— А что с высоты сможет прочитать на земле летчик?
— Очень многое. Вернее, все, что неприятелем не замаскировано.
— Но он же пилот, а не разведчик.
— Чтобы сделать его разведчиком, летчика надо учить наблюдать с высоты. Тогда он без труда отличит батарею пушечную от гаубичной или мортирной.
— Но это же новая военная профессия, которой в документах нет.
— Пока нет, но она обязательно будет в наших авиационных ротах. В нашей окружной, наконец.
— Значит, вы убеждены, что конная разведка будет замещаться воздушной, Михаил Гордеевич?
— Да, только так. И только в вопросах ведения дальней разведки, которая даст нам стратегические данные о противной стороне…
Не меньше споров, чем аэропланы и аэростаты, вызывали броневойска, то есть использование в современной войне бронеавтомобилей и бронепоездов. Тут капитан-генштабист Дроздовский имел гораздо больше шансов, то есть примеров, для переубеждения своих оппонентов, которые обычно ходили в старших, чем он, офицерских чинах.
— Опыт Англо-бурской войны нам показал, что простой блиндированный поезд способен парализовать армию конных буров. Такое мы видели и в Трансваале, и в Оранжевой республике.
— Но та война велась не регулярными армиями, Михаил Гордеевич?
— Почему вы так считаете? Ведь экспедиционные войска Британии были из состава королевской армии.
— А буры? Они же чистые партизаны времен нашествия Наполеона Бонапарта на Россию.
— Не совсем так. Буры имели отряды конных и пеших стрелков-ополченцев. Это раз. А вся партизанская борьба в 1812 году велась в первую голову армейскими летучими отрядами. Это два.
— Хорошо, примеров нам здесь не надо.
— Почему не надо, если идет спор. Примеры — гусар Денис Давыдов и генерал Винценгероде. Тот и другой были в славе у князя Смоленского Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова.
— Значит, вы убежденно считаете бурскую армию регулярной, хотя в мирное время буры содержали только несколько артиллерийских батарей и не имели ни одного батальона пехоты?
— Убежденно. Буры сразу же обратили свое ополчение в регулярную армию и отточили на деле тактику ведения войны с англичанами.
— А что ответили на то британцы? Пустили в ход блиндированные поезда?
— Именно так. Блиндированные поезда и блокпосты сделали линию железной дороги непроходимой для крупных отрядов буров. Это несомненный факт.
— Ту войну, Михаил Гордеевич, вы считаете современной?
— Вне всякого сомнения. Она подарила военному искусству прообраз нынешних бронепоездов и бронеавтомобилей.
— Но мешки с песком и крепкое дерево на железнодорожной платформе еще не являлись броней в ее понимании, не так ли?
— Для тех лет верно. А защиту вагона и паровоза после войны в Южной Африке европейцы поменяли быстро.
— Значит, как вы убежденно считаете, за поездами, одетыми в броневые листы и с артиллерией, будущее? И за автомобилями в железной одежде?
— Только так я вижу будущее поле боя.
— Михаил Гордеевич, а ваш главный довод в этом вопросе? Тот, который вам дает такую убежденность?
— За доводом ходить не надо. Посмотрите только на карту Европы, на то, как растет там число железных и шоссейных дорог. Вот вам и главный мой довод…
Сейчас можно сказать с убежденностью, что офицер Генерального штаба смотрел на развитие армии далеко вперед. Но тогда ему все приходилось доказывать. И порой на личном опыте.
Только этим можно объяснить то, что Михаил Гордеевич, после многочисленных рапортов, добился того, чтобы его временно откомандировали из Варшавы на учебу в… Севастопольскую офицерскую школу авиации Отдела воздушного флота. Сам по себе этот факт был примечательным.
Его откомандировали в морскую крепость Севастополь. В ее окрестностях[4] он с 13 июля по 3 октября 1913 года прошел полный курс обучения летчика-наблюдателя. В послужном списке Дроздовского появилась необычная для офицера Генерального штаба запись: «Совершил 12 полетов вне аэродрома, каждый полет продолжительностью не менее 30 минут, а всего был в воздухе 12 часов 32 минуты».
Скажем прямо, за столь короткий срок налет в воздухе был немалый. И как говорится, слава богу, что все обошлось, особенно в непогоду, без поломок аэроплана, вернее, его мотора Такое в авиации тех лет случалось гораздо чаще, чем сегодня.
Летательные аппараты в начале XX века были совсем иные. Мало того что сделаны из дерева и полотна, они еще и обладали моторами, качество которых и на земле оставляло желать много лучшего.
На чем довелось летать Дроздовскому? Ему не пришлось летать на самолетах прославленного русского авиаконструктора Ивана Ивановича Сикорского — С-12 («Моносике») и «Илье Муромце». Не летал он и на аппаратах других замечательных отечественных авиаконструкторов — Дмитрия Павловича Григоровича (от М-5 до М-16 «Зимняк») и Владимира Александровича Лебедева (несколько модификаций «Лебедей»).
Учащиеся Севастопольской авиационной школы учебные полеты совершали на аэропланах иностранных марок. Это были французские «ньюпоры», «мораны» и «фарманы», строившиеся в России. Свои часы кандидат в летчики-наблюдатели капитан Дроздовский налетал на них. Он был в воздухе одновременно и пилотом, и наблюдателем.
Ему довелось знать многих русских летчиков, прославившихся в Первую мировую войну, одновременно с ним обучавшихся в 1913 году летному делу в крымском небе. Таким, к примеру, человеком был Тимофей Степанович Боровой.
У этого человека удивительная судьба Крестьянин из Изюмского уезда Харьковской губернии в 1909 году был призван в русскую армию. Служил примерно и, будучи унтер-офицером, имевшим начальное домашнее образование, сумел стать слушателем Офицерской школы авиации Отдела воздушного флота Чин прапорщика получил уже в войну, на Юго-Западном фронте, в октябре 1915 года Боровой стал на фронте полным георгиевским кавалером, то есть обладателем солдатских Георгиевских крестов всех четырех степеней. К этому можно добавить еще и три боевых ордена и Георгиевскую медаль.
Крестьянин с Харьковщины в годы Гражданской войны воевал на стороне белых. В их рядах он оказался осенью 1918 года, когда вместе со штабс-капитаном Бафталовским совершил перелет из Харькова в расположение Добровольческой армии.
…По тому, как сгущались тучи над Европой, в окружном штабе в Варшаве понимали, что большая война на континенте должна вот-вот разразиться. На оперативных картах разыгрывались варианты мобилизации войск. Порой возникали споры о том, с кем в первую очередь придется скрестить оружие. Здесь Дроздовский придерживался только одного мнения:
— Национальная профессия Пруссии — только воевать… Посмотрите по разведсводкам, как германцы готовятся. Железные дороги ведут только к границам. Даже полевых кухонь, которые они у нас скопировали, производят с избытком… Немецкие коммерсанты в Варшаве изменились на лицо: только слепой не заметит их военной выправки и не увидит в них пруссаков…
…Первая мировая война — Великая, мировая, Отечественная — вошла в судьбу капитана Михаила Гордеевича Дроздовского так, как она в июле 1914 года вошла в судьбы сотен тысяч военных армии и флота Российской империи. Вошла в историческую память Российской державы двумя высочайшими манифестами.
В первом из них, от 20 июля 1914 года, говорилось об объявлении состояния войны России с Австро-Венгрией:
«Божиею милостию Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем верным Нашим подданным:
Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.