Наконец, г-н Нефф из Санкт-Галлена, о котором я могу сообщить только очень немного. Говорят, что он значительно содействовал улучшению управления своим кантоном, а также отличился и в других отношениях. В общем в кантоне Санкт-Галлен, если судить по швейцарским газетам, живут самые богатые и солидные люди, но беда этих солидных людей в том, что о них очень мало знают, и во всяком случае им, очевидно не хватает инициативы. Все же в своей области, как административный деятель, г-н Нефф имеет, по-видимому, некоторые заслуги. По своим политическим взглядам он занимает промежуточную позицию между Фуррером и Оксенбейном; он решительнее, чем первый, но не заходит так далеко, как это можно ожидать от второго, судя по его предшествующей деятельности.

Такой состав Федерального совета не оставляет сомнений относительно политики, которую будет проводить Швейцария в ближайшее время. Это та же самая политика, какую проводил старый Союзный сейм и главный кантон Берн под руководством Оксенбейна, а затем Функа (который без Оксенбейна является круглым нулем). Во внутренней политике — строгое соблюдение новой конституции Швейцарского союза, в которой все еще отводится слишком большое место суверенитету кантонов; во внешней политике — строгий нейтралитет, разумеется более строгий или более мягкий, смотря по обстоятельствам, в частности особенно строгий по отношению к Австрии. Умеренная партия имеет решительный перевес, и возможно, что г-н Оксенбейн в большинстве вопросов будет голосовать вместе с ней.

Однако для того чтобы понять, как меньшинство, как Дрюэ и Франсини при таких обстоятельствах могли согласиться быть избранными в Федеральный совет, имея приятную перспективу все время оставаться в меньшинстве, как такая коллегия вообще может совместно управлять, — для того чтобы понять все это, надо либо быть швейцарцем, либо ознакомиться с тем, как управляется Швейцария. Здесь, где все органы исполнительной власти обсуждают вопросы коллегиально, здесь исходят из такого принципа: займи только свое место; хоть ты сегодня и в меньшинстве, но все же, возможно, тебе удастся принести пользу; а затем, кто знает, не окажешься ли ты через год или два в большинстве, вследствие чьей-либо смерти, увольнения и т. д. Таков естественный результат того факта, что правящие коллегии образуются путем выборов. В этом случае каждая партия старается, так же как и в законодательных собраниях, провести одного или нескольких кандидатов и таким образом по крайней мере закрепиться в коллегии, обеспечить себе меньшинство, до тех пор пока она не сможет добиться большинства. Если кандидаты отказываются дать согласие на избрание, партия не возражает против этого, что непременно произошло бы в более крупных странах. Но Федеральный совет отнюдь не похож на Commission du pouvoir executif^[80], и между положением Дрюэ и положением Ледрю-Роллена существует огромная разница.

Швейцарская печать единодушно утверждает, что Федеральный совет состоит из первоклассных талантов. Тем не менее я сомневаюсь, чтобы какой-нибудь член этого Совета, за исключением Дрюэ и Франсини, смог когда-либо играть выдающуюся роль в более крупной стране и чтобы три остальных члена, за исключением Фрей-Эрозе и Оксенбейна, смогли выдвинуться там на сколько-нибудь значительную, даже второстепенную роль.

Написано Ф. Энгельсом 24 ноября 1848 г.

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 155, 29 ноября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

ДОКЛАД ФРАНКФУРТСКОЙ КОМИССИИ ОБ АВСТРИЙСКИХ ДЕЛАХ

Кёльн, 27 ноября. Лет 40 тому назад жили люди, которые описывали «Германию в ее глубочайшем унижении»^[81]. Хорошо, что они уже отправились ad patres {к праотцам. Ред.}. Теперь они не могли бы написать подобной книги: они не могли бы придумать названия для нее, а если бы выбрали старое, то впали бы в противоречие сами с собой.

Ведь для Германии всегда имеется, говоря словами английского поэта, «beneath the lowest deep a lower still» {«под самой большой глубиной еще большая глубина» (Мильтон. «Потерянный paй»). Ред.}.

Мы полагали, что с заключением датского перемирия исчерпан наибольший позор. Нам казалось, что после выступления имперского посла Раумера в Париже, Хекшера в Италии, комиссара Штедмана в Шлезвиг-Гольштейне и после обеих нот Швейцарии унижение Германии уже достигло предела. Выступление обоих имперских комиссаров по австрийскому вопросу доказывает, что мы заблуждались. С какой невероятной бесцеремонностью обращаются немецкие имперские комиссары с честью Германии, какую тупоумную неспособность, трусость или предательство могут таить в себе господа старые либералы, — видно в достаточной мере из только что появившегося «Доклада комиссии по австрийским делам и т. д.»^[82], особенно из помещенных в нем двадцати документов.

13 октября гг. Велькер и Мосле выезжают по поручению центральной власти из Франкфурта «для посредничества в венских делах». Неискушенные в новой центральной дипломатии люди ожидали спустя несколько дней сообщения о прибытии этих господ в Вену. Тогда еще не было известно, что у имперских комиссаров имеются собственные маршруты. Посланцы имперского регента Эйзеле и Бейзеле^[83] направились в Вену кратчайшим путем — через Мюнхен. Руководствуясь известной дорожной картой из «Иобсиады»^[84], они прибыли туда вечером 15 октября. До полудня 17 октября они изучали венские события в трогательном единении с баварскими министрами и австрийским поверенным в делах. В своем первом письме г-ну Шмерлингу они дают отчет о своих предварительных изысканиях. В Мюнхене их обоих вдруг осенило. Они страстно желают прибытия «третьего коллеги», по возможности пруссака, «так как благодаря этому нам легче будет выполнить великую миссию». Но г-н «коллега» не является. Надежда на троицу рушится, бедная пара должна пуститься в свет одна. Но что станется теперь с «великой миссией»? Великая миссия путешествует в карманах гг. Велькера и Мосле в Пассау. Еще до перехода через австрийский Рубикон «великая миссия» посылает впереди себя прокламацию. «Там страшно было, на той стороне!»^[85]

«Население», — пишет Велькер Шмерлингу, — «здесь, на австрийской границе, тоже отнюдь не свободно от революционных и террористических настроений»; мало того: «даже национальная гвардия Кремса только благодаря вмешательству военной охраны моста оказалась не в состоянии разрушить этот мост перед проездом своего императора и, следовательно, как бы захватить его в плен».

Кто из читателей будет столь жестокосерд, чтобы не оценить в полной мере этих чувств благородной политико-энциклопедической души [Staats-Lexikon-Seele]^[86]! С полудня 18-го до утра 20-го оба господина подкрепляли свои силы в Пассау, после чего они отправились в Линц.

13 октября они выехали из Франкфурта, 20-го вечером они уже в Линце. Разве эта невероятная быстрота передвижения не является достаточным доказательством важности их «великой миссии»? Может быть, особые инструкции побуждали их к такой чрезвычайной поспешности? Достаточно сказать, что ровно через семь дней эти господа прибывают в Линц. В этом городе, который при своем «многочисленном фабричном населении, уже обработанном венскими эмиссарами», пробуждал в г-не Велькере во время его пребывания в Пассау тревожные предчувствия, не было обнаружено абсолютно никаких признаков виселицы, рисовавшейся, вероятно, его взору и взору его второго г-на коллеги. Наоборот:

«вся национальная гвардия во главе с офицерами и со своими музыкантами… выстроившаяся торжественно, с развевающимся германским знаменем, встретила нас вместе с собравшимся народом многократными возгласами «ура»».

Итак, Линц — революционный Содом — превращается в благонамеренный город, достаточно простодушный, чтобы торжественно принять наших великолепных имперских комиссаров. Зато тем мрачнее рисуется в отчетах Велькера — Мосле г-ну Шмерлингу Вена — как безбожнейшая Гоморра, как геенна огненная анархии и т. п.