Так, для Индии характерно представление о том, что космическими силами

предопределены не только каждое земное явление природы, но и судьбы людей,

начиная от рождения их в какой-либо социальной среде (варне) и заканчивая их

личной судьбой как земной, так и посмертной. Предопределено и поведение

человека, оно становится условием целой цепи дальнейших перерождений либо в

более высоком сословии, либо в виде какой-либо природной твари. Поэтому весь

мир — явление живое, каждый природный феномен может оказаться некогда

жившим человеком. При таких взглядах (более подробно об этом см. в IX главе) не

может возникнуть и сама идея преобразования природы, вмешательства в ее

естественное бытие. Конечно, природа Индии и сама настолько изобильна, что в

основном не нуждается в слишком активном ее изменении. Современный индийский

философ С. Радхакришнан в двухтомном труде об индийской философии пишет:

“Судьба дала Индии местоположение, где природа отличалась обилием своих

даров... Щедрая природа в изобилии доставляла пищу, и человек был избавлен от

тяжкого труда и борьбы за существование. Индийцы никогда не чувствовали, что

мир был полем битвы, на котором люди сражались за богатство и власть” [254, с. 11,

12].

Но даже и в иных регионах Востока, где “люди сражались за богатство и

власть”, целостность представлений о мире требовала воспринимать природу как

нечто священное, исходное, требующее почтительного отношения, исключающего

навязывание природе своей воли и не допускающего изменений в ней по своему

усмотрению. В Китае считалось, что одновременно частью природы и высшим

моральным законом было Небо, которое “накажет” за любое вмешательство в некий

общий космический закон, который великий китайский мыслитель Лао-цзы назвал

емким понятием “дао”. Считалось, что Небо давало право на власть и жестоко

карало за злоупотребление этой властью. Прежде чем действовать в мире, считали в

древнем Китае, нужно познать свое собственное дао, так же, как и дао вселенной. В

этом невмешательстве в общий миропорядок заключалась для китайцев высшая

мудрость.

Японское представление о том, что весь мир — результат любви высших

божеств, во многом лежит в основе эстетического отношения к природе. А

поскольку природа всегда прекрасна, постольку излишнее вмешательство в природу

лишь разрушает ее красоту. Поэтому и здесь сохраняется принцип единства человека

с природой, и буддистские взгляды, преобразовавшись в японской культуре,

предлагают человеку преодолевать природные катаклизмы, которых достаточно в

маленькой Японии, меняя себя, свое отношение к миру, но ни в коем случае не сам

мир.

Таким образом, восточная культура в своих отношениях с природной средой

создала представление о нерушимости гомеостаза Вселенной. Этот взгляд лежит в

основе восточного мировоззрения и, принимая каждое явление как равноценную и

значимую часть Вселенной, не провоцирует активного вмешательства в природную

среду.

97

Совсем иное отношение к природе являет собой западная культура.

Природа и западная культура

Как ни покажется это странным, традиция взаимодействия западной культуры

и природы берет свое начало в египетской культуре и культуре Междуречья. Именно

здесь сами природные условия потребовали, чтобы во имя выживания общества

люди не покладая рук трудились, коренным образом изменяя природу.

Строительство каналов, преследующее целью не только задержать нужное

количество воды, но и сбросить ее излишки, изменяло ландшафт, способствовало

процветанию и уверенности в том, что природа может покориться воле человека.

Именно здесь мир выступал “полем битвы”, по выражению Радхакришнана. Именно

в Междуречье были созданы искусственные сады — знаменитые сады Семирамиды.

Греческая цивилизация, многие мыслители которой учились у египтян и на

Востоке, восприняла самую идею противостояния природе, борьбы и победы над

нею. Даже греческие хтонические боги (греч. chtonos “земля”) — боги земли и

подземного мира, от которых зависело развитие растений (Деметра, Гея, Дионис и

др.), были, во-первых, частью повседневной жизнедеятельности, а во-вторых, с

ними можно было вступать в различные отношения. Одни из них были

благоприятны для людей (Деметра), другие могли порождать враждебные силы и

стихии (Гея), с которыми в мифах соперничали герои. Почти все боги в греческой

мифологии вступали в брачные отношения с людьми. Например, на праздниках

весенних дионисии (в честь возрождения виноградной лозы) всегда происходила

церемония вступления в брак Диониса с женой архонта (одного из высших

должностных лиц в Афинах). Герои греческой мифологии постоянно вступают в

противостояние богам и часто побеждают в этом противостоянии.

Во всем многообразии мифологических сюжетов постоянно прослеживается

горделивая мысль о том, что человек может быть гораздо сильнее могущественных

сил, имеющих космическую природу. Кроме того, природные условия и климат

Греции оставляли желать лучшего, и земледельцам, и скотоводам приходилось

постоянно прилагать множество усилий для получения желательного результата.

Этому служили не только различного рода культы или магические действия, но и вся

упорная практическая деятельность, активно изменяющая природные условия.

Эта практическая деятельность не всегда была процессом, улучшающим или

хотя бы не разрушающим природную среду. Полудикие варварские племена,

поселяясь на каком-то участке, истребляли всё, что каким-либо образом могло

поддерживать их существование, и затем переходили на другое место, чтобы

опустошить и его. Так, лесная зона Европы была истреблена уже к средним векам, и

природа уже не смогла возобновить себя.

В период Возрождения природа считалась неисчерпаемой, воспринималась

как источник всяческих благ и чудес, и это отношение не только поэтизировалось

искусством, восхищавшимся богатством форм, красок и неповторимостью каждого

явления, но и расходовалась, растрачивалась, потреблялась без оглядки. Эта

98

просвещенная эпоха даже и не представляла себе возможных последствий

потребительского отношения к окружающей среде. Вещественная деятельность

человека вызывала восторг, а природа по христианской традиции считалась

творением Божьего промысла, данным человеку на вечное пользование.

В свое время Монтескьë заметил: “Природа всегда действует неторопливо...,

если же ее понужают, она скоро истощается и всю оставшуюся силу употребляет на

самосохранение, совершенно теряя при этом производительную способность и

творческую мощь” [204, с. 264]. Пророческие слова: этот современник рождения

промышленного производства предвидел глобальные последствия разрушительной

деятельности культуры, забывшей о своем единстве с природной средой.

Только к середине XX века, пережив бурное промышленное развитие, две

мировые войны, оказавшиеся во многом роковыми, новейшие научные открытия,

человечество пришло в ужас от своих преступлений, совершенных им в борьбе с

природой за материальные блага. Слишком поздно осознали, сколь опасными для

будущего были претворяемые в жизнь “человеколюбивые” принципы европейской

культуры: рационализм, превращающий живую природу в мертвый объект познания,

анализа, эксперимента и практического использования; разделение природного и

социального начал, в результате которого социальное начало заранее получает

приоритетное значение, а природное обрекается на поражение в неравной битве с

человеком.

Римский клуб (см. гл. IV § 3) в 1970 году поручил Дж. Форрестеру, ученому в

сфере теории управления, разработать модель глобального развития мира. На