Наша встреча после разлуки была фантастической и очень чувственной, казалось, нами управляли наши тела, а их неудержимо тянуло соединиться.
Софи поселилась в чудесной квартире в Седьмом округе и начала работать на новом месте — теперь она руководила стюардессами своей компании. Все преимущества профессии остались при ней, зато летать больше не приходилось, и Софи была этому несказанно рада, потому как ей уже надоели до чертиков и сами полеты, и пассажиры, воспринимавшие ее только как сексуальный объект. Словом, она вполне созрела для того, чтобы спуститься на землю, и мне казалось, что в ее представлении я был чем-то вроде аэропорта.
К чести Софи будь сказано, она не просила ничего сверх того, что я ей давал. Наша преступная связь была хорошо продумана, и хотя встречались мы при малейшей возможности, занимались любовью где придется и я даже брал ее иногда с собой на заграничные съемки, для всех она оставалась моей личной помощницей. Я вел двойную жизнь, и мне это нравилось. Софи знала, что я никогда не брошу Орели, и, стоило коснуться этой темы, говорила, что ей ничего от меня не надо, она наслаждается жизнью, я доставляю ей приятные минуты, и только. Думаю, она говорила так нарочно, и эти ее высказывания неизменно меня бесили, но я старался не показывать своего бешенства, просто, вернувшись домой, занимался любовью с Орели, точно в первый раз, — скорее всего, из страха остаться одному. До чего же я был труслив, подл и малодушен! Мне хотелось, чтобы меня любили обе женщины, а сам я не решался выбрать одну из них, я просто не способен был сделать это. Это было выше моих сил. Более того, я испытывал к своим двум женщинам совершенно разные чувства.
Согласен, я вел себя чудовищно, но я и представить себе не мог, что расстанусь с Орели. Да и с какой стати? Мне не в чем было ее упрекнуть, мне все в ней нравилось, она служила мне примером, ей удавалось совместить работу и семью, наконец, она была прекрасной матерью. Орели знала, как разговаривать с Гастоном, все всегда делала правильно и в любой ситуации была на высоте. В Орели я нашел то, чего Софи мне не давала и дать не могла, — стабильность. А для актера это очень важно. Поверьте, я знаю, что я подонок и эгоист, что заслуживаю презрения, но именно в тогдашней ситуации я чувствовал себя совершенно счастливым.
Перемены в моем поведении первым заметил Ален. Этот прожженный бабник сразу почуял, что я кого-то завел, а когда я сказал ему, что снова встречаюсь с Софи, едва сдержался, чтобы не врезать мне.
— Ты спятил? Как ты можешь с ней встречаться? Она же тебя отшвырнула как собачье дерьмо! И давно это у вас? Ты кретин, я запрещаю тебе с ней видеться…
— Ален, я люблю ее!
— Нет, ты любишь Орели, у тебя чудесный сын, у тебя карьера в зените! Вот это все ты и любишь!
— Я люблю Софи! Я безумно ее люблю и ничего не могу с этим поделать, я принадлежу ей и ничего поделать с этим не могу.
— Ладно, сегодня идем в кабак, надеремся там под завязку, перетрахаем всех девок, и завтра ты про Софи и думать забудешь, прощай, Вампирелла.
Предложение было интересным, но дальше все пошло не совсем так, как предполагалось.
Дома меня встретила заплаканная Орели, и я сразу понял, что плачет она из-за меня. У женщин отличная интуиция, от них ничего не скроешь, рано или поздно они вас поймают.
— Скажи мне правду, ты ведь опять с ней встречаешься?
Я десятки раз готовился ответить на этот вопрос и все же ничего сейчас не нашел, кроме…
— Да.
— И давно?
— С Лос-Анджелеса.
— Я только что родила тебе сына, а ты развлекаешься со шлюхой, которая пять лет назад выбросила тебя, как драный носок!
— Орели, успокойся.
— Нет, не успокоюсь, ты безмозглый, избалованный жизнью ребенок, ты мне противен. Я ухожу от тебя, Жюльен, сегодня же вечером, и Гастона забираю с собой!
— Но…
— Не смей ничего говорить! Ненавижу тебя, просто убить готова, как вспомню, что нашла у тебя в кармане ее сережку! Ты даже и не подумал уберечь меня от этого, хоть как-то защитить. Меня — мать твоего сына!
Я не знал, что ей ответить, да и что тут ответишь — Орели кругом права! Я был полным ничтожеством и сознавал это, а это куда хуже, чем быть ничтожеством и не подозревать о том.
— Куда ты пойдешь?
— Тебя не касается. Сообщу, когда немного успокоюсь и перестану на тебя злиться.
— А как же Гастон?
— Раньше надо было беспокоиться о сыне, господин актер!
С ума сойти, как по-разному могут хлопать двери!
Я позвонил Алену, все ему рассказал, и вскоре они с Пьером примчались поддержать меня в этом испытании. Четыре дня я рыдал и клял себя последними словами. Придурок!
Алену не терпелось изложить Софи все, что он о ней думает, они встретились, он произнес свой монолог, она ничего не ответила. Забавно, сколь высоконравственным становится этот через день изменяющий жене парень, как только речь заходит о других. Если кобель не он, у него немедленно появляются принципы.
На пятое утро Софи мне все-таки позвонила, я не знал, что ей сказать, она же говорила без передышки четверть часа и закончила словами: «Живем только раз, подумай об этом!»
Где-то я уже это слышал… И я подумал и понял, что во что бы то ни стало должен вернуть Орели. Я не могу предать ее, она подарила мне счастье и сына.
*
Разрыв с Софи оказался крайне болезненным для нас обоих, да, мы любили друг друга, но я не хотел жертвовать тем, что уже построил с Орели, ради женщины, которая способна в любую минуту уйти от меня. Наше прошлое бросало тень на наше будущее.
5
Келли Слейтер (р. 1972) — профессиональный американский серфер, девятикратный чемпион мира по серфингу.
Мы встретились в уютном баре одной из гостиниц Восьмого округа — я назначил свидание там, где не станут осаждать назойливые поклонники. Когда Софи вошла, она показалась мне ослепительно прекрасной. Удары сердца отдавались в голове, я дрожал, и мне потребовалось собрать все свое мужество, чтобы выговорить:
— Софи, я серьезно подумал насчет нас с тобой и…
Она мгновенно поняла, что сегодня победа будет не за ней.
— Софи, нам надо перестать встречаться.
Я смотрел на ее лицо и понимал, что ее знаменитая уверенность испарилась, что она беззащитна, что ее жизнь рушится словно карточный домик.
— Но почему? Мы же любим друг друга…
— Почему? И ты еще спрашиваешь? Да потому, что пять лет назад, когда я был совершенно свободен, ты меня бросила, а за эти пять лет я начал новую жизнь. Потому, что именно ты тогда все погубила, ты с самой первой нашей встречи играла мной, как тряпичной куклой, ты использовала мою любовь. Пять лет назад я хотел умереть, мне было плохо так, что дальше некуда. Я был зол на тебя, я смертельно тебя любил, да и теперь ничего не изменилось, но на этот раз ты проиграла.
Я не мог справиться с рвущимся из меня потоком слов. Я любил и ненавидел ее. Она сама была во всем виновата.
— Тогда я боялась, я боялась потерять себя в нашей любви, я не понимала, куда иду. Мне всегда необходимо было управлять собственной жизнью, а тут у меня почва уходила из-под ног. Ты слишком меня любил.
Я был вне себя от ярости, но старался сдерживаться.
— Да разве можно слишком любить?
— Мне надо было многое сделать, и я это сделала, но я все время думала о тебе. Зачем, по-твоему, я написала тебе в Лос-Анджелесе? Я прекрасно могла обойтись Майком и провести всю оставшуюся жизнь на австралийском пляже. Но это было сильнее меня, мне необходимо было тебя увидеть, услышать твой голос, почувствовать тебя в себе.
— Ты просто чудовище. Ты хочешь сказать, что намеренно сломала нашу жизнь, что воспользовалась мной ради собственного душевного равновесия?
Тон нашего разговора все повышался. Я оглянулся на бармена, хорошо меня знавшего, но тот деликатно делал вид, будто ничего не замечает.
— Что же нам теперь делать, Жюльен?
Я несколько секунд помолчал.
— Я люблю тебя, Софи, как никогда не любил ни одну женщину, но я не могу к тебе уйти, я не имею права причинять боль Орели. Я люблю ее, может быть, меньше, чем тебя, и по-другому, но, говоря твоими же словами, это сильнее меня. Ты сама тогда сбежала, из-за тебя мы упустили случай стать счастливыми, а на этот раз я от тебя ухожу.