Разумеется, мы меньше, чем кто бы то ни было, желаем господства буржуазии. Мы первые подняли в Германии голос против нее, когда современные «люди дела», весьма довольные собой, проводили время в никчемных спорах.

Но мы говорим рабочим и мелким буржуа: уж лучше страдать в современном буржуазном обществе, создающем своей промышленностью материальные средства для основания нового общества, которое всех вас освободит, чем возвращаться к отжившей форме общества, которая под предлогом спасения ваших классов отбрасывает всю нацию назад, к средневековому варварству!

Но социальной основой правительства божьей милостью являются, как мы видели, средневековые сословия и средневековые порядки. Оно не годится для современного буржуазного общества. Оно вынуждено пытаться создать общество по своему подобию. Поэтому оно поступает вполне последовательно, пытаясь заменить свободную конкуренцию цеховым строем, механическое прядение — прялкой, паровой плуг — мотыгой.

Чем же объясняется, что при таких обстоятельствах прусская буржуазия, в полном противоречии с ее английской, французской и бельгийской предшественницами, громогласно провозглашает своим девизом октроированную конституцию (а с пей вместе и королевскую власть божьей милостью, бюрократию и юнкерство)?

Торговая и промышленная часть буржуазии бросается в объятия контрреволюции из страха перед революцией, как будто контрреволюция представляет собой что-либо иное, чем пролог революции!

Кроме того, существует некоторая часть буржуазии, которая равнодушна к общим интересам своего класса и преследует свои особые и даже враждебные ему интересы.

Это — финансовые бароны, крупные кредиторы государства, банкиры, рантье, богатство которых возрастает в той же мере, в какой растет народная бедность, и, наконец, люди, благополучие которых связано со старым государственным порядком, например, Дюмон и его литературный люмпен-пролетариат. Это — честолюбивые профессора, адвокаты и тому подобные люди, которые могут надеяться достигнуть видных постов только в таком государстве, где предательство народных интересов правительству является доходным занятием.

Это — отдельные фабриканты, которые обделывают выгодные дела с правительством; поставщики, получающие крупные проценты от общей эксплуатации народных масс; мещане, значение которых падает в круговороте большой политической жизни; муниципальные советники, обделывающие под сенью прежних учреждений свои грязные частные делишки за счет общественных дел; торговцы маслом, ставшие ценой предательства революции превосходительствами и рыцарями ордена орла, обанкротившиеся торговцы сукном и железнодорожные спекулянты, сделавшиеся директорами королевского банка^[176], и т. д. и т. д.

«Вот кто — друзья октроированной конституции». Если буржуазия от всего сердца сочувствует этим своим бедным братьям и если она хочет стать достойной уважения Монтескьё LVI, — пусть избирает выборщиков в духе октроированной конституции.

Написано К. Марксом 20–21 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 201 и 202, 21 и 22 января 1849 г.

Перевод с немецкого

ПРУССКИЙ ПРИКАЗ ОБ АРЕСТЕ КОШУТА

Кёльн, 21 января. Только что мы получили следующий поучительный документ, напечатанный в «Oppelner Kreisblatt»:

«Приказ об аресте. По сообщению королевско-императорской австрийской правительственной комиссии в Кракове, в Венгрии приняты меры к тому, чтобы переправить Кошута под чужим именем через Бреславль в Гамбург. Предполагается, что он поедет по маршруту Мысловиц — Глейвиц — Козель {Польские названия: Мысловице, Гливице, Козле. Ред.}.

На основании распоряжения г-на обер-президента провинции Силезия приказываю полицейским властям, местным судам и жандармерии неусыпно следить за Кошутом, приметы которого сообщаются ниже. В случае появления Кошута на вашей территории подвергнуть его аресту и под охраной доставить мне для дальнейших распоряжений».

(Далее, как мы уже сообщали, следуют приметы Кошута.) Этот поучительный документ подписан: «Оппельн, 17 января 1849 г.

Королевский ландрат Хофман»

Что скажут на это наши читатели? Божьей милостью Мантёйфели из Верхней Силезни не прочь арестовать великого агитатора Кошута в случае его поражения и благополучного перехода через границу и выдать его палачам для скорейшего помилования — свинцом и порохом. Если Кошут действительно будет выдан, то это будет самой подлой изменой, самым постыдным нарушением международного права, какое только знает история.

Правда, по старому законодательству Германского союза Пруссия обязана была выдавать немецкой Австрии, по требованию последней, политических эмигрантов, которым инкриминируются действия, совершенные на территории Германского союза. Революция уничтожила старое законодательство Германского союза, и даже при правительстве Пфуля эмигранты из Вены находились в Берлине в безопасности. Но в отношении Венгрии Пруссия не имеет подобных обязательств. Венгрия является независимым государством, и если Пруссия выдаст венгерских эмигрантов, которые обвиняются только в действиях, совершенных на территории Венгрии, то это будет такой же бесстыдной подлостью, как если бы она выдала России русских или польских эмигрантов.

Даже при режиме Бодельшвинга не осмеливались выдавать Австрии перешедших на территорию Пруссии эмигрантов из Галиции и Кракова. Но ведь тогда у нас была абсолютная монархия, а теперь мы являемся конституционным государством!

Больше того, если Кошут перейдет на прусскую территорию, то он будет не политическим эмигрантом, а перешедшей на нейтральную территорию воюющей стороной.

Немецкая Австрия, самостоятельный союз государств, ведет войну с другим самостоятельным государством — Венгрией; из-за чего ведется война, это Пруссии не касается. Даже в 1831 г. никто не посмел выдать России перешедших на прусскую территорию поляков; но ведь тогда у нас была абсолютная монархия, а теперь мы являемся конституционным государством!

Мы обращаем внимание общественного мнения на доброжелательные намерения прусского правительства в отношения Кошута. Мы убеждены, что этого будет достаточно для того, чтобы поднялась такая волна симпатий к личности величайшего деятеля 1848 года и такая буря возмущения по адресу правительства, что даже Мантёйфель не отважится выступить против этого.

Впрочем, Кошут еще находится у власти в Дебрецене, окруженный восторженной любовью всего венгерского народа, храбрые гусары Кошута еще скачут по венгерским пуштам^[177], Виндишгрец еще стоит в нерешительности у топких берегов Тиссы, и ваши приказы об аресте вызывают скорее смех, чем страх!

Написано Ф. Энгельсом 21 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 207, 28января 1849 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

БЕРЛИНСКАЯ «NATIONAL-ZEITUNG» — ПЕРВИЧНЫМ ИЗБИРАТЕЛЯМ

I

Кёльн, 25 января. Время от времени, хотя и изредка, мы имеем удовольствие видеть, как из-под наносного пласта, оставшегося после двойного потопа — революции и контрреволюции, — поднимается верстовой столб добрых старых домартовских времен. Горы переместились, долины засыпаны, леса повалились на землю, но верстовой столб все еще стоит на старом месте, выкрашенный в старые цвета, и все еще красуется на нем старая надпись: «В Шильду^[178]!»

Такой верстовой столб протягивает нам из № 21 берлинской «National-Zeitung»^[179] свою деревянную руку с надписью: «Первичным избирателям. В Шильду!»

Благонамеренный совет «National-Zeitung» первичным избирателям прежде всего гласит: