходящая. В плечах китель тоже не должен жать…