- Ты уже нашел их, Кимушка, я вполне проникся, – поспешил заверить Артур Федорович. – Но если она столь совершенна, почему б тебе…э…не приударить за ней?

   Ким с сожалением вздохнул – сожаление, разумеется, стоило отнести в адрес безнадежной тупости Артура Федоровича:

- Потому что она не хочет, чтобы все пошло этим путем. А у меня нет вещи, которую я вам заказал. Поэтому я не могу на нее воздействовать! А без этого она ко мне, увы, не придет. Эта девушка обладает волей дюжины самураев...

- Мне в свое время нравились характеры помягче, – заметил Артур Федорович. – Но тебе, конечно, видней…Может быть, стоит немного выждать? – через секунду предложил он. – Когда женщина видит, что ее воздыхатель готов, как говорится, сорваться с крючка, она подчас пересматривает свое поведение…

- Я еще не знаю, какое решение приму. Ясно одно: эта девушка должна быть принесена на алтарь сущего…

- Погоди, погоди… – наморщил лоб Артур Федорович. – Ты что, хочешь с ней того самого… либо ее на алтарь?

- И то, и другое. Разве я могу соединиться с непосвященной? – возмутился Ким.

- Ах вот как… и тут посвященье… смотря что разуметь под посвященьем… – бормотал себе под нос Артур Федорович. –  Но если так, то я, честно сказать, не завидую этой  самой Людмиле!

    Обращенные вслед за тем на него уничижающие, убийственно жестокие глаза Кима говорили о том, что на сей раз пощады ему не будет. Он слишком расслабился, видя своего повелителя в необычном состоянии, и как следствие потерял над собой контроль. Слишком много себе позволил – теперь пришла расплата.

- Не завидуешь? Всякая баба должна завидовать той, которая станет моей избранницей! – отчеканил Ким своим безжалостным голосом. –  Всякая подлая старая баба, с вожделением глядящая на мальчишек, к которым не смеет подойти!

   И Артур Федорович почувствовал, как неприятно вздрогнула голова, словно его ударили по темени… хотя руки каратиста, сцепленные одна с другой, лежали сейчас на черном поясе его кимоно. Изучая психологию, он вскользь читал о том, что можно наносить удар взглядом, но принял тогда эти сведения за очередную байку. А голова болела по-настоящему…

25

- Ну все, Тимыч, теперь ты со мной рассчитаешься, – говорил Славка в первый же день, как они встретились после Тимкиного гостеванья в деревне. – Теперь ты со мной и в поход пойдешь, и на карате! А еще к психологу – ведь ты написал, что пойдешь, «если будешь жив!»? А ведь ты жив, разве нет?!

- Некогда мне с тобой всюду ходить, – вздохнул Тимка.

- А у меня, думаешь, есть время? – закричал в ответ Славик. – То есть в поход я хочу, – оговорился он. – Там в палатках ночевать будем, костер разведем. А на карате надо ходить, чтобы стать сильным. Только потом голова болит…

- Почему?

- Потому что Ким Аланович, это наш учитель, заставляет говорить с  Ямалой.

- С кем говорить? – не понял Тимка.

- С Ямалой. Это бог такой, он стоит в зале – Ким Аланович поставил. Говоришь с ним мысленно, так что никто не слышит, а потом болит голова.

- Ну и зачем мне, чтобы она болела? – удивился Тимка. – Что у меня, своих проблем нет?

- Проблем?! – как ненормальный завопил Славка. –  Значит, у тебя есть проблемы?

- Ну, допустим, есть… А чего ты орешь как ненормальный?

- Старик, да это как раз то, что надо! Людоед ко мне каждый раз пристает – какие у тебя проблемы? А я не знаю, что ему отвечать!

- Кто это – людоед?

- Ну Артур Федорович, психолог. Он сам сказал – ты ко мне в комнату входишь, как в замок людоеда, у которого синяя борода. А на самом деле он вообще безбородый!

- Я знаю, – кивнул Тимка. – Я ведь его видел.

   Это было в тот день, когда Денис впервые сказал, что взрослых людей тоже могут украсть. Именно тогда Тимка понял, что у него украли папу…

-  Мне теперь мама  разрешила ходить к Людоеду пореже, – звенел над ухом беззаботный Славкин голос. – Но хоть раз в неделю надо прийти. А ему обязательно нужны проблемы!

- Так я же не хочу никому рассказывать…

- Вот, значит, как! – Славка всерьез обиделся. – Значит, у меня нет проблем – я должен о них рассказывать, а у тебя они есть –  и ты не хочешь! Тоже мне друг называется…

   Славка потускнел, как те поля в окнах электрички, на которые смотрел Тимка по пути к бабушке. Ладно уж, он пойдет навстречу своему другу. Пусть там – и на карате, и в походе, и у психолога –  ему будет очень скучно, но друзей надо выручать. Они договорились, что с этого дня начнут ходить всюду вместе.

26

   Наступившая ночь тянулась бесконечно. Забившись в уголок необъятной тахты, под негромкий храп свернувшегося внизу на ковре Алишера, Валя полоскала свои гнетущие думы. Пришло время выбирать: либо подвиг, либо переселение в Турцию и вообще переселение – в другую личность, в другую внутреннюю систему. Потому что прежней Валей она тогда быть не сможет. Разве прежняя Валя в состоянии допустить, чтобы из-за нее пострадало пятьдесят детей и еще вчетверо больше родителей, бабушек-дедушек? Лучше уж она за всех них пожертвует собой. Для этого нужно на тот момент, когда посадка в автобус еще не началась, громко крикнуть что-нибудь такое, отчего дети должны разбежаться в разные стороны… Если Алишер и сможет кого-нибудь схватить, то, по крайней мере, двух-трех. Тем более руки у него будут заняты – ведь ему придется держать саму Валю…

  Однако, работая в детском турклубе не первый год, она знала, из-за чего этот план, скорее всего, сорвется. Дети не пожелают разойтись, чтобы не лишиться предвкушаемых радостей похода. Они не поймут, насколько серьезно положение, и будут переминаться на месте, надеясь, что поход все-таки состоится. А тем временем Алишер быстренько запихнет Валю в автобус и скажет детям: «Она пошутила». И будет уже поздно предпринимать дальнейшие шаги, потому что за ней будут следить, а при первом удобном случае, вероятно, ликвидируют.

    Странное дело, еще недавно – в тот день, когда Алишер впервые появился возле их клуба – Валя совсем не боялась смерти. Услышав от старухи, что это, может быть, террорист, она тогда с легкостью подумала: «гори все синим пламенем». Так неужели теперь, после полного крушения своего кратковременного счастья, ей еще стоит  для чего-то беречь свою жизнь? Может быть, так даже лучше…  Но ей нельзя умирать просто так, без пользы для пятидесяти гномиков с привешенными за спину рюкзаками. Ведь им грозит не только душевная травма, сама по себе способная искалечить дальнейшую судьбу. Скорее всего, их потом продадут на рынке как невольников…

   Вот если бы найти способ предупредить старуху! Конечно, она выйдет на крыльцо проводить отъезжающих, и тогда Валин последний крик, предупреждающий об опасности, не должен пропасть впустую… Старуха не сможет задержать автобус, но она тут же свяжется с милицией.  По крайней мере, их будут без промедления спасать…

    Теперь план выглядел более осуществимым – надо только собраться с духом и не сплоховать в последний момент. Однако она с отвращением признавалась себе, что скорее всего ничего не сделает. Непреодолимым был не страх смерти (во всяком случае сейчас, пока не пришла минута), а страх развязки. Валя не знала, сможет ли вынести то неимоверное напряжение, с которым придется  ожидать готовый обрушиться на нее гнев Алишера. Ибо несмотря ни на что, душу одержало доледниковое, первобытное табу приниженной женщины перед подчинившим ее мужчиной: не идти наперекор повелителю. А он все еще оставался Валиным повелителем, ужасным и презираемым, но тем не менее. Она просто не дерзнет возвысить против него голос! Да у нее и не будет в решительный момент голоса – одна хрипота в горле…  Труднее всего сбросить с себя эти внутренние оковы, заставляющие трепетать перед преступником…

     Валя уже еле сдерживала поднявшуюся в теле дрожь. Ей просто необходимо успокоиться, это будет началом всех правильных действий, которые сейчас могут быть предприняты. Табу–не табу, ей необходимо мобилизовать всю свою волю, чтобы подняться выше этой первобытной зависимости. Когда-то она была пионеркой в отряде имени Зои Космодемьянской, и все девчонки, включая ее саму, искренне считали: если потребуется, они смогут повторить Зоин подвиг. Вот теперь для Вали это время пришло. Оказывается, детские ожидания порой действительно сбываются в жизни. А методы фашистов, скорее всего, мало отличаются от методов тех, в чьи руки она попадет – если не самого Алишера, то его дяди и прочих подельников…