собачьих. Однако они показались мне чересчур маленькими,

да и по рисунку мало похожими на следы самоедских собак.

Следы шли с севера и проходили по таким крутым местам,

где собака не могла бы поставить лапу.

Мы внимательно изучили следы и нашли, что они тянулись

с полуострова и по этому признаку могли бы, по-видимому,

принадлежать одной из наших собак. Однако у нас не было

ни одной собаки с такими маленькими лапами —и все собаки

были в лагере налицо.

Быть может, это одна из тех собак, которые отстали во

время нашей последней поездки на санях? Возможно ли, что

собака нашла себе лучшее местопребывание, чем мыс Адэр?

Что же все-таки это за пес, который предпринял в одиночку

такое странное и, по-видимому, бесцельное путешествие по

скалам?

К югу следы вели в направлении бухты, затем они

поворачивали к леднику, недоступному с моря для человека. С помощью

своего прекрасного бинокля я мог разглядеть, как следы

поднимаются далеко вверх по леднику.

Действительно ли это следы одной из тех отставших собак,

которых мы при последней поездке на санях предоставили

собственной участи? Большинство из них, пытаясь следовать за

нами, погибло*.

Пройдя по этим следам так далеко, как могли, и убедившись,

что они не поворачивают обратно на мыс Адэр, мы снова

занялись собиранием образцов. На базу возвращались

великолепной ночью, залитые тончайшими переливами синего, зеленого,

желтого и красного цвета.

Лодки быстро скользили от ударов весел. Скоро мы

оказались опять у склада, оставленного на месте былого убежища,

и здесь решили сделать передышку. Лодки вытащили на сушу,

извлекли продукты и расположились на отдых, каждый в своей

лодке.

Я с большим трудом пролез через маленькое отверстие

лодочного дека на дно лодки и с наслаждением вытянулся во всю

длину, укрывшись парусиной, как вдруг услышал ужасный

незабываемый крик. Это кричал Савио:

— Лавина, лавина! Вылезай, вылезай!

В тот же момент моя лодка испытала легкий толчок, и затем

послышался оглушительный грохот.

Высунув голову из-под дека, я увидел рядом со своим

суденышком рухнувшую лавину и много принесенных ею тяжелых

камней.

Я стал оглядываться кругом. Дышать было почти

невозможно. В воздухе стояло густое облако снега, и самый воздух стал

плотным и тяжелым. Все это было делом секунды. Снеговые

массы и обломки скал пролетели с грохотом дальше в море,

взметнув столбы воды.

— Все обошлось лучше, чем я думал,—крикнул мне Савио

с какого-то пригорка, на который он вскочил в последнюю минуту

* Происхождение этих следов так и осталось невыясненным.

Услышав катившуюся с горы лавину и увидев летящие

впереди обломки скал, Савио толкнул мою лодку с тем, чтобы она

очутилась на воде и тем самым спасти мою жизнь. Неизвестно,

оказалась ли лодка с моей персоной слишком тяжелой или она

примерзла к почве, но достоверно лишь то, что у Савио не было

времени повторить толчок: следовало думать о собственном

спасении. Ему удалось добраться до высокого и притом укрытого

места, где он сейчас и стоял.

После пережитого мы сочли за лучшее грести дальше и

спустили лодки опять на воду. По пути домой мы едва не потеряли

нашего норвежского пса Бурмана. Он упал с лодки Савио

и пытался плыть к берегу. Но нигде на крутом берегу не

находил места, где мог бы вылезти.

Пес испытывал страх перед лодками. Надо сказать, что

вообще нелегко втащить собаку в лодку из воды, а эта лодчонка

опрокидывается, к несчастью, чересчур легко. Тщетные

усилия Бурмана выбраться на берег указывали на то, что ожидает

нас самих, если лодки перевернутся.

Больше получаса длились спасательные работы, которые

Бурман непрерывно усложнял.

Мы должны были буквально охотиться за ним. Один раз нам

объединенными усилиями почти удалось вытащить пса из воды,

при этом каждый поднимал его с одного бока. Но, оказавшись

в воздухе, пес стал барахтаться. Чтобы сохранить лодки в

равновесии, пришлось его выпустить. Бурман опять упал в воду и

сделал новую попытку выбраться на берег.

Ничего у него не вышло, и мы уже начали сомневаться,

удастся ли его спасти, так как он, по-видимому, закоченел в

холодной воде и беспрестанно жалобно выл.

К счастью, в последний момент мы наткнулись на

небольшую льдину, принесенную течением. Пес взобрался на льдину

и прыгнул с нее в лодку Савио, при этом чуть не перевернув ее.

На мысе Адэр мы застали всех обитателей дома крепко

спящими. Савио и я тихонько добрались до своих коек и скоро

заснули с приятным сознанием, что счастливо избегли немалых

опасностей и что позади остался день, полный приключений.

Во сне еще развертывалось передо мной все красочное

великолепие полярной ночи, когда я проснулся внезапно от того,

что кто-то изо всей силы ударил кулаком по большому столу

и громовой голос наполнил домик:

— Принимай почту!

Это был капитан Йенсен.

Первым из нас встретил капитана Йенсена Кольбейн Элефсен.

Он вышел рано утром наколоть из старого ящика щепы для

растопки кухонной печи. В это время он увидел очертания чего-

то «высокого», приближавшегося к нему с севера. Это «нечто»

выглядело наподобие императорского пингвина.

Кольбейн Элефсен вглядывался изо всех сил. Он тер себе

глаза и снова глядел. Любопытство его нарастало. Что это такое?

Пингвин ли это? Нет, это было больше, гораздо больше самого

большого пингвина, какого ему приходилось видеть.

Изумление его с минуты на минуту росло.

Во имя всего святого, что бы это могло быть? Пингвин или

человек? Восемь остальных членов нашей компании лежали

в домике на своих койках. Ни одним из них «это» не могло

быть.

Но кто же это в таком случае? Десятый—Гансон—лежал

высоко на холме... У Кольбейна помутилось в голове; уж не во

сне ли он это видит? Наиболее вероятное объяснение казалось

наименее правдоподобным, более того, немыслимым. «Южный

Крест», о судьбе которого мы гадали месяцами, нигде не был

виден.

Человек? Но человек, не принадлежащий к числу восьми его

товарищей...

И внезапно все стало ясно. Тот, кто приближался к Элефсе-

ну, был капитаном Йенсеном. Элефсен бросился ему навстречу,

они обменялись рукопожатием.

— Все живы?

— Нет.

— Кого потеряли?

— Гансона.

И Йенсен, неся за плечами мешок с почтой, быстро вошел

в домик.

Во взоре Йенсена я прочитал сразу, что на судне все в

порядке и что он не принес никаких дурных вестей. С того времени,

как мы расстались, с судном никаких неприятностей не было.

Хотя команде и пришлось за эти месяцы сильно страдать от

мороза и непогоды, но все остались в живых.

«Южный Крест» остановился к северу от пояса льдов.

Капитан Йенсен и матрос Ингвар Самуэльсен добрались до берегового

припая на вельботе. Самуэльсен остался на берегу с лодкой,

а капитан Йенсен стоял перед нами бодрый и здоровый, имея

при себе почту из Европы.

Все было высыпано на стол. Перед нами предстали письма

и газеты, полные новостей из внешнего мира.

Англичане воевали с бурами—английские газеты были

переполнены военными сводками.

Затем каждый со своими письмами удалился к себе в

угол.

Восстанавливать ход событий в их последовательности было

невозможно. Сперва мы узнавали о том, что случилось в

последнюю очередь: читая сначала о результатах, а после о том, что

их породило.

Как много изменилось за год! Как быстро текут события!