уединенном месте умер от голода. Он принадлежал к экипажу

корабля, потерпевшего крушение. Вслед за последним корабле-

* Капитан Бристоу в 1806 году выпустил на остров свиней, и с тех пор

они невероятно расплодились.

крушением, которое произошло 50 лет назад, экипажи

австралийских военных кораблей выпустили на остров крупный рогатый

скот и кроликов.

Лапландец Савио вернулся с несколькими красивыми и

жирными чирками, которых он пристрелил из своей лодчонки. Позже

я застрелил еще трех уток этого же вида у окончания западной

бухты, где птицы держатся на низких кучах гальки, нанесенной

ручьем.

Обследование этого западного ручья дало весьма интересные

результаты. Растительность была столь же богатой, как и наша

охотничья добыча, состоявшая из уток, куликов и рыбы.

Временами двигаться вдоль ручья было довольно трудно. Он

бесконечно петлял между холмами, покрытыми высокой зеленой

травой. В некоторых местах густая листва нависала как свод

и скрывала под собой речку.

На острове Окленд почти круглый год идут дожди, так что

низменная часть острова отличается сырым и болотистым

характером.

Пребывание на острове Окленд явилось весьма приятной

передышкой. Дни отдыха пошли на пользу как команде, так

и научным работникам. Кроме того, у нас здесь было достаточно

времени для того, чтобы подготовиться к «ревущим сороковым

широтам», от которых наверняка можно было ждать кое-каких

сюрпризов.

28 - го числа мы отплыли от острова Окленд и взяли курс

на остров Стюарт, лежащий к югу от Новой Зеландии.

30 марта 1900 года в полночь мы подошли к бухте Паттерсон,

на юго-восточном берегу острова Стюарт, от которой идет

фиорд в глубь острова.

Заход в бухту не прост, к тому же шел дождь;

посоветовавшись с Йенсеном, я решил дожидаться утра. Медленно тянулся

остаток ночи, «Южный Крест» покачивался с боку на бок на

крупной зыби. Изнутри бухты доносился грохот прибоя о темные

утесы.

Там, на берегу, мы встретим людей! Что принесет нам

завтрашний день? Какие давно устаревшие новости услышим мы завтра

от жителей острова?

31 марта началось пасмурной погодой и дождем—в южной

бухте лежали на горах разорванные серые тучи. И как нам это

все нравилось! Даже дождь приводил нас в хорошее настроение.

Мы с наслаждением втягивали в себя доносившийся с земли

аромат эвкалиптовых деревьев.

В пять часов утра все были на ногах, а в шесть мы медленно

и осторожно вошли в бухту Паттерсон.

Мы глубоко вдыхали ароматный воздух. Новое, совершенно

непонятное нам самим чувство охватывало нас при взгляде на

зеленые деревья.

В 8 часов бросили якорь в хорошо защищенном уголке бухты.

Якорь зарылся в грунт в глубине 9 саженей. Мы находились в

одной миле от западного берега бухты. Все, у кого были

бинокли, прильнули к ним.

Я различил на острове к югу от берега красивый невысокий

дом. Вскоре вслед за этим Фоугнер, уронив от восторга свой

морской бинокль, закричал:

— Женщина! Женщина!

Это важное биологическое открытие произвело необычайный

эффект. Магнитологи засуетились, бинокли переходили из рук

в руки.

Немного спустя после того, как мы стали на якорь, я велел

спустить на воду вельбот и уселся в него, взяв с собою Самуэль-

сена и Бьаркё. Мы гребли к западной стороне бухты, в том

направлении, где я заметил красивый домик, стоявший на прогалине

в пышном тропическом лесу.

Едва лодка коснулась берега, как среди листвы показалось

коричневое от загара лицо. Я тотчас увидел, что это полукровка—

маори. Его большие темные глаза искали встречи с моими.

Я приветствовал его по-английски. Он ответил на приветствие

и стал медленно приближаться к лодке.

— Сможем мы здесь за деньги купить овощи?—спросил я.

— Не здесь, а на другой стороне острова,—раздалось в ответ,

после чего он стал недоверчиво измерять нас взглядом с головы

до ног, затем спросил:—Что за корабль?

— «Южный Крест»,—ответил я.

Хмурое лицо мгновенно просветлело.

— Борхгревинк на борту?

— Нет,—ответил я.

— Умер?—спросил он.

— Нет, он говорит с тобой,—был мой ответ.

Прием, который при одном упоминании моего имени оказал

в дикой глуши этот сын природы и обнаруженный им интерес

к моей судьбе, так растрогали меня, что я и теперь отношу эту

встречу к самым приятным своим воспоминаниям.

Этот бедный рыбак с величайшим вниманием отнесся к нашим

нуждам. Он прекрасно был осведомлен обо всем и заявил, что

сейчас же готов провести меня по острову на запад в рыбачий

поселок, где я смогу купить овощи, рыбу и мясо.

Я отправил людей на лодке к судну с новостями и немедля

пустился в путь через тропический лес в сопровождении

рыбака. Скоро мы добрались до протоптанной дорожки.

По обеим сторонам расчищенной с помощью топора тропинки

непроходимой стеной стоял первобытный лес.

Большинство деревьев и растений было мне знакомо по

австралийским лесам. Тут находились всевозможные разновидности

эвкалипта, камедного дерева, фисташника и других; между ними

образовали густую сеть самые удивительнее вьющиеся растения.

Одни из них, лишенные листьев, тянулись, как канаты, от дерева

к дереву, иные свивались друг с другом в бесконечные петли

и были покрыты листьями и крючковатыми шипами. За

характерную особенность ко всему цепляться австралийцы называли

их «стряпчими».

Мой проводник рассказал, что он дружил с маори Джо,

вместе с которым в 1894 году я занимался китобойным

промыслом.

Бедняги Джо больше не было на свете. Хоть он и родился

«в сорочке», но нашел смерть в волнах. В 1894 году он однажды

свалился с палубы «Антарктика», попал между двумя тяжелыми

льдинами и долго барахтался в воде, пока нам не удалось его

выловить. Вновь оказавшись на палубе, он заявил, что ни секунды

не боялся утонуть: еще бы—он родился «в сорочке»!

Это суеверие, по-видимому, глубоко укоренилось среди маори..

Мой спутник тоже не верил, что Джо утонул без участия

сверхъестественных сил.

Через час мы достигли премилого городка.

Как в Северной Австралии, дома были выстроены на сваях.,

что защищало от белых муравьев1, пожирающих сухие доски

с невероятной быстротой. Я видел большой дом, который был

буквально изъеден ими. Снаружи он выглядел крепким и

основательным, но в то же время сквозь стену можно было легко

проткнуть палец. Белые муравьи оставили неповрежденной только

внутреннюю и наружную поверхности стены, которые были

окрашены, а все промежуточное пространство полностью

разрушили.

Все население состоит из маори, народа, который населял

Новую Зеландию еще до того, как она была открыта

европейцами. Маори принадлежат к малайской расе, но имеют, без

сомнения, смешанное происхождение. Из тех маори, что я видел,

некоторая часть не только чертами лица, но и цветом кожи

напоминает европейцев. Большинство же их принадлежит к негритянскому

типу. Это, однако, видоизмененный, значительно улучшенный

тип. Они напоминают креолов с Мартиники, но отличаются

более крепким телосложением и имеют в среднем рост в 170

сантиметров.

Подлинное происхождение маори и поныне не установлено.

Существует предание, что маори около 500 лет назад явились

в Новую Зеландию из Гавайки в двух каноэ «Арава» и «Таи-

нуи».