Он привык видеть у себя публику совсем иного сорта.

Тем не менее одноглазое лихо провело нас в горницу,

вздуло огонек и спросило:

— Что прикажете?

Наташа, привыкшая к хозяйничанью, сразу же отве

тила:

— Самовар и хлеб с маслом... Да еще молока и, если

есть, мяса какого-нибудь.

«Хозяин» смерил Наташу презрительным взглядом, но

сквозь зубы процедил:

— Слушаюсь.

И затем, оглянувшись на Сергея, продолжал:

— Водочки? Пивца? Сколько прикажете?

Сергей с видом человека, привыкшего к пьянству и ку

тежам, быстро оглядел нашу компанию и небрежно бросил.

— Давайте бутылку водки.

— Одну-с? — с изумлением, почти с ужасом спросил

«хозяин».

Сергей смутился и хотел что-то прибавить, но Наташа

поспешила его прервать:

— Да и одной-то много! У нас пьющих мало. Хватит

полбутылки!

Королев, однако, был раздражен этим вмешательством

сестры и стремительно реагировал:

— Нет, целую бутылку да пивца полдюжины!

И, чтобы не дать возможности Наташе еще что-нибудь

сделать, Сергей, круто повернув «хозяина» за плечи, поско

рее выпроводил его из горницы.

Когда большой деревянный стол, стоявший в углу под

иконами, покрылся разными яствами и снедью, Наташа по

привычке села у самовара и спросила:

— Кому наливать чаю?

— Мне, — откликнулся я.

— Брось, как не стыдно! — вдруг ворвался в наш раз

говор Сергей. — Ваничка, выпей с нами по рюмашечке!

— Не выпью! — твердо отрезал я.

211

— Как не выпьешь? — продолжал уговаривать Сер

гей. — К чорту бабье пойло!

И он размашисто отодвинул стакан чаю, который тем

временем налила мне Наташа. Меня разозлило это само

управство, и я с некоторой рисовкой ехидно ответил, при

двигая к себе опять стакан чаю:

— Алкоголь внешний нужен тем, у кого нет алкоголя

внутреннего. А с меня алкоголя внутреннего хватает.

— Ты не остроумничай, а пей, — вмешался Олигер, дер

жавший в руках рюмку водки, — все должны быть

веселы!

— Успокойся, я и без вашей водки буду весел, может

быть, веселее вас всех, — откликнулся я.

— Докажи! — вызывающе бросил Олигер.

— И докажу! — в том же тоне отпарировал я.

В меня сразу вселился бес. Я насмешливо оглянул всю

нашу компанию и, остановившись на нежно сидевших ря

дом Олигере с Таней, сказал:

— Дорогие девочки и дорогие мальчики! Позвольте по

веселить вас трезвому алкоголику...

— Что это вы за чушь городите, Ваня? — с возмуще

нием воскликнула благоразумная Тася. — Разве алкоголик

может быть трезвым?

Я приподнялся и, сделав насмешливый реверанс по ад

ресу Таси, продолжал:

— Представьте, Тася, что в богатой коллекции челове

ческой фауны имеется и такая разновидность. Если вы ее

до сих пор не встречали, так посмотрите на меня... Да-с,

так позвольте вас позабавить! Шутка номер один. Николай,

дай твою руку!

Я взял ладонь Олигера, как это делают хироманты, и,

посмотрев на ее линии, сказал:

— Боги велели тебе сказать: «Никогда не закладывай

свое сердце женщине безвозвратно, — не то погибнешь».

Таня страшно покраснела и с раздражением ответила:

— Коля не нуждается в ваших советах!

Олигер неловко ерзал на месте, но старался делать вид,

что ему страшно весело.

— Шутка номер два, — продолжал я, переводя взгляд

на Баранова, который, как всем нам было известно, без

успешно старался завоевать сердце Муси:—великий Гейне

прислал мне для вас специальное послание, которое я по-

212

зволил себе перевести па русский язык в следующих выра

жениях:

Когда тебя женщина бросит, — не плачь!

В другую влюбись поскорее!

Но лучше котомку на плечи возьми

И в путь отправляйся смелее!

Лазурное озеро в темном лесу

Тебе повстречается вскоре.

Там выплачешь ты все страданья свои

И все свое мелкое rape.

Когда подойдешь ты к высоким горам,

Смелее взбирайся на кручи!

Вверху над тобою там будут орлы,

Внизу же угрюмые тучи.

Ты вновь возродишься, могуч, как орел,

Смирится на сердце тревога,

И гордо почувствуешь, как ты велик

И как потерял ты немного.

— Какой вы злой! — пробормотала смутившаяся Муся,

но в глазах ее сверкнула лукавая искра.

Вмешалась Наташа и, слегка дернув меня за рукав,

прошептала:

— Бросьте, Ваня, зачем портить нашу вечеринку?

Потом, приняв веселый вид, она громко сказала:

— Хватит поэзии, давайте споем! Муся, голубчик, спой

нам что-нибудь!

Муся, как это всегда бывает с певицами, стала отнеки

ваться и говорить, что она сегодня не в голосе, но, в кон

це концов, уступила общим настояниям. Она села посере

дине горницы на табуретку, положила ногу на ногу и,

охватив колени руками, красивым сопрано запела:

Однозвучно звенит колокольчик,

И дорога пылится слегка,

И далеко по чистому полю

Разливается песнь ямщика.

Муся пела очень хорошо, с большим чувством, покачи

ваясь всем корпусом в такт звукам и устремив вдаль пе

чально затуманенные глаза. Мы все ей подтягивали. Когда

песня кончилась, раздались аплодисменты. Хлопали не

только мы, — у входа в горницу хлопали также «хозяин»

и выглядывавшие из-за его плеча парень и молодая де

вушка, оказавшиеся его детьми. Муся вдруг соскочила с

213

табуретки, стукнула каблуками о пол и, подняв вверх одну

руку, запела «Калинку». Переход от грусти к веселью

был так резок и неожидан, что в первый момент мы все

как-то оторопели. Но это быстро прошло. Муся приплясы

вала и пела, а вся наша компания, «хозяин», его дети за¬

ливчиво подпевали:

Ах, калинка, калинка, калинка моя!

В саду ягодка-малинка, малинка моя!

Потом пошли танцовать. Сдвинули в сторону стол, та

буретки, лавки, и на образовавшемся небольшом простран

стве затопали ноги. Освоившиеся с нами хозяева вошли в

горницу и присоединились к общему веселью. Танцовали

вальс, мазурку, падэспань. Сергей с дочкой «хозяина» за

дорно сплясали русскую. Было шумно, жарко, весело,

угарно. Хотелось пить. «Хозяин» принес вторую бутылку

водки, около которой возились Королев, Баранов и Паль

чик. Олигер с Таней сидели в уголке и нежно о чем-то

ворковали. Совсем подвыпивший Сергей вздумал вдруг

объясняться в любви Мусе, — девушка то краснела, то

бледнела, не зная, что делать. Веселый Пальчик подсел

к Тасе и стал рассказывать ей о своей жизни в Томске.

Мы с Наташей сидели у самовара, и, хотя за весь вечер я

не выпил ни капли алкоголя, общая атмосфера как-то пья

нила меня, и мой разговор с Наташей был полон особой,

совсем необычной задушевности. Наташа рассказывала

мне о своем детстве, о недавней смерти матери, которую

она очень любила; я же поведал ей о том внутреннем

разладе, который был у меня в семье, о моих спорах и

столкновениях с матерью.

Возвращались домой мы глубокой ночью. Луна уже

склонялась к горизонту, и от деревьев по снегу побежали

длинные причудливые тени. Стало еще холоднее, на усах

и бровях появились белые колючие пушинки. Все были

уставшие от водки, от пляски, от только что пережитых

впечатлений. Говорили мало и лениво. Олигер слегка кле

вал носом, прижавшись к Тане. Больше всех подвыпивший

Королев громко похрапывал, склонившись головой на грудь

к Пальчику. Кучер заливисто посвистывал и щелкал кну

том. Лошади быстро неслись, и бубенцы мелодично разли