физиологии, закладываются основы экспериментальной биологии. Больших успехов

достигают некоторые гуманитарные отрасли знаний, в том числе юриспруденция, в

частности международное право (Гуго Гроций).

Среди научных достижений, оставивших наиболее глубокий след в

интеллектуальной атмосфере эпохи, необходимо выделить два.

Это,

во-первых,

развитие Галилеем, Кампанеллой и Кеплером

гелиоцентрической теории Коперника. Их труды существенно изменили

представления о структуре космоса и о месте Земли во Вселенной. Земля перестает

восприниматься своеобразным неподвижным твердым центром замкнутого со всех

397

сторон мироздания, окружающего ее. Вместе с этим изменяются и представления о

связях человека с окружающим миром. Если в эпоху Ренессанса отдельная

человеческая личность выступала мерой истины, добра и красоты (вслед за тезисом

Протагора: “человек — вот мера всех вещей”), то для XVII столетия характерна

тенденция поисков ключа к пониманию судьбы индивидуума вне его самого, в неких

господствующих в действительности объективных противоречиях и

закономерностях.

Второе — обостренный интерес к проблеме движения. Часто эта эпоха

изображается как “период безраздельного господства метафизических и

механистических представлений о действительности. На самом деле это было не

так. Диалектического характера тенденции выделялись и в точных науках (работы

Галилея в области динамики, учение Декарта о движении материи как об основе

существования природы, открытия Декарта, Ньютона и Лейбница, связанные с

анализом переменных и бесконечно малых величин, и разработка системы

дифференциального и интегрального исчисления), и в философии” [323, с. 281].

Как и другие ученые, Лейбниц был образован энциклопедически, и его

изыскания с удивительной полнотой обнаруживают связь между логикой, в том

числе и математической, и познанием мира во всех сферах его существования. Его

восхищало бесконечное многообразие мира, и он на протяжении всей своей

деятельности стремился к объяснению этого явления. Именно теория бесконечно

малых величин позволила Лейбницу выстроить картину мира, во многом

предвосхитившую некоторые положения ядерной физики XX века. Девизом его

жизни (пожалуй, и жизни других ученых этой эпохи) могли бы быть его слова:

“Наилучший бальзам для души, когда могут быть найдены немногие мысли, из

которых по порядку вытекает бесконечно большое число мыслей” [211, с. 362].

При изучении математики как-то ускользает то, что в основе рассуждений

скрыты некие всеобщие принципы рассмотрения мира в целом. Лейбниц предлагает

исходить из принципа всеобщих различий, основанного на понимании того факта,

что все в мире неповторимо. “Решительно нигде не бывает полного сходства (это

одно из важнейших моих положений)” [170, с. 164]. Это предполагает, что

ни одно из явлений мира не может быть тождественным другому. В то же время

тождество существует, хотя, по Лейбницу, не бывает абсолютным. Поэтому, если

представить себе существование всех явлений мира расположенными на “мировой

линии”, то окажется, что всякое явление имеет свою, единственную точку

положения на ней. Далее Лейбниц говорит, что “вещи восходят вверх по степеням

совершенства незаметными переходами” [там же, с. 417], и этих переходов может

быть бесконечное множество. Таким образом, на “мировой линии” нет пропусков.

Этот принцип — принцип непрерывности распространяется не только на сферы

приложения математических знаний, он присутствует в любой повседневности:

“заблуждение (“ложь”) есть минимальная степень истины, подобно тому, как зло

есть наименьшее добро. Значит, противоречивость “лжи” и “истины”

неабсолютна...” [211, с. 287, 288]. Эти представления о мире, сформулированные в

самом начале развития фундаментальной науки, легли в основание некоторых

398

положений различных наук современности и связаны с общей философской теорией

познания. Такого рода рассуждения помогли увидеть и множественность переходов в

оттенках человеческого существования.

XVII век — век противоположностей и контрастов — наблюдает за

столкновениями человеческих характеров, ищет причины и истоки жизненных

коллизий в философии и затем в искусстве (особенно в барокко), пытается сочетать

эти противоположности, осмысляя и анализируя их. Это обусловило создание

всеобъемлющих философских систем Гоббсом, Декартом, Спинозой, Лейбницем,

разработку теории познания, где образовались два направления: сенсуализм и

рационализм. Накопленное к этому времени знание потребовало ответа на главные

вопросы: что такое знание, как из незнания образуется знание, какой путь оно

должно пройти, чтобы превратиться в теорию. И на этом направлении поиска

образовались две системы ответов. Сенсуалисты отводили главную роль

ощущениям, чувственному познанию, хотя не могли в достаточной мере осветить

вопрос о том, как из ощущений и чувственных сведений о мире образуется научная

теория. Рационалисты полагали, что знания возникают на основе правильного

метода рассуждений, при этом абсолютизировалась одна сторона познания и не

объяснялосв появление первичных знаний.

Значительных успехов добились теоретики, искавшие пути решения проблемы

человека. Те несовершенства человека, которые обнаружила еще эпоха

Возрождения, с точки зрения мыслителей XVII века могли разрешиться в разуме и

свободе. Многие мыслители не выражали восторгов окружающей

действительностью, часто они не обольщались и по поводу будущего человечества,

поэтому XVII век ознаменован поисками новой этики, в которой ставилась проблема

свободы. В этических системах на первом месте стояло поклонение разуму,

например, Бэкон впервые провозгласил лозунг: “Знание — сила!” Для него

характерно обращение к анализу заблуждений человека и человечества, которые

закрывают путь к свету истины (см. гл. I, II). Лейбниц прямо связывал свободу

человека с разумом: “Детерминироваться разумом к лучшему — это и значит быть

наиболее свободным” [325, с. 281]. Так же формулирует свое понимание Спиноза:

“Свобода есть познанная необходимость” [там же]. Особое, ироническое и наиболее

острое представление о человеке, его месте в мире, свободе, приправленное

большой долей скептицизма, предлагают выдающиеся писатели и мыслители того

времени Блез Паскаль (1623—1662) и Франсуа де Ларошфуко. Вот одно из

высказываний Ларошфуко: “Счастье и несчастье человека в такой же степени

зависят от его нрава, как от судьбы” [ 165, с. 155].

Набирают силу и материалистические тенденции в философии, чему

способствует развитие естественных наук, хотя иногда материализм и идеализм

переплетаются в философских системах мыслителей того времени, например,

Декарта. Материалистические тенденции часто связаны с представлением о

вольномыслии. Не стоит полагать, что в “век разума”, как его называют в

литературе, вольномыслие принималось легко и естественно. В этом смысле трудно

назвать эпоху, когда бы критические мысли находили одобрение, что подтверждают

399

преследования вольнодумцев, которым одинаково подвергались и люди науки, и

многие литераторы. Особенно потрясающей была судьба Томмазо Кампанеллы,

проведшего 27 лет в тюрьмах и подвергавшегося пыткам. Вопреки этому именно в

заключении он создал десятки сочинений по философии, политике, медицине,

астрономии, в том числе коммунистическую утопию “Город солнца”.