золоченые дыни,

тяжелое жито;

он прощается с нею,

выходит вперед.

— Перед смертью

ответ окончательный вот наш:

получи…

И, огромною кошкой присев,

бьет Зеленого диким ударом наотмашь

и бросается к горлу

и душит при всех.

Заскорузлые пальцы

всё туже и туже…

Но уже на него

адъютантов гора, —

арестованных в угол загнали

и тут же

в кучу пулю за пулей

часа полтора.

КОНЕЦ ТРИПОЛЬЯ

У деревни Халупы

обрывист, возвышен,

камнем ломаным выложен

берег до дна.

Небо крашено соком

растоптанных вишен,

может, час, или два,

или три до темна.

Машет облака сивая

старая грива

над водой,

над горой,

над прибрежным песком,

и ведут комсомольцев

к Днепру до обрыва,

и идут комсомольцы

к обрыву гуськом.

Подошли, умирая —

слюнявой дырой

дышит черная, злая

вода под горой.

Как не хочется смерть

принимать от бандита…

Вяжут по двое проволокой ребят.

Раз последний взглянуть и услышать:

сердито

мускулистые

длинные сучья скрипят.

Эти руки достанут еще атамана,

занося кулаков отлитые пуды,

чтобы бросить туда же,

в дыханье тумана,

во гниющую жирную пропасть воды.

Это вся Украина

в печали великой

приподнимется, встанет

и дубом и липой,

чтобы мстить

за свою молодежь,

за породу

золотую, свою,

что погибли смелы,

у деревни Халупы,

покиданы в воду

с этой страшной,

тяжелой

и дикой скалы.

Тяжело умирать,

а особенно смолоду,

до дышать бы,

дожить бы

минуту одну,

но вдогонку летят

пули, шмякая о воду,

добивая,

навеки пуская ко дну.

И глотает вода комсомольцев.

И Киев

сиротеет.

В садах постареет седых.

И какие нам песни придумать…

Какие

о погибели наших

друзей молодых?

Чтобы каждому парню,

до боли знакома,

про победу бы пела,

про смерть,

про бои —

от райкома бы легкая шла

до райкома,

и райкомы снимали бы

шапки свои.

Чтобы видели всё —

как разгулья лесного,

чернолесья тяжелого свищет беда,

как расстрелянный Дымерец тонет

и снова,

задыхаясь, Фастовского

сносит вода.

Он спасется.

Но сколько лежит по могилам

молодых!

Не сочтешь, не узнаешь вовек.

И скольких затянуло

расплавленным илом

наших старых, неверных

с притоками рек.

А над ними — туман

и гулянье сомовье,

плачут липы горячею

чистой росой,

и на месте Триполья

село Комсомолье

молодою и новой

бушует красой.

И опять Украина

цветами расшита,

молодое лелеет

любимое жито.

Парень — ласковый друг —

обнимает товарку,

золотую антоновку

с песней трясут.

И колхозы к свиному

густому приварку

караваи пшеничного хлеба несут.

Но гуляют, покрытые волчьею шкурой,

за республику нашу

бои впереди.