Он развернул кисет и стал свертывать из газетной бумаги папиросу. Ему давно хотелось курить, но старик совершенно не терпел табачного дыма. С этим приходилось считаться.
— Утром мы с тобой в Чернинскую поедем. Пораньше надо встать, — продолжал Василий, прикуривая от уголька, захваченного рукой прямо из печки. — Там кончик один следует подхватить.
Рано поутру они встали, позавтракали и собрались ехать. Саша посмотрел на него.
— Кажется, погода начинает портиться. Как, Василий Максимович?
— Погода? — сказал хозяин, выйдя вслед за ними во двор. — Это я, парень, могу сказать. Ошибки не будет. Меня за это астрономом прозвали.
Он внимательно поглядел на небо, подумал, поморгал глазами, лениво произнес, как бы взвешивая каждое слово:
— Кто ж его знает? Если ветер подует, то, может, и разгонит тучи. Опять же и нагнать ненастье может... Я так насчет погоды полагаю: либо распогодится, либо снег пойдет.
— Да ты, папаша, на все случаи сразу загадываешь, — рассмеялся Саша.
— Так оно, парень, лучше. Не прошибешь, — невозмутимо ответил хитрый старик.
Он опять оглядел серое от туч небо, потянул ноздрями воздух, но так и не пришел к определенному заключению о прогнозе погоды на предстоящий день.
— Когда домой вернетесь? — спросил старик, закрывая за ними ворота.
— Да, должно быть, к обеду. Разве припозднимся чуть, — ответил Василий и повернул коня в сторону, противоположную той, куда они на самом деле намеревались ехать.
Лишь за рощей осинника, когда владелец хутора уже не мог их видеть, Василий пустил Нерона прямо по снежной целине. Час спустя они выбрались на торную дорогу в Чернинскую.
Дальше дорога шла лесом. Саша вертел головой, старался угадать породы деревьев и кустарников. Но это оказалось нелегким делом. Кусты, лишенные листвы, делаются похожими друг на друга; даже хорошо знающий местную флору человек не сразу разберет, с каким именно растением он имеет дело.
Среди ветвей Саша заметил поползня. Где-то в глубине леса усердно долбил кору дятел. Целая стая ворон вдруг с гамом и криком пронеслась над дорогой и скрылась за лесом.
Поползни и снегири, занятые поисками пищи, не обращали внимания на конников.
У самого развилка дороги на дереве, точно сторож, сидел желтоногий сыч. При приближении людей он нахохлился и обеспокоенно заворочал головой. Саша крикнул, сыч сорвался с ветки и полетел против ветра, усиленно махая крыльями.
Показалась одинокая скалистая сопка. К дороге она подходила тремя отвесными обрывами, почти лишенными растительности. Снега на них не было, и среди господствующего кругом белого цвета скалы выделялись серо-желтыми цветными пятнами.
— Пять верст осталось до Чернинской, — сказал Василий.
Возвращались они затемно. Василий был доволен результатами поездки. Его Нерон и Сашин Серый шагали бок о бок по дороге; ноги всадников соприкасались.
Саша любил такие поездки. Хорошо покачиваться в седле, вдыхать морозный воздух и с легким волнением всматриваться в тени придорожных кустов. Чего только не нарисует твое воображение! Хорошо одновременно слушать спокойную речь Ташлыкова о предметах самых обыкновенных. Все, что Саша видел, давало богатую пищу для размышлений. Теперь в помине не осталось того гнетущего ощущения одиночества, оторванности от людей и собственной ненужности, которое порою овладевало им в доме отца.
Дорога была длинной; они о многом успели поговорить до той поры, как за лесом послышались лай собак и пение поздних петухов. Лошади, почуяв близость конюшни, прибавили шагу.
— А старик, выходит, промахнулся. Погода — ни то ни се. Без перемены, — с улыбкой, угаданной Василием, заметил Саша.
— Погоди. Снежок, кажется, начинает падать. — Василий снял рукавицу и повернул кверху открытую ладонь. — Точно, падает, — сказал он, видимо, очень довольный таким обстоятельством.
Навстречу с равнины потянуло чуть приметным ветерком. Сашин мерин вдруг встрепенулся, поднял голову и звонко заржал.
С хутора, постройки которого чернели в каких-нибудь двухстах саженях от них, донеслось ответное ржание.
— Значит, посыльный вернулся. Пора, — с облегчением сказал Василий. Он уже начал тревожиться из-за того, что тот задержался больше положенного срока.
Нерон рысью взял крутой пригорок и понесся к воротам. Саша ударил своего коня ногами в бока, побуждая его бежать вслед.
Все дальнейшее произошло прежде, чем кто-либо из них успел отдать отчет в том, что случилось.
Едва Василий поравнялся с бревенчатой постройкой, возле которой дорога делала последний поворот, как от стены отделились два человека и молча кинулись на него. Один забежал вперед коня, второй сильно рванул Василия за ногу. Еще двое подбегали с противоположной стороны.
Василий едва удержался в седле. Выпустив стремя, он коротким пинком в грудь отбросил нападавшего. В следующее мгновение он круто повернул коня, ударил его поводом. Нерон рванулся вперед, сшиб грудью человека, пытавшегося ухватить повод, и шибко поскакал обратно по дороге.
— Назад, Саша! — крикнул Василий.
Когда сзади грохнули выстрелы, Ташлыков уже сворачивал с открытого места в овражек. «Ну, спасся на этот раз. От неминуемой смерти ушел», — подумал он.
Саша, отставший несколько, не видел начала схватки. Этому мешал угол постройки. Он подоспел к повороту как раз в тот миг, когда Ташлыков с криком промчался мимо него в обратном направлении.
Не успел Саша ни подивиться, ни вскрикнуть, как перед глазами у него сверкнула молния, тупо ударило по голове, и сознание сразу померкло.
Василий понял, что с Сашей случилась беда. Он долго прислушивался, но хутор был тих, будто там вымерли все. «Убит или живого схватили?.. Как его выручать теперь?»
Что Сашу надо выручать и немедленно, в этом у Василия колебаний не было. Но он знал, что одному лезть на рожон бесполезно. Отправиться сейчас за подмогой — пройдет слишком много времени. «Эх, как это я промашку дал! Конь меня, видно, попутал. Дурак я, дурак!» — ругал себя Василий.
Снег тем временем как следует разошелся. С места, где за кустами черемушника стоял Василий, держа в поводу Нерона, жарко дышавшего ему на щеку, хутора не стало видно. Хуторские постройки как бы растворились в белесой мгле.
Недалеко в поселке начали перекличку петухи.
«Третий час. Ну, пойду! Двум смертям не бывать, а одной не миновать», — решил Ташлыков.
Он завел коня подальше в кусты и привязал его. Затем проверил карабин и напрямик, увязая в снегу, побрел к хутору. Когда сквозь падающий снег перед ним совсем близко возникли хуторские постройки, Василий лег на живот и пополз. Двигался он со всей возможной осторожностью. Он был почти у ограды, когда по ту сторону ее кто-то невидимый Ташлыкову громко сказал:
— К черту! Конечно, он не вернется.
— С перепугу до самого города побежал! — с веселым смешком откликнулся другой человек, судя по голосу, более молодой. — А холодно лежать, — продолжал он, звучными шлепками отряхивая со своей одежды снег. — В избе погреться бы перед дорогой.
— Можно, — согласился первый, видимо бывший за старшего. — Этот Левченко жив?
— Куда!.. Наповал убит. Чего с трупом делать теперь? Староверу оставить разве?..
— Самое разумное — в прорубь спустить.
Голоса удалялись.
«Эх, Саша, Саша!.. — горестно думал Василий. — Перестрелять разве этих? Да много их...»
Ташлыков послушался голоса благоразумия и отказался от намерения немедленно отомстить за смерть товарища. Сначала ползком, а затем быстрым шагом, почти бегом, он вернулся к тому месту, где оставил Нерона. Горько и больно было ему в эту минуту.
«Что же я Лексею Никитичу скажу?» — подумал он, садясь в седло и выезжая на дорогу.
...Было уже светло, когда Ташлыков в сопровождении понятых вернулся на хутор. Никаких следов Саши Левченко они не нашли. Только возле строения, где разыгралась схватка, Василий, разгребая руками свежий снег, обнаружил темные кровавые пятна.