«Я умирала. Но в тридцать один год я внезапно влюбилась. Влюбилась по уши. И поняла, что я упустила. Ситуация была совершенно нереальной. Мальчику оказалось девятнадцать лет. Но он понимал меня, как никто другой, включая и мою мать. Он видел мои слабости. Он умел обращаться с моим чувством вины. Пока муж наверху писал очередную проповедь, я по семь часов подряд пила со студентом чай и беседовала на кухне. Внезапно я прозрела и смогла понять свое состояние. Мои отношения с детьми наладились, потому что я получала энергию от другого человека. Три года я вела двойную жизнь».

Это было возвращением к юношеской любви, которая большей частью состоит из разговоров и которую она не испытала в молодости. В этом исследовательском, нарцистическом союзе один на один, не связанном брачными обязательствами, Миа смогла начать идентификацию своей личности через обратную связь с другим.

Тридцать пять лет стали для нее водоразделом. В ее жизнь вошло абсолютно новое чувство — желание самовыражения. Артистическое средство. Избрать независимый путь к достижениям, мастерству, к обретению уверенности в своих силах и к признанию других людей. Привыкшая реализовывать себя в мужчинах и детях, она говорит о новом предмете любви теми же словами, которыми описывала бы любовника:

«Я соблазнилась фотографией».

Для таких ассоциаций были причины. Мужчина вложил камеру ей в руки и показал, как ею нужно пользоваться, он стал ее наставником и также любовником.

Результаты всех исследований свидетельствуют о том, что наличие такой фигуры (или ее отсутствие) оказывает огромное влияние на развитие личности. Для мужчины в двадцатилетнем возрасте — это наставник, который смотрит на него как на молодого взрослого человека, а не как на юношу или сына, поддерживает его мечты и помогает ему их осуществить. Он не является родителем, а служит средством для карьеры, моделью. Он также принимает критику от молодого человека, помогая ему преодолеть полярность отношений отец-сын. Левинсон считал, что отсутствие наставников является серьезным препятствием для развития личности. Для развития личности женщин имеется и другое препятствие, оно, как правило, не относится к мужчинам. Для мужчин наставник и любимый человек (другая ключевая фигура) — обычно два разных лица.

У женщин наставников значительно меньше. Действительно, когда я спрашивала женщин о наставниках, большинство из них вообще не понимало, о чем я говорю. И если мужчина проявляет интерес к руководству молодой женщиной и готов предложить ей совет, то за этим, как правило, скрывается сексуальный интерес. На этом основаны различные союзы: продюсер и кинозвезда, профессор и студентка университета, доктор и медсестра, режиссер и актриса и т. д. Поразительно в этом то, что отношения между наставником и ученицей завязаны на сексуальной основе. Наставник часто опасается: что случится, если она обретет уверенность в себе и пойдет дальше без него? Он может держать палец на пульте управления, критикуя ее работу или отказывая ей в эмоциональной поддержке. Женщина может переживать трудное время, находясь в поисках равновесия, так как ее профессиональные, эмоциональные и сексуальные чувства подпитываются от одного и того же человека. И, вероятно, этот человек будет играть роль отца, помогающего ей развиваться.

С другой стороны, женщина, которая стремится сделать карьеру и у которой не было наставника, ощущает нехватку чувства поклонения и эмоциональной зависимости, даже если она и не знает, как это назвать. Почти 80% профессий, связанных с принятием решений и оценкой, осваиваются только с помощью системы наставничества.

Изучая биографии разных женщин, я поняла, что почти все из них, кто добился признания в карьере, были в той или иной степени воспитаны наставниками.

К такому же выводу пришла и Маргарет Хенниг в своей докторской диссертации в Гарвардском университете (1970), изучая двадцать пять высокообразованных женщин-руководителей. Все они в начале карьеры подчинялись начальнику-мужчине. Находясь под защитой наставника, они направляли свою энергию на дальнейший профессиональный рост. Наставник помогал этим женщинам поверить в свои способности и выступал в роли буфера между ними и другими членами компании, которые боялись способных женщин.

Промежуточный роман Миа с наставником и занятия фотографией привели к кризису развития личности, который продолжался у нее в течение следующих пяти лет, пока длился переход к середине жизни. Все началось с веселого обсуждения вопроса. Вот как описал это ее наставник.

«Я показал тебе простую алхимию света, серебра и определенных химикатов. Но ты должна найти свой путь в фотографии. Я хотел показать тебе то, что эта профессия дала мне. Я хотел, чтобы ты, истощенная и идущая в никуда, остановилась и обрела что-то реальное… Все это время, в течение нескольких лет, в тебе что-то развивалось. Внутреннее давление могло привести тебя к алкоголизму, самоубийству или, случайно, — к искусству».

К счастью, фотография оказалась для Миа тем, что ей удавалось и что нравилось ее любовнику. Через год это занятие стало для нее средством к существованию. Она осознала: это было то, что помогало ей удержаться от эмоционального срыва. В любой другой сфере жизни она не могла функционировать. Она мучительно думала о детях: что с ними делать. «Есть ведь женщины, которые сохраняют идеальные брачные союзы и находят в себе силы, занимаясь домом и детьми, одновременно осваивать новую профессию, — твердила она себе; но затем, вздохнув, заметила: — Я к ним не отношусь». В своем нынешнем состоянии она могла только причинить детям вред. В поисках выхода Миа приняла решение, которое многие из нас сочтут немыслимым. Она оставила детей своему мужу.

Она попыталась объяснить детям: «Вы знаете, сколько мы с отцом ссорились. Мы не должны кричать на вас, если сердиты друг на друга, это неправильно». Младший сын, которому исполнилось девять лет, пожелал иметь такой же гардероб, как у старшей сестры. Она была любимицей. Если бы он повторил ее в одежде, это, по его мнению, могло убедить их мать остаться дома. В тот день, когда Миа уезжала из дома, они стояли и махали ей вслед.

Ее глаза горели, сердце учащенно билось — она ехала к свету, она была бродягой. В Манхэттене Миа сняла комнату и оборудовала в ней фотолабораторию. Затем она стала ходить на занятия и делать снимки. Больше она никуда не ходила и ни с кем не общалась.

«Мне нужно было найти заказы, и выполнить работу я должна была лучше, чем кто-либо другой. Это меня воодушевляло, но и беспокоило тоже».

Вы слышите протестующие голоса? Это может быть голос двадцатипятилетнего молодого человека, который ищет свое место в мире взрослых, стремясь к карьере и подчиняя все ей.

Для Миа начались тяжелые дни, когда дети приехали в город навестить «сумасшедшую маму». Она волновалась, простят ли дети ее уход из дома. Ее наставник не появлялся до тех пор, пока она все не уладила. «Мы были в таком странном необычном состоянии, когда удивляешься: почему дела обстоят так, а не как должно быть», — вспоминает она.

Ее снимки становились все лучше, а вот отношения с любовником начали ухудшаться. Когда Миа занималась любимым делом, ее глаза загорались, в работе она обретала себя. Но в восприятии ее наставника это было предательством. Оригинальность ее представлений превзошли его ожидания. Он был хорош, а Миа оказалась одаренной.

«Как ты это делаешь? — писал он. — Я часто спрашивал тебя, зная, что это дурацкий вопрос. Просто кажется, что ты подстроилась к окружающему тебя миру… Это похоже на анализ японской поэмы в стиле „хайку“ — это не всякий сможет».

Они уже не могли устраивать вместе пикники, так как его раздражала ее способность находить замечательное в том, что ему казалось обычным. На приемах она опасалась, как бы кто-то не стал хвалить ее работу в пределах его слышимости. А когда они вернутся домой, он выйдет из себя от ярости, напьется и ударит по глазам, которые видели то, чего не мог увидеть он. Дело дошло до того, что они перестали вместе гулять по улице.