Я полагаю, что к этой проблеме можно подойти с нескольких сторон. Сейчас я хочу лишь предложить, исходя из чисто онтогенетической точки зрения и в надежде помочь ее решению, некоторые соображения, постепенно укоренявшиеся во мне в результате многолетней практической работы с пациентами, среди которых подавляющее большинство составляли женщины с явно выраженным комплексом кастрации.
Согласно господствующей концепции, комплекс кастрации у женщин всецело обусловлен комплексом зависти к пенису; фактически как синоним того и другого используется термин «комплекс маскулинности». Поэтому сразу же напрашивается вопрос: чем же объясняется, что мы можем наблюдать пресловутую зависть к пенису едва ли не как неизменный, типичный феномен, даже когда субъект не ведет мужской образ жизни, не имеет предпочитаемого брата, наличие которого объясняло бы эту зависть, а в жизни женщины не произошло тех «несчастных случаев»[3], из-за которых роль мужчины могла бы показаться ей более привлекательной?
Самым важным моментом здесь, похоже, была сама постановка вопроса: как только проблема была сформулирована, давно уже знакомый нам материал сам начал предлагать один ответ за другим. Возьмем, к примеру, в качестве исходного пункта ту форму, в которой зависть к пенису проявляется, пожалуй, непосредственно, а именно – желание мочиться по-мужски. Критический анализ материала вскоре показывает, что это желание состоит из трех компонентов, причем более важным может быть то один из них, то другой, то третий.
О первом компоненте, уретральном эротизме, можно рассказать совсем вкратце, поскольку этому фактору уже уделялось достаточно много внимания как наиболее очевидному. Если мы хотим оценить интенсивность зависти, возникающей из данного источника, нам следует прежде всего сосредоточить внимание на том нарциссически преувеличенном значении[4], которое дети придают экскреторным процессам. Фантазия о всемогуществе, особенно садистского характера, наиболее часто ассоциируется как раз со струей мочи, испускаемой мужчиной. В качестве примера подобной идеи – и это лишь один пример среди многих – я могу рассказать то, что слышала от учеников мужской школы: по их словам, если два мальчика будут писать так, чтобы струйки пересеклись и образовали крест, тот, чье имя они при этом загадают, умрет.
Но, даже если признать, что уретральный эротизм может вызывать у маленьких девочек сильное чувство ущербности, напрямую приписывать, как это до сих пор часто делается, этому фактору все симптомы и фантазии, содержащие желание мочиться по-мужски, означало бы непомерно преувеличивать его роль. Напротив, движущую силу, которая вызывает и поддерживает это желание, зачастую надо искать совсем в иных компонентах влечения и прежде всего в активной и пассивной скоптофилии. Это связано с тем обстоятельством, что именно во время акта мочеиспускания мальчик может показать свои гениталии и увидеть их сам, более того, его поощряют делать это, и таким образом, когда мальчик мочится, он может в некотором смысле удовлетворить свое сексуальное любопытство, по крайней мере в отношении собственного тела.
Фактор, коренящийся в инстинкте скоптофилии, я особенно отчетливо наблюдала у одной моей пациентки, у которой в течение некоторого времени желание мочиться по-мужски доминировало во всей клинической картине. В этот период она почти каждый раз являлась на анализ с заявлением, что видела на улице мочащегося мужчину, а однажды со всей непосредственностью воскликнула: «Если бы я могла попросить дар у Провидения, я бы попросила хоть разок суметь помочиться как мужчина!» Слова, которыми она заключила это пожелание, с очевидностью обнаружили его происхождение: «Уж тогда-то я бы узнала, как на самом деле устроена». Именно то обстоятельство, что мужчины могут посмотреть на себя, когда мочатся, а женщины нет, для этой пациентки, развитие которой в значительной мере остановилось на догенитальной стадии, было одним из основных источников явно выраженной зависти к пенису.
Точно так же, как женщина кажется мужчинам загадочной, поскольку ее гениталии скрыты, так и мужчина представляет собой для женщин объект острейшей зависти именно потому, что его половой орган полностью доступен для обозрения.
Тесная связь между уретральным эротизмом и скоптофилическим инстинктом была очевидна еще у одной моей пациентки, которую я назову Y. Она мастурбировала весьма необычным способом, который имитировал мочеиспускание ее отца. В неврозе навязчивости, которым страдала данная пациентка, основным фактором был скоптофилический инстинкт; она испытывала острую тревогу из-за мысли, что кто-нибудь другой увидит, как она мастурбирует. Тем самым она давала выход давнему желанию маленькой девочки: «Я хочу, чтобы у меня тоже был половой орган, который я могла бы, как отец, каждый раз показывать при мочеиспускании».
Более того, я полагаю, что именно этот фактор играет основную роль во всех случаях чрезмерной девичьей скромности и стыдливости, и даже склонна предположить, что различие в мужской и женской одежде, по крайней мере в нашем цивилизованном обществе, вероятно, можно свести к этому же обстоятельству – девочка не может выставить напоказ свои гениталии, и поэтому в смысле своих эксгибиционистских тенденций она регрессирует до той стадии, на которой желание показать себя относится ко всему ее телу. Этим и объясняется, почему женщина носит декольте, а мужчина – фрак. Я думаю также, что этой связью до некоторой степени объясняется и тот критерий, который всегда упоминается первым, когда обсуждают различия между мужчиной и женщиной, а именно большая субъективность у женщин и большая объективность у мужчин. Объяснение, возможно, состоит в том, что мужчина способен удовлетворить свой исследовательский интерес в изучении собственного тела, и поэтому его любопытство в дальнейшем может или даже должно быть направлено на внешние объекты, тогда как женщина, напротив, не может прийти к ясному знанию о себе, и поэтому ей гораздо труднее стать свободной от самой себя.
И наконец, это желание, которое я рассматриваю как прототип зависти к пенису, заключает в себе и третий компонент, а именно – вытесненную тенденцию к онанизму, как правило, глубоко затаенную, но тем не менее очень важную в смысле причины. Этот элемент можно проследить до связи идеи (обычно бессознательной), в соответствии с которой тот факт, что мальчикам позволено держаться за свои гениталии во время мочеиспускания, воспринимается как разрешение мастурбировать.
Так, пациентка, в присутствии которой отец отругал свою маленькую дочь за то, что та дотрагивалась своими ручонками до запретных частей тела, рассказывая мне об этом, с негодованием воскликнула: «Ей он это запрещает, а сам проделывает такое по пять-шесть раз на день!» То же самое можно с легкостью обнаружить в случае пациентки Y, для которой мужской способ мочеиспускания стал решающим фактором в выборе способа мастурбации. Более того, в этом случае совершенно очевидно, что она не могла полностью избавиться от побуждения мастурбировать до тех пор, пока бессознательно претендовала на то, чтобы быть мужчиной. Наблюдая этот случай, я пришла к выводу, который, как мне кажется, является довольно типичным: девочкам особенно трудно преодолеть желание мастурбировать, поскольку им кажется, будто из-за различий в строении тела они несправедливо лишены того, что дозволено мальчикам. Или же в терминах нашей проблемы эту мысль можно сформулировать иначе и сказать, что различие в строении тела может с легкостью порождать горькое чувство несправедливости, и поэтому довод, используемый позднее для оправдания отказа от женственности, а именно, что мужчины обладают большей свободой в половой жизни, на самом деле основан на актуальных переживаниях раннего детства. Ван Офюйзен в заключении к своей работе о комплексе маскулинности у женщин подчеркивает сильное впечатление, возникшее у него в процессе анализа, о существовании тесной взаимосвязи между комплексом маскулинности, детской мастурбацией клитора и уретральным эротизмом. Такую же связь, наверное, можно было бы обнаружить и в только что изложенных мною рассуждениях.
