Пособие носит скорее просветительский, чем сугубо теоретический характер,

и предназначено для студентов негуманитарных учебных заведений, колледжей,

старших школьников. Оно может быть полезным для учителей и всех, кто проявляет

интерес к мировой и отечественной культуре.

Раздел первый

ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРИЮ КУЛЬТУРЫ

Глава I

ЧЕЛОВЕК – ГЛАВНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ КУЛЬТУРЫ

Что может быть отправной точкой для выяснения сущности столь

многофакторного и многозначного феномена, каким является культура? Пожалуй,

главным и единственным всеобъемлющим началом рассуждений о культуре всегда и

везде становится человек — его особое положение в окружающем мире, его

деятельность, продукты этой деятельности — то, что так или иначе связано с

жизнью человека в мире природы и в мире людей.

Зададим себе вопрос: возможно ли наличие культуры вне человека и возможно

ли существование человека (в человеческом качестве) вне культуры? При любом

ответе на этот вопрос обратим внимание на то, что нам пока неизвестны обе его

составляющие: нужно понять сущность обоих понятий — “культура” и “человек”.

Трудно сказать со всей определенностью, когда человек всерьез

заинтересовался тем, что же он собой представляет. Но в сохранившихся до наших

дней мифологических картинах мира уже присутствует вопрос о том, как и каким

образом появился человек. В одних случаях его лепили боги из глины или другого

подручного материала: например, шумерский миф рассказывает о том, как

праматерь Намму велит своему сыну Энки и богине-матери Нинмах слепить людей

из своей плоти — глины и помогает им в этом. Согласно индийской мифологии

люди произошли от первого человека, Пуруши, принесенного в жертву богам: из его

11

рта появились брахманы (жрецы), из рук — кшатрии (воины), из бедер — вайшьи

(земледельцы), из ступней ног— шудры (низшее сословие).

В других мифологиях мира мы встречаемся с различными вариациями на тему

возникновения человечества. Чаще других повторяется сюжет о божественном

происхождении человека, возможно, чтобы выделить его особое место в мире.

Однако нужно обратить внимание и на то, что в мифологии представлена целостная

картина мира, в которой, как говорил В. И. Вернадский (1863—1945), “человек... не

отделял себя от остальной живой природы. Он теснейшим образом чувствовал свою

генетическую, неразрывную связь со всем остальным миром...” [56, с. 44]. Но само

желание человека осмыслить как самого себя, так и свои истоки — уже вполне

культурный феномен.

Приблизительно с V века до н. э. появляются первые учения, в которых

делается попытка представить, понять или объяснить сущность человека. В древнем

Китае считалось, что “меж Небом и Землей человек драгоценнее всего” [325, с. 21].

Последователи легендарного Лао-цзы, родоначальника даосизма, предложили одно

из самых ранних объяснений причин такого высокого отношения к человеку:

“Человек подобен небу и земле и, как они, таит в себе природу пяти движущих начал

(воды, земли, огня, дерева и металла.— А. Б. ). Человек — самое разумное среди всех

существ, наделенных жизнью” [там же, с. 35]. Для Лао-цзы человек — один из

элементов мира, который соединил в себе гармонию инь и ян, что и делает его

драгоценностью, носителем мудрости — цзы. Как видим, разумность признается

качеством, свойственным только человеку, и этот критерий, лежащий в основе

представления о сущности человека, надолго войдет в научный обиход и восточной,

и западной культур.

В это же время древнегреческий мыслитель Протагор из Абдеры (ок. 481—ок.

411 до н.э.) в сочинении “Истина” выразил приблизительно ту же мысль словами:

“Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не

существующих, что они не существуют” [242, т. 2, с. 203]. Другими словами, для

Протагора истина может существовать только в сознании человека, и он, человек, не

только просто разумное существо, но, и мерило истины. Многообразие истин для

Протагора заключено в многообразии людей, неповторимость суждений — в

неповторимости человека. Именно человек — та мера, которой можно измерить

любые вещи мира.

Знаменательно, что человек предстал перед мировой культурой в гораздо

более ранние времена — в греческой мифологии и в греческом искусстве — не

только как “мера всех вещей”, но и как богоподобное существо (“ликом подобен

богам” — так писал Гомер в “Илиаде” об одном из своих героев). Он запечатлен в

скульптуре как гармоническое существо в единстве телесного и духовного начал, он

смело вступает в борьбу с неумолимым роком в греческой трагедии.

Спустя столетие после Протагора великий Аристотель (384—322 до

н. э.) определит человека как общественное существо и отметит, что “только человек

способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и

несправедливость” [14, т. 4, с. 379]. Именно на этой его особенности основана жизнь

12

в государстве и семье. Изолированный от общества человек теряет человеческую

сущность: он “не является существом самодовлеющим... А тот, кто не способен

вступить в общение или, считая себя самодовлеющим, не чувствует потребности ни

в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо

божеством” [там же]. Аристотелево понимание сущности человека не теряло своего

значения в течение многих веков и надолго сохранилось в мировой науке о человеке

— антропологии 1 .

Христианство рассматривало человека как сотворенного Богом, с одной

стороны, и полностью зависимого от Бога, с другой. Человек христианского мира —

существо изначально греховное, поэтому вся его жизнь должна быть постоянным

искуплением греха, в котором он был рожден, а заслужить искупление можно только

лишениями, верной службой Богу, отречением от себя. В европейском средневековье

утвердилась мысль о том, что человек — раб: подданный, вассал, слуга своих господ

и — в любом случае — раб Божий, судьба которого от рождения до смерти “в руце

Божьей”, руководящей всеми его делами, помыслами, чувствами.

Однако именно христианство обратило внимание на духовную сущность

человека, поставив ее над телесной, считая тело “сосудом соблазнов”, средоточием

греха. Поэтому ради искупления греха и загробного блаженства нужно было

“умерщвлять плоть” физическими страданиями: избивая себя кнутом, нося грубую

одежду, выдерживая изнурительные посты. Многочисленные аутодафе (публичное

сожжение еретиков) были не просто средством казни инакомыслящих, но и

искупительной жертвой: бессмертная душа, избавившись от грешной телесной

оболочки, должна была предстать пред высшим судией.

Христианский мыслитель IV века Августин Аврелий (354—430), прозванный

Блаженным Августином, в своей “Исповеди” говорил: “Есть, однако, в человеке

нечто, чего не знает сам дух человеческий, живущий в человеке, ты же, Господи,

создавший его, знаешь все, что в нем” [2, с. 131]. Для человека, говорил он, нет

прошлого и будущего, есть только настоящее: земная жизнь, которая бесконечно

продолжается в вечности после Страшного суда.

Почти целое тысячелетие Средневековье шло к идее любви, без которой

невозможен человек. Другой известный христианин, проповедник Франциск

Ассизский (1182—1226), основатель нищенствующего ордена францисканцев,

считал, что религия должна быть “религией любви, она учила людей любить Бога,

животных, ... была убеждена, что только тот верит, кто чувствует” [98, т. 1,

с. 35]. Однако и в этом учении признавалось, что лишь аскетизм может даровать