В тот же миг ей в глаза блеснул какой-то небольшой желтый предмет с растопыренными углами. Она не собиралась ловить его в воздухе, она вообще ни о чем не думала, но через секунду странный металлический самолетик ткнулся ей прямо в руку. Теперь она с удивленьем рассматривала зажатый в ладони медный крест с поврежденным кольцом для цепочки. И она стояла на месте – невероятно, но она стояла.

    С бесконечным облегчением Людмила почувствовала, что безудержный вихрь у нее внутри унялся. Больше ее никуда не несет. Она могла стоять и могла двигаться, могла думать о чем-то, а могла не думать. Она стала действовать по собственной воле,  вновь обрела себя.

- Проклятье! – раздался поблизости голос Кима.

   Оглянувшись, Людмила увидела, что ее прежний мучитель сидит на корточках возле своей любимой фигуры, скатанной, как снежная баба, из трех шаров. Самый верхний шар оказался сейчас перекошен недовольной гримасой, которой Людмила в прошлый раз не заметила.

   А напротив идола и Кима стоял дрожащий от ужаса мальчик – Тимка Лучинин. Оборванная цепочка на его шее объясняла, что здесь произошло.

- Ким Аланович, вы издеваетесь над детьми и действительно принуждаете их к идолопоклонству. Завтра же я напишу об этом докладную директору Центра и совместно с Комитетом по ОБЖ начну с вами бороться.

- Очень храбрая, да? – процедил он сквозь зубы. – Теперь ты уж очень храбрая! А то готова была ползти на брюхе…

   «А ведь правда, – невольно подумалось Людмиле. – Теперь я совсем другая. Почему это так?.. Совсем другая, словно и не было этой жуткой, ничем не объяснимой зависимости…»

- А я еще поверну все по-прежнему! Ты еще будешь ползать передо мной…

   Ким хотел продолжать, но сегодня у него не было запала. «Проклятье, проклятье…» – продолжал он бессильно повторять единственное слово, во всей полноте отражающее состояние его души.

- Пойдемте домой, Людмила Викторовна, – раздался вдруг жалобный голос Тимки. – Отдайте мне мой крест.

   Людмила спохватилась, что все еще держит пойманный в воздухе предмет на ладони. Она протянула его Тимке, и вдруг ее рука дрогнула: страшно отдавать! Вероятно, в подсознании пересеклись две психологические схемы: власть насилия до того, как она поймала в воздухе крест – и освобождение, как только он оказался у нее. Еще удивительно, что все получилось настолько складно: ведь можно было секундой опоздать или, наоборот, прийти на секунду раньше… А вышло так, словно кто специально в руку вложил. Но если теперь крест вернуть, не станет ли все по-прежнему?

   От одной этой мысли Людмила пришла в ужас. Спасибо, Тимка все понял: приняв от нее крест в правую руку, он тотчас же протянул своей учительнице левую. Теперь у них была защита, общая на двоих. Словно прикрывшись одним щитом или держась в море за один спасательный круг, они двинулись к выходу из зала. «Проклятье», – неслось им вслед слово, застрявшее на языке Кима… Но задержать их он был уже не властен.

39

   С миром, куда почти переселился Павел, происходило что-то особенное: он внезапно исчез, растворившись в дебрях компьютерной сети, как растаявший в кофе кусок сахару. Все попытки Павла вызвать знакомых кураторов не срабатывали – вместо прежнего входа в заэкранье под руку попадались какие-то отдельные сайты, баннеры, игры, не желавшие складываться в прежнее знакомое заэкранье. Теперь это были разрозненные части  головоломки – осколки той параллельной жизни, которая должна была заменить Павлу настоящую. И, странное дело, сам Павел от этого не страдал. Казалось, какая-то возвышающая сила держит его над пропастью отчаяния, в которую, при прочих равных, он должен был неминуемо упасть. А он словно висел на помочах, как когда-то давным-давно, когда мать учила его ходить и страховала полотенцем…

  Не добившись ничего от компьютера,  Павел стал постепенно возвращаться к настоящей реальной жизни. В первый раз его сознание откликнулось на болезнь сына.

   Тимка слег с высокой температурой сразу после того, как впервые сходил на карате. Это случилось в тот самый вечер, когда у самого Павла начались первые сбои с посещением параллельного мира. Он сопоставил потом одно с другим – точно, эти обстоятельства следовали друг за другом.

   Врач определил у Тимки хронический стресс, что и дало вспышку так называемого термоневроза. И где только ребенок мог настолько перенапрячься, что совсем слетел с тормозов? Но, как бы там ни было, теперь сын нуждался в тепле и заботе близких, и Павел стал относиться к нему внимательнее.

   Вслед за Тимкой, который уже пошел на поправку, в поле зрения Павла попала жена. С ней тоже произошло нечто невероятное: она вдруг объявила, что нашла собственного родного отца, которого никогда прежде не видела. Как это произошло, Павел не мог осознать, да и не пытался: его отвыкший от действительности мозг еще не осваивал столь сложных поворотов. Жена собиралась в деревню, представить бабке вновь обретенную родню, но у нее не выходило с отгулами – начальству было некем ее заменить. А вот это уже Павел понял: все последнее время Ирина одна содержала семью, работая с утра до ночи, так что ее  привыкли держать на работе без сменщицы. Это не дело, чтобы все лежало на плечах женщины, решил Павел. В ближайшее время ему следует искать работу...

   А еще Павлу не нравилось, что жена теперь проходит мимо него, как мимо пустого места. Раньше их отношения складывались не так. Правда, он немало ночей провел на стуле перед компьютером, что, кстати сказать, совсем неудобно, но с этим ничего уже не поделаешь…  А когда решил по-человечески лечь в постель, Ирина шарахнулась от него на свою сторону софы, как от прокаженного. Пока они так и спят, каждый под своим одеялом, но в принципе…

- А у нас с завтрашнего дня каникулы! – объявил утром Павлу сияющий Тимка.

   Как только болезнь пошла на поправку, мордашка сына то и дело начинала сиять. Кажется, до того, как слег, мальчик не был таким веселым… Впрочем, Павел не помнил. Странно сказать, но тогда ему, пожалуй, не было дела до здоровья и настроения своего единственного сына…

- Значит, каникулы? – с подчеркнутой бодростью переспросил он. – И что же ты будешь делать, когда врач разрешит тебе выходить из дома?

- Вот и посоветуй! – задорно отвечал Тимка. – Можно поехать к бабуле, можно пойти в поход с клубом «Путешественник»…Или просто посидеть дома, чтобы мы с тобой все время вдвоем!  Как лучше, пап?..

   В вопросе присутствовала доля лукавства: Тимка знал, что успеет и то, и другое, и третье. Хорошая это вещь – каникулы! Тихая пристань посреди беспрестанной борьбы за утверждение собственной личности – борьбы, в которой его сынишка надорвался аж до невроза.

   Да и сам Павел чувствовал себя так, словно  вернулся домой из дальнего путешествия либо выздоровел от долгой болезни. А что было-то? В сущности, ничего и не было – просто бросил работу и еще не устроился на новую. Случается, отцы-мужья ведут себя хуже…

40

   Тимке казалось, что он учится в средней школе давным-давно, что с первого сентября прошло потрясающе много времени. На самом деле это было, конечно, не так. Просто истекла первая четверть. Впереди еще три, а за ними – шестой класс, седьмой и дальше, вплоть до одиннадцатого. А потом? Тимка еще не знал, но уже предчувствовал то, что однажды поняла его мама: после школы процесс обучения не заканчивается. Просто одни предметы уступают место другим: сперва Литература и Математика, потом Семья и Карьера, а еще позже – Подведение итогов и Навыки самодостаточности, обучающие на старости лет не быть никому в тягость. И один еще безвременный, неуловимый, но самый главный предмет, веющий у лица легким ветерком, – Смысл жизни…

   Именно он отличает действительность от всех ее виртуальных двойников. Ибо его нет нигде, кроме как в нашем непростом, перепутанном, но все-таки настоящем существовании. В мире, созданном Богом и основанном на устремлении человеческой воли.