Помнится, мы ездили и ходили по Усть-Двинску под палящим солнцем. Был август. Но даже в этих дождливых местах стояла прекрасная погода. Говорили, что на Рижском взморье самый сезон, но нам было не до купания. Уже к вечеру эсминец доставил нас на остров Эзель (Сарема). Проголодавшись за долгий день, мы в Куресаре за ужином набросились на жирных и необычайно вкусных угрей…
Эзель — большой остров, здесь много мест, которые следовало осмотреть, а в нашем распоряжении был всего один день. Назначили выезд на батареи с рассветом. По возрасту самым старшим среди нас был Лев Михайлович Галлер. «Тяжело ему будет»,— подумал я и решил дать ему хоть немного отдохнуть.
— Останьтесь в Куресаре,— говорю, — свяжитесь с Москвой. Надо узнать, что делается на флотах. Но куда там! Льву Михайловичу тоже хотелось видеть все своими глазами. На следующее утро он поднялся раньше всех, успел связаться с Москвой, получил последние сведения от оперативного дежурного по Главному морскому штабу, и, когда я встал, он, уже выбритый, доложил мне обстановку.
Целый день командир базы С. И. Кабанов возил нас по строящимся батареям. На одних работы уже заканчивались, на других — были в разгаре. Часть батарей ставилась на бетонные основания, часть — на временные, деревянные. По пути свернули к одному из сооружавшихся на острове аэродромов. Длинные взлетные полосы были уже почти готовы к тому, чтобы принять бомбардировщики. Кто бы мог тогда подумать, что через год отсюда будут подниматься самолеты Балтийского флота ДБ-ЗФ, чтобы нести бомбы на Берлин!
С. И. Кабанов
Командир полка бомбардировщиков — Герой Советского Союза Е. Н. Преображенский впоследствии рассказал мне, как, выполнив задание, они возвращались на этот аэродром нередко «на честном слове и на одном крыле», буквально с несколькими килограммами горючего в баках.
— А все-таки мы первыми нанесли удары по логову фашистского зверя — с гордостью заключил он.
Е. Н. Преображенский
Почему-то сохранилось в памяти, как, проезжая по самому берегу острова, мы обратили внимание не десять старых рыболовецких лодок. Они лежали перевернутыми около кустов, в сотне метров от берега.
— Какое старье! — заметил я, удивленный, почему их не используют хотя бы на дрова.
— Это кладбище,— услышал я в ответ.
Оказывается, старые рыбацкие лодки по традиции здесь не переводятся на дрова, а сохраняются как памятники, в хорошем значении этого слова. Хозяин отдает им должное за долгую и честную службу. Ведь они служили ему десяток и более лет, возможно, не раз спасали его от гибели в жестокие штормы. И вот они, отслужив свой срок, аккуратно сложены в ряд — отдыхают.
Сохранился ли этот добрый обычай?
Возвращались на машинах. Вечерело… Я сидел рядом с шофером и изредка обращался то к Галлеру, то к Трибуцу. Вдруг тот и другой замолчали. Оглянувшись, увидел, что оба спят, склонив головы набок. Измучились за эти дни: ведь когда я уходил отдыхать, у них обычно еще находились дела… Однако долго дремать им не пришлось. Машины остановились. Перебравшись на пароме через узкий пролив на материк, мы продолжали свой путь.
Лев Мйхайлович Галлер оживился, вспомнил, как в молодые годы, еще в небольших чинах, он служил здесь. Я стал расспрашивать его. Хотелось побольше узнать об этом интересном человеке. Меня удивляло, почему он так и не завел семьи. Что произошло в его жизни? Прежде спрашивать не решался, да и он избегал личных тем. Сейчас он красочно рассказывал о стоянках царского флота в Ревеле, сравнивал простых в обращении, гостеприимных эстонцев со сдержанными, хмурыми, хотя и отменно вежливыми финнами. Потом, видимо вспомнив что-то касавшееся его самого, сразу остыл, снова, как говорится, застегнулся на все пуговицы и умело перевел разговор на служебные темы.
В Таллине мы осмотрели гавань и пришли к выводу: надо бы построить там новый большой мол или волнолом, чтобы защитить стоянку крупных кораблей. Прикинули, сколько времени понадобится на это. Прежде чем строить, необходимо получить средства, провести изыскания, составить проект… А мол нужен. Вдали, на открытом рейде, едва заметно покачивались на волнах линкоры «Марат» и «Октябрьская революция». Их низкие корпуса почти сливались с горизонтом, Только широкие трубы да могучие орудийные башни выделялись на фоне острова Нарген (Найссар). Так и простояли здесь линкоры в ожидании мола почти до самой войны. Весной 1941 года, когда обстановка стала особенно тревожной, командование флота, обеспокоенное судьбой кораблей, решило срочно перебазировать их в Кронштадт. Но вовремя успели перевести всего один линкор. События развивались быстрее, чем мы могли ожидать.
Выезжая на Балтику, я получил от правительства поручение посетить полуостров Ханко. Мне уже пришлось побывать там весной. Тогда эстонский военный корабль, президентская яхта «Пикер», доставил нас в еще совсем пустую гавань, расположенную среди гранитных скал. В конце лета Ханко выглядел уже по-иному. Здесь ускоренным порядком возводились крупные береговые батареи. Создавалась прочная оборона с суши. Новый командир базы А. Б. Елисеев, артиллерист-береговик по специальности, человек опытный и разносторонне подготовленный, имел в своем полном подчинении все флотские средства обороны и усиленную сухопутную бригаду, которой сначала командовал полковник В. В. Крюков, а в дальнейшем Н. П. Симоняк. Благодаря единому командованию дело шло слаженно и дружно.
После окончания войны с Финляндией весной 1940 года в правительстве решался вопрос, на кого возложить ответственность за оборону Ханко. Я высказался за то, чтобы этим участком командовал один человек, моряк или сухопутный командир — не столь важно кто. Главное — обеспечить единство руководства. К сожалению, прежде такая точка зрения не встречала поддержки, и я тщетно отстаивал ее, когда речь шла о Либаве, Крыме, островах Эзель и Даго (Хиума). Но в отношении полуострова Ханко присутствовавший на совещании начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников против моей точки зрения особенно не возражал. После некоторых колебаний он согласился даже на то, чтобы все сухопутные части на полуострове подчинялись командиру военно-морской базы, а через него — командующему Балтфлотом. Решающую роль в данном случае сыграло то обстоятельство, что добирались на полуостров и доставляли туда грузы преимущественно. морем. Вот почему и ответственность за оборону предпочли возложить на моряков. Так или иначе, решение было принято правильное.
Батареи на Ханко сооружались среди скал, на крутых, обрывистых островах. Мы с трудом взбирались туда, хотя при нас не было никакого груза. Между тем строителям — морякам и красноармейцам — приходилось доставлять сюда и цемент, и песок, и пушки, и боеприпасы. Но дело подвигалось быстро. За лето успели построить много.
Погода по-прежнему стояла хорошая. Наш маленький катер сновал между островами. Их там сотни, Одни, большие и высокие, круто поднимались кверху. Другие почти не возвышались над водой. Некогда в этих местах, Петр I в чине шаутбенахта командовал авангардией и атаковал шведский флот. Тут он пленил и вражеский флагманский корабль. Сколько воды с тех, пор утекло, но островки, наверно, совсем не изменились… Изменять их приходилось нам, приспосабливая старый Гангут для защиты советских границ.
Следующий день мы посвятили осмотру сухопутных позиций. Укрепления строились почти в тех местах, где Петр перетаскивал свои деревянные суда по суше,— в самой узкой части полуострова. Используя гранит и бетон, мы стремились создать на перешейке сильную огневую позицию, способную выдержать натиск врага. Важно было основательно зарыться в землю. Позднее от берега к берегу протянулись траншеи, насыщенные огневыми точками, начиная с пулеметов и кончая крупными гаубицами. Но пока сооружения были еще легкими и не очень надежными.