– А кто их знает, – сказал князь, – наверное, там! Куда им деваться? Навряд за ними посылали судно при нынешних обстоятельствах... Да там не только пушки. Там и паруса, и канаты, и много чего... Узнать это не трудно, там ли они или нет...
Штроле задумался.
– Вот что, князь, – сказал он после долгой паузы, – мне третий лейтенант нужен, я тебя и так бы взял. Но если ты мне устроишь, чтобы весь тот груз я поднял бы на «Реизенде Тобиас», ты, кроме жалованья, получаешь пять паев из шестидесяти. Идет?
Князь, собрав на лбу толстые складки, молча глядел в свой стакан, вращая его между пальцами.
– Чего раньше времени шкуру делить, – сказал он наконец. – Надо сперва узнать, там ли еще пушки...
– Ну, а если там?
– Если там, то я с российской адмиралтейств-коллегией за все сквитаюсь: и за свой пенсион и за посрамление, что я невинно претерпел!
– Вот теперь я слышу мужчину! – сказал Штроле. – Ты мне, князь, все больше нравишься!
– Чтобы все дело прояснить, мне надо сто рублей, – вдруг заявил князь.
Штроле возмутился.
– Да брось ты! Куда тебе столько!
Начался торг.
9. ЭКСПЕДИЦИЯ НА ОСТРОВ ГООЛЬС
В ревельской адмиралтейской конторе у князя был знакомый канцелярист, который за мзду готов был оказать ему посильную услугу.
На следующий же день после встречи в аустерии «Три короны» князь за половину суммы, полученной от Штроле, узнал, что груз «Принцессы Анны» все еще лежит на мысе Люзе. За ту же цену покладистый канцелярист припрятал все дело о крушении бригантины так, что о нем должны были позабыть надолго. И поэтому через три дня, как только закончилась погрузка пшеницы (на этот раз Штроле вез вполне чистый груз), «Реизенде Тобиас» распустил паруса и покинул Ревельскую гавань. Князь всю ночь провел на палубе, наслаждаясь знакомыми ощущениями.
Корабль шел на всех парусах, с плеском и шорохом пластая некрупные волны. Ветер посвистывал в снастях, терпко и живительно пахло морем, смолою. Вахтенный офицер протяжно покрикивал на часовых.
Остров Гоольс открылся рано утром, и около полудня «Реизенде Тобиас» был подле мыса Люзе.
Штроле, оба его лейтенанта и князь, стоя на высоком юте фрегата, всматривались в пустынное, песчаное лукоморье, над которым высились гранитные утесы.
Князь молча, с неожиданным для себя волнением вглядывался в места, где произошли события, роковым образом повернувшие всю его жизнь. Как сквозь туман, он вспоминал обстановку крушения.
Там, где на длинных подводных отмелях ревели тогда грозные буруны, сейчас чуть рябилось под легким бризом белесо-голубое море. На золотистом песке виднелись какие-то бурые штабеля. Это были вытащенные на берег обломки бригантины.
– А где же пушки и прочее? – спросил Штроле.
– В амбарах. Их не видно. Они за мысом, – рассеянно отвечал Борода-Капустин.
Фрегат медленно подвигался по гладкому морю. На баке боцман кидал лот и оповещал о глубине.
– А сколько все же матросов оставили вы на острове для охраны амбаров?
– Кажется, семь... Да они уже, наверное, разбежались. Ведь скоро три года, как они живут здесь без всякого присмотра. Наш матрос хорош, когда над ним есть палка и его кормят, а им уже давно небось жрать нечего.
Еще в Ревеле Штроле позаботился раздобыть шесть комплектов русской матросской одежды для гребцов шлюпки, которая должна была доставить на берег его и князя.
План был таков: в случае, если матросы «Принцессы Анны» все еще охраняют груз, то объявить им, что князь прибыл на фрегате за остатками «Принцессы Анны», которые он и должен передать капитану фрегата Штроле. При этом русских матросов для верности следовало перевезти на фрегат и там запереть.
Все это было обдумано еще в Ревеле. Но сейчас и Штроле и князь пришли к убеждению, что все эти хитрости будут излишними. Вряд ли хоть единая живая душа охраняет сейчас пушки. Даже если матросы и не разбежались, – что крайне сомнительно, – то они наверняка живут в деревне, и прежде чем понадобится что либо им объяснять, пушки и все остальное будет захвачено экипажем «Реизенде Тобиаса».
Фрегат достиг удобного якорного места, и Штроле скомандовал: отдать якорь и убрать паруса. Маневр выполнен был с военной четкостью. Князь не преминул сказать об этом Штроле, и страшный шрам капитана зазмеился от самодовольной усмешки.
– Подожди, князь, – сказал Штроле, – обзаведемся пушками, и мы еще себя покажем на южных морях! Через пять лет все мы до последнего юнги станем богачами!..
И, хлопнув князя по плечу, Штроле, прихрамывая, направился в свою каюту, чтобы переодеться в русский офицерский кафтан и камзол. По старой привычке Штроле, отправляясь на берег, заткнул за пояс заряженный пистолет и настоял, чтобы князь сделал то же самое.
Через четверть часа шлюпка отвалила от борта фрегата и во весь мах длинных весел пошла к берегу. Медленно отодвигались в сторону серые утесы мыса Люзе и постепенно разворачивался вид на его пологий и зеленый склон, обращенный к внутренней части острова. И князь и Штроле во все глаза глядели на открывающуюся перед ними картину.
– Смотри, князь, ведь это огороды, – сказал Штроле. – Тут что – деревня, что ли, близко? Вон и люди на них какие-то копошатся.
– Н-нет, – неуверенно промямлил князь. – Деревня как будто далеко. За дюнами. Вон, вон, смотри! Вон где склад, повыше огородов, на склоне...
– Да ведь это целый редут! – воскликнул Штроле. – Вон на валу три пушки, флагшток с андреевским флагом, а под ним часовой. Князь, что же это такое?
– Чудеса, да и только, – смущенно сказал Борода-Капустин.
– Чудеса! – язвительно передразнил его Штроле. – «Матросишки разбежались, потому что-де им жрать нечего». А я-то дурак поверил! Как будто я русских не знаю!.. Черт возьми, они на одной траве могут жить! Ну, делать нечего. Возьмем их обманом. На радостях они нам сразу поверят, а там уж будет поздно.
Часовой у флага, видимо, заметил шлюпку, он подошел к колоколу и ударил тревогу. Несколько человек, работавших на грядках между дюнами и мысом, оставили свою работу и бегом бросились к «редуту» с лопатами в руках. Шлюпка между тем заскрипела дном по песку и остановилась.
– Братцы, братцы, мы свои, не полошитесь! – закричал князь и, встав во весь рост, замахал треуголкою. – Я ваш капитан, бра-атцы!
Штроле тоже поднялся и замахал шляпою.
Но русские матросы, бывшие уже на равном расстоянии и от редута и от шлюпки, и сами остановились, видимо заметив, что люди в шлюпке одеты по-русски. Они торопливо одернули рубахи, пригладили волосы и снова припустили во всю прыть – на этот раз к шлюпке.
Часовой у флагштока стойко оставался на своем посту. Напряженно вглядываясь из-под ладони, он так и вытягивался, отклоняясь то вправо, то влево, чтобы получше разглядеть, кто же это прибыл наконец к ним на остров Гоольс?
Четыре матроса с фрегата, бредя по колена, на руках вынесли Штроле и князя из шлюпки на берег, как раз к тому моменту, когда «островитяне» подбежали к самой воде.
– Эх, жалко, мало мы с собой прихватили народу! – шепнул Штроле князю. – Сейчас бы тут перевязать их, голубчиков, и конец делу...
– Ваше сиятельство, господин капитан! – крикнул было Ермаков, подбежавший первым, но тут же спохватился и, оглянувшись на подбегающих товарищей, скомандовал: – Стройсь! Смирно! – и затем, выпрямившись, рапортовал: – Старший по команде матрос первой статьи Ермаков. Честь имею доложить: в команде налицо семь человек. Больных нет. Особых происшествий не было.
– Спасибо, Ермаков, спасибо вам, братцы, – смятенным голосом сказал князь. – Так... Вольно, братцы...
Матросы окружили мрачного Штроле и смущенного князя.
– Вот такие дела, братцы, – промямлил князь.
Штроле искоса, негодующе посмотрел на него, и князь, взяв себя в руки, продолжал:
– Мы за вами. Вот господин Штроле, капитан фрегата «Винд-Хунд», примет все имущество и отвезет вас в Кронштадт.