Пересекая чащу тайги, к нам вело несколько узеньких
тропок, годных лишь для путешествия пешком или, в луч-
шем случае, верхом на лошади. Две из них соединяли нас
с такими же одинокими и брошенными приисками, как
и наш, третья — с большим работающим рудником. Кроме
того, на ближайшей к нам горе поселился медведь, устроивший
себе отличную постель под старым и густым кедром в какой-
нибудь версте от строений. Он промял к речке особую
тропу и каждую ночь ходил по ней пить воду, подымая
всегда большую тревогу среди наших животных: собаки
начинали заливаться отчаянным лаем, а пасущиеся около
лошади галопом неслись к строениям, гремя колокольцами
и гулко стуча копытами по земле. Наконец, пятая тропа,
проложенная дикими козами, вилась по самому берегу Кун-
дата и пропадала у болотца на той стороне, где эти жи-
вотные паслись каждую ночь. Под утро козлы начинали
громко кричать, подманивая самок, и в ответ им тотчас
поднимался лай собак, но уже гораздо более спокойный,
без примеси той тревога и того страха, который ясно слы-
шался в их лае на медведя.
Несмотря на всю ветхость построек, жить в них было
все же лучше, чем под открытым небом. Одно строение,
с русскою печью и более обширное, заняли рабочие — их
было немного, человек пять холостых да трое с «бабами»,
а во втором, разделенном досчатою перегородкой на две
половины, поместились: в одной половине я с хозяином,
а в другой служащий Трофим Гаврилович с женой и тремя
малыми детьми. У служащего так даже оконных рам не
было, и жена его ограничивалась легкими занавесками,
опускавшимися на ночь.
В нашей половине было одно большое окно, выходившее
на речку, перед ним длинный стол, а по обе стороны от
окна, вдоль стены, были приделаны две досчатые скамьи,
служившие кроватями. У третьей стены, против окна,
стояли два сундука, наполненные разным хламом, больше
разными книгами специального содержания, относящимися
к горному и золотому делу. Три висячие полки были зава-
лены тоже книгами и инструментами, а рядом с ними, на
длинных гвоздиках, лежали свернутые трубками планы и чер-
тежи. Наконец, на стене висела страшно фальшивившая
гитара, звук которой был очень похож на звук от удара
ладонью по подушке, скрипка с отбитым боком у деки
и дребезжащая мандолина. Тоненькая перегородка отделяла
нашу комнату от сеней с железной печкой и темного чулана
с припасами. Окно нашей комнаты было обращено на север,
и солнце заглядывало к нам лишь рано утром. Днем же,
когда на дворе было так светло, тепло и радостно, в ком-
нате было темновато, холодно, тоскливо, и хотелось поскорее
выйти из нее на свет.
Теперь несколько слов о нашем хозяине.
Повыше среднего роста, светловолосый, с большими
усами и маленькой бородкой на продолговатом лице, укра-
шенном большим носом, с добрым застенчивым взглядом,
узкогрудый и узкоплечий — он производил на всякого мяг-
кое и приятное впечатление. Он то и дело одергивает
и поправляет белую косоворотку, поглаживает волосы и при-
говаривает: ну, ладно, — хотя несравненно вернее было бы
приговаривать что-нибудь противоположное по смыслу —
ну, хотя бы — отвратительно, так как дела его всегда были
в крайне плачевном состоянии. То кто-нибудь находил бога-
тое золото в местности, которую Петр Иванович только-что
бросил, как совершенно безнадежную относительно золота,
то не было денег на покупку провизии, и приходилось уни-
женно просить богатеев о ссуде муки в долг, то не было
чем платить рабочим, и они начинали шуметь и гудеть.
В другой раз плоты с разными товарами разбивались о камни,
и товары пропадали, или солидный прииск приносил лишь
убыток, потому что попадался вор служащий. Было и так,
что Петр Иванович в критическую минуту заболевал тифом,
и мнительный компаньон, трясясь и падая в обморок от
страха заразиться, устремлялся с возможною скоростью
в Россию (так зовут сибиряки Европейскую часть СССР),
то... Впрочем, нет возможности перечислить все те бесчи-
сленные напасти и беды, которые всегда и везде преследо-
вали несчастного Петра Ивановича. Поссорившись с маче-
хой, Петр Иванович бросил семью, гимназию и начал вести
самостоятельную жизнь, полную лишений и мытарств. Много
прошло времени, пока ему удалось скопить небольшую
сумму денег и с нею отправиться в Сибирь искать золото.
И вот он уже семь лет ищет его, сбережения давно истра-
чены, ему стукнуло сорок лет, волосы от невзгод засвети-
лись серебром, на лице легли морщинки, легла тень горечи
и муки. Другой на месте Петра Ивановича давно махнул
бы на все рукой и успокоился бы, если не внутренне, то
хоть наружно, но Петр Иванович все еще борется и барах-
тается, силясь победить препятствия и добиться своего.
Энергии остается все меньше и меньше, из узкой груди
все чаще и чаще вырываются подавляемые, непрошенные
вздохи, еще недавно волновавшая его кровь мечта о богат-
стве становится все бледнее и бессодержательнее, и на
место этой мечты начинает все яснее, ярче и мучительнее
сверлить уставший мозг другая мечта — мечта об отдыхе,
о покое, о какой-нибудь определенности, об уюте теплого
гнездышка семьи. Чем дальше идет время, тем эта послед-
няя мечта принимает более и более реальные формы, тогда
как мечта о богатстве уходит куда-то вдаль и незаметно
расплывается в ничто.
Наконец, Петр Иванович решил сделать последнюю
попытку. Он наметил место, где (он был в этом совершенно
уверен) должно было находиться золото, и достал на раз-
ведку 1000 руб., конечно, на самых тяжелых условиях:
если золото будет найдено, то половина дохода отчисляется
ссудившему деньги под разведку богатею. Наш стан нахо-
дился как раз в центре этого места.
Но 1000 руб. такая ничтожная сумма... Ее едва-едва
хватит на самую поверхностную и сомнительную разведку,
а между тем впереди долгая лютая зима, безденежье, зна-
чит, необходимо не только вести разведку, но и заботиться
о грозящей голодной зиме. Страх этот и заставил Петра
Ивановича одновременно с отыскиванием жилы заняться
и мелкою добычею золота, в небольших количествах встре-
чающегося здесь во многих местах. Так он и перебивался:
то мыл золото, то вел разведку.
С той стороны в Кундат впадал маленький ключик, на
котором кто-то когда-то искал золото, оставив следы своих
поисков в виде шурфов —т.-е. глубоких ям. Ключик при-
глянулся двум золотничникам — отцу жены служащего Адриа-
нова и Ивану «подзаводскому», служившему когда-то в ка-
зенных копях, но променявшему спокойную оседлость на
беспокойную и неверную, но вольную жизнь в тайге. Стол-
ковавшись и получив от Петра Ивановича разрешение, они
начали мыть на ключике пески и каждый вечер приносили
на стан по 5 — 7 золотников рассыпного золота, отдавали
положенную часть Петру Ивановичу, а остальное делили
между собою. Золотник золота в наших местах идет за 4 р.
и, таким образом, барыши золотничников были очень недурны
Но скоро ключик от засухи пересох, воды на промывку не
хватало, и старик со своим компанионом были вынуждены
прекратить работу. Тогда за этот ключик решил взяться
Петр Иванович, уверенный, что если два человека намы-
вали в день 5 — 7 золотников, то полдесятка рабочих золотни-
ков 10 —12 всегда намоют, а это уж доход для безденеж-
ного предпринимателя очень почтенный. С водой же устрои-
лись следующим образом: около ключика нашли болотце
с бьющими со дна ключами и запрудили его плотиною,
