Компания возле окна, повернув головы, также с любопытством глазела на вновь пришедших.

— Вот он, господа, собственной персоной! Видите каков, — говорил толстяк таким тоном, будто радовался возможности показать приятелям этакий редкостный экземпляр.

— Н-да... лакированный субъект, — раздумчиво протянул тощий и веско заключил: — А все ж — прохвост!

— Глядите — японец, — сказал одновременно молодой человек.

В зал вошел Хасимото. Он быстро огляделся и сразу направился к столику, где продолжали перешептываться баритон и его компаньон. На лице у японца появилась та радостная улыбка, которая заранее говорит, что хотя встреча и неожиданна, но приятна. Должно быть, у обладателя баритона, который сразу же положил нож и вилку и поспешил подняться, на лице тоже было написано нечто похожее; японец улыбнулся еще приятнее, и губы у него шевельнулись, готовые произнести слова привета.

Но в этот миг Джекобс высунулся из-за лимонного куста и громко завопил:

— Хэлло, мистер Хасимото! Чертовски рад видеть вас... Подыхаю от скуки.

Хасимото вильнул глазами и, не меняя улыбки, будто она предназначалась Джекобсу, прошел мимо столика. Обладатель баритона и его компаньон так и остались стоять с недоумевающим и глупым выражением на лицах.

Джекобс понял, что встреча была заранее обусловлена. Злорадное чувство шевельнулось в нем. Осклабившись, он крепко тиснул японцу руку.

Они познакомились несколько лет назад в Китае, куда одного забросила беспокойная профессия журналиста, а другого — «коммерческие» дела.

Заказав официанту обед, они перешли в кабинет, так как компания у окна стала уделять им много внимания.

Разговаривали на английском языке, которым Хасимото владел так же хорошо, как и русским. Говорил больше Джекобс; он и в самом деле ощутил скуку и теперь спешил выговориться.

— Россия, собственно, весьма искусственное образование. Достаточно было толчка, чтобы в ней развились неодолимые центробежные силы, — разглагольствовал Джекобс. — При создавшейся ситуации совершенно неизбежен процесс отпадения окраин. Вот вам факт новейшего времени — образование «временного правительства автономной Сибири».

— Да, после поездки мистера Стивенса в Ново-Николаевск и Омск.

Официант принес поднос с едой, поставил судки на стол. Перекинув салфетку через локоть и почтительно наклонив голову, он ожидал дальнейших приказаний.

Журналист жестом отпустил его. Оба на время отвлеклись от разговора, занявшись едой.

В кабинете было жарко. Мелкие капельки пота все обильнее проступали на лбу Джекобса.

— Помните Циндао? Вы ловко тогда поработали, — продолжал он фамильярным тоном и даже подмигнул собеседнику. — Китайцы оглянуться не успели, как ваша пехота уже маршировала по дорогам Шаньдуна... Черт побери, кое у кого из ваших тогда здорово закружилась голова! Но мы с вами трезвые люди, мистер Хасимото. Мы знаем, как делаются дела. Кстати, война в Европе подходит к концу. Это развяжет кое-кому руки. Ситуация в Китае может существенно измениться.

Хасимото чуть приметно вздохнул. Увы, о политике его страны судят превратно. Само географическое положение Японии накладывает на нее особые обязательства.

«Те-те, старая песня! — думал Джекобс, с благодушным видом подвыпившего человека посматривая на японца. — Пользуясь соседством, хотите первыми поспеть на пожар. Пока из дома вытаскивают вещи...»

Он знал скрытые пружины, приводящие в действие и дипломатов и военных.

Рассуждали о заявлении премьера Терауци и тех возможных последствиях, которые оно вызовет в политическом положении края.

Вдруг в дверь без стука протиснулся господин с бородкой «буланже», похожий на товарища министра или директора акционерной компании.

— Простите, господа, за неожиданное вторжение, В зале проверка документов, — сказал он знакомым Джекобсу баритоном.

— Нас это не касается, — отрезал журналист, недовольный, что его прерывают.

Хасимото холодно посмотрел на вошедшего, безучастно спросил:

— Надеюсь, с вами ничего не случится?

— Да, конечно, господа! Конечно... Только все произошло так неожиданно. Со мной бумаги... — растерянно пролепетал он. — Очень неприятно затруднять, но если вы... если вы позволите...

— Хорошо. Оставьте портфель, — сказал Хасимото.

— Ах, господа, вы спасаете меня! Благодарю, сердечно благодарю!

Пятясь и кланяясь, господин с бородкой моментально исчез за дверью.

Документы проверял смешанный наряд красногвардейцев и матросов Амурской флотилии. Свое дело они делали без излишней сутолоки, быстро и споро, видимо достаточно понаторели в нем.

Публика в зале сперва заволновалась, но старший наряда — черноусый веселый матрос — гаркнул: «Тихо, граждане, честных людей не обидим!» — и шум стих.

Задержали троих: господина е бородкой, его компаньона и сухощавого человека средних лет в гражданском костюме, но с обличающей выправкой кадрового военного.

— А я говорил: подсекут — вот и подсекли! — громко заметил худой человек у окна, оставшийся теперь вдвоем с юношей (толстяк куда-то скрылся).

Перед тем как увести арестованных, охрана пропустила к выходу Джекобса в Хасимото. Японец, помахивая портфелем, учтиво поблагодарил матроса за оказанную любезность.

— Чарльз, а у вас го-ость. Давно дожидается, — такими словами встретила Джекобса дома Катя Парицкая.

Подставив щеку для поцелуя, она тотчас убежала. Пока Джекобс вешал шляпу, снимал пальто, из гостиной вырвались звуки бравурной музыки, так же внезапно оборвавшейся. Послышался женский смех и чей-то незнакомый мужской голос.

Гостем оказался человек средних лет, светловолосый, сухощавый, в светлом, свободного покроя костюме. Он легко, как спортсмен, поднялся с кресла и зашагал навстречу Джекобсу с открытой улыбкой и, протянутой рукой,

— Я так рад, что вижу своего соотечественника и коллегу! — Гость назвал себя: — Джемс Грейс.

Название газеты, которую представлял Грейс, Джекобс тут же позабыл: газета, видно, была не из очень распространенных; владельцы ее, несомненно, желали повысить тираж, иначе на кой черт им понадобилось посылать корреспондента на край света. А людей инициативных Джекобс уважал, и к Грейсу поэтому он отнесся с несвойственной ему сердечностью.

— Черт побери, тут не часто встречаешь человека из Штатов! Китти, две бутылки коньяку и закуску! Сегодня у меня — дорогой гость. — Последние две фразы Джекобс произнес по-русски, помня, что молодая хозяйка не понимает его языка. Впрочем, тут же выяснилось, что в такой же мере русский язык незнаком Грейсу. Джекобс захохотал: — Представляю, как вы тут объяснялись... Вот истинный американский характер! Плевать на такую мелочь, как язык страны, куда едешь. Правильно, дружище!

— А я жалею, что не предусмотрел революции в России, непременно бы выучился по-русски, — серьезно сказал Грейс.

— Не горюйте, Джемс! — Джекобс подал коробку с сигарами. — Стоит ли учить все тарабарские языки.

Джекобс засвистел, принялся составлять на поднос бутылки, тарелочки с икрой, холодной рыбой, ветчиной. Не стесняясь Грейса, он обнял Катю, чмокнул ее в щеку, в губы, весело сказал:

— Вы, конечно, успели спеться. Теперь мой черед. Не сердись, девочка, я похищаю вашего гостя. У нас уйма тем для серьезного разговора. Ты все равно не поймешь. Мы закроемся у меня в комнате, пока не прикончим все это. Договорились? Ну, будь умницей!

Потрепав Катин подбородок, он взялся за поднос. В дверях сказал Грейсу:

— Девчонки здесь податливы, надо только уметь обращаться с ними. Чего не делаешь со скуки, — и тут же откупорил обе бутылки. — За звезды и полосы, дружище Джемс!

Грейс выпил, но заявил, что на этом он ставит точку.

— Глупо, ей-богу! — разочарованно пробормотал Джекобс. — Шекспир пил. Впрочем, черт с ним! Вы, Джемс, наверно, из тех, кто добивается введения в Штатах «сухого закона»? Говорят, билль уже разработан и скоро его внесут в сенат. Откроется новый бизнес: контрабандный ввоз спиртного из Канады и Мексики. Такую штуку могли придумать только в Штатах. Вы давно оттуда? Фриско — Гонолулу — Владивосток? Прямой рейс, не так ли? Океанский лайнер...