Железная логика – в дерьме, зато на полном пенсионе. Есть на что самогон покупать. И с каждым годом таких гусаровых становилось все больше и больше.

Уйти домой мне в ту ночь так и не удалось. После Гусарова привезли сразу троих больных, и всех к нам. Первым был некто Порошок с желудочным кровотечением, бледный, пьяный и заторможенный. Последние десять лет он страдал язвой желудка. При осмотре кровотечение продолжалось. Установив зонд в желудок, я получил свежую кровь. Надо было срочно оперировать.

– Не дам вам операцию делать! – пьяно мычал Порошок.

– Как это не дашь? Помрешь! А у тебя, говорят, десять детей! Хочешь их сиротами оставить?

– Не хочу! И не десять, а одиннадцать!

– Тем более надо оперировать!

– Не доверяю я вам! Вызывайте санавиацию! Помру – на вашей совести моя смерть будет!

«Ну что ты будешь делать! – думал я. – Опять очередной выстебывается! Настрогал детишек и пропивает их детские пособия, а ты крутись возле него!» Позвонил в санавиацию – выяснил, что сейчас не летают, нет денег на керосин. Обещали приехать на машине часов через шесть. «Придется ждать, благо кровь нужной группы имеется в наличии», – подумал я, начиная переливание. Параллельно назначаю кровоостанавливающие препараты. Кровотечение хоть и уменьшилось, но все же продолжается.

Восковое лицо Порошка расплывается в улыбке:

– Я верю в вас, доктор, вы не дадите погибнуть отцу одиннадцати детей.

– Послушай, Порошок, не пил бы, и спасать никого не надо было!

– Так праздник был, Новый год! Как не выпить?

– Вообще-то уже пятое января на календаре.

– Так что с того? По-хорошему до четырнадцатого надо праздновать, до старого Нового года.

– А работать не надо?

– Я инвалид третьей группы, по общему заболеванию, мне нельзя работать.

– Остается только пить и детишек заводить, да?

– Да! Больше я ничего и не умею.

Оставив Порошка на попечение медсестры, я отправился к следующей пациентке. Худющая баба месяца три назад выпила по ошибке какую-то дрянь и заработала химический ожог пищевода. За медпомощью не обращалась: и раньше горло обжигала, и все проходило. Но сейчас все было намного серьезней. У нее пошло осложнение в виде стеноза[12] пищевода.

Сперва не проходила твердая пища, затем начались проблемы с жидкой, а со вчерашнего дня перестала проходить и вода. Вернее, самогон. Ведущей жалобой пациентки и была невозможность выпить.

– Доктор, бухнуть не могу! «Синька» не проходит, помоги! – жалобно просила женщина, обдавая меня перегаром.

– А то, что пища не проходит, не волновало?

– Да что мне твоя пища! Я и без закуси бухать могу! Просто вот не лезет со вчерашнего бухло! Помоги!

– Может, пора остановится?

– Ты помоги, а там решим, пора или не пора!

Наш лор, Артур Скороходов, отбыл на учебу. Пришлось звонить в область и консультироваться по телефону с коллегами. В данной ситуации необходимо было бужировать[13] пищевод, это делает только лор-врач. Но больная сейчас весила около тридцати восьми килограмм против тех восьмидесяти, что были у нее до ожога. Лор областной больницы объяснил мне, что пациентку надо вывести из дистрофии, в таком состоянии ее нельзя было оперировать. Необходимо было ее элементарно откормить, а для этого наложить гастростому. Сделать отверстие в желудке, подшить его к передней брюшной стенке и через специально вставленную трубочку вливать еду. Как нормализуется вес, отправить к ним на бужирование.

Я госпитализировал больную, но, так как эта операция не была экстренной, я наложил гастростому на следующий день. Все прошло замечательно, желудочное соустье работало превосходно, больная сама обучилась вводить пищу через трубочку, и я выписал ее домой, обязав прийти за направлением на бужирование, как только она наберет вес.

Она ушла и пропала. Встретил я ее слегка трезвую года через три возле рынка. Женщина заметно прибавила в весе, на ее лице играл нездоровый румянец, она была одета в длинный засаленный плащ.

– Ну что, съездила на бужирование? Успешно?

– А, доктор, – узнала она меня. – Нет, не ездила.

– А как питаешься?

– А как научили, через трубочку.

– И тебя это устраивает?

– А то! И пенсию по инвалидности получаю, и бухать запросто могу! – с этими словами женщина распахнула свой плащ, под которым не было никакой другой одежды, достала из кармана поллитровку с мутноватой жидкостью, следом – воронку, ловко вставила ее в желудочный свищ и перелила треть содержимого в организм.

– О как! – подивился я.

– Вот! Самогон в организм поступает – и ладушки! Теперь мне операция ни к чему! Могу пить все, что горит, и не блевать!

Интересная пациентка, запоминающаяся: который год живет на разбавленном спирте, и все ей нипочем. Больше наши дороги не пересекались.

Третий страдалец, доставленный «скорой» в ту ночь, был тщедушным бледным юношей лет двадцати пяти. Он тоже «фонил» алкогольными парами.

Двумя часами раньше его жена, дородная бабища, запустила в своего астеничного супруга будильником, крича: «Достал ты меня своим пьянством!» Будильник оказался еще советского производства, его циферблат закрывало обыкновенное стекло.

Им парня и поранило. Губы и щеки в крови, подруга жизни испугалась, вызвала «неотложку» и, подхватив раненого на руки, доставила его в больницу. Вот это любовь!

Осмотрев раны, я не нашел их смертельными. Из щек и верхней губы достал небольшие стеклянные осколки. Осмотрев раневые каналы, зашил повреждения и отправил супругов домой.

Через две недели этот юноша снова обратился ко мне. Его беспокоило инородное тело над верхней губой. Впрыснув новокаин, я извлек из губы еще один стеклянный осколок размером сантиметр на сантиметр. Хорошо обследовав губу и больше ничего подозрительного не заметив, я наложил швы и отправил пациента домой. Каково же было мое удивление, когда он в третий раз пожаловал с теми же жалобами!

Я понял, что здесь все непросто, и попросил анестезиолога дать наркоз. И под общим обезболиванием извлек из верхней губы пострадавшего еще пять стеклянных осколков размерами от одного до полутора сантиметров!

Моя ошибка заключалась в том, что прежде я работал, обезболив пациента новокаином. Раствор анестетика, раздувая ткани, искажал анатомию губы и мешал определить осколки в межмышечном пространстве. Со временем инородные тела выходили из глубины под кожу, где их нащупывал наш герой. Больше он ко мне не обращался, по-видимому, осколки закончились.

После я проверил Порошка – тот по-прежнему ничего и слышать не хотел об операции в нашей больнице, и завалился спать на диван в ординаторской.

Хирург и эндоскопист санитарной авиации добрались до нас только под утро, через восемь часов с момента вызова. Порошок не отдал богу душу только благодаря вливанию крови. Правда, все, что мы вливали, тут же и выливалось, так что анализы после переливания крови оставались на исходном уровне.

– Да, действительно, кровотечение продолжается из большой каллезной язвы антрального отдела желудка. Просто удивительно, что вы до сих пор не умерли. Надо немедленно оперировать, – заключил эндоскопист после осмотра аппаратом желудка Порошка.

– Здесь я оперироваться не позволю, везите меня в область! – заявил упрямец.

– Мы можем вас не довезти, далеко и дорога плохая. Я заведующий абдоминальным отделением областной больницы, кандидат медицинских наук, специализируюсь на желудочно-кишечных кровотечениях, предлагаю оперироваться здесь, – предложил приезжий хирург.

– Нет! Здесь не дам!

Полчаса уговоров ни к чему не привели, Порошок стоял на своем. Наконец и санавиации стало ясно, что надо везти его в областную больницу. Кровь у них была с собой, так что Порошка с капельницей погрузили в машину и повезли.

Через неделю этот тип повторно поступил в наш стационар. Мне повезло снова оказаться на приеме.