– Честно говоря, не очень убедительно.
– Я думаю, нам надо еще раз удариться лбами. Тогда, возможно, все станет на свои места. Я часто так поступаю со своим телевизором. Бывает, начнутся помехи…
В этот момент Ирина переходит на шепот, как будто речь идет о каких-то очень интимных вещах:
– Ты что, хочешь прямо здесь? При всех?
И я отвечаю ей в том же духе. Я тоже шепчу:
– Признайся, ты ведь тоже этого хочешь?
– Ну, не знаю, – отвечает, – я так не привыкла…
Я говорю:
– Может, для чистоты эксперимента надо вернуться в консерваторию…
– И непременно на Сен-Санса, – смеется.
– Ну, не знаю насчет Сен-Санса. Мне кажется, это лишнее.
Вдруг я замечаю за столиком в глубине зала Яна. Он сидит все с той же блондинкой. Он смотрит на нас. Ну и пусть смотрит. Он видит, как я выбрасываю пальцы на руке, и на счет «три» мы с Ириной с силой ударяемся лбами, как два молодых барана.
37
Проснувшись на следующее утро, я тут же звоню Ирине. Спрашиваю ее:
– Что тебе приснилось?
– Я сама себе приснилась. А тебе что?
– И я сам себе… Подожди, – доходит до меня, – значит, ты снилась мне, а я – тебе!
– Да, точно. Значит, не помогло. Наверное, надо было биться лбами в консерватории.
– Что теперь делать? – спрашиваю.
– Понятия не имею. Я вчера разговаривала об этом со своей мамой. Она считает, что это пройдет, когда я рожу ребенка. Она говорит, у нее были сильнейшие головные боли, ну, еще давление, а потом она родила меня, и все как рукой сняло.
– Если следовать этой логике – у меня нет ни одного шанса…
– Прости, – говорит Ирина. – Я об этом как-то не подумала…
– Знаешь, мне не очень-то жалко для тебя своих снов. Хотя иногда бывает присниться полная дребедень. Наверное, тебе не очень приятно будет смотреть такие сны…
– Ну, если ты думаешь, что автор моих снов какой-нибудь Федерико Феллини, то вынуждена тебя разочаровать…
38
Днем ко мне приходит Полина и принимается рассказывать про Алика:
– Понимаешь, он хороший, но только с ним все время что-то случается. Он все время падает, ломает себе то руки, то ноги, то еще что-нибудь…
– Да, я видел…
– Психологи считают, что таким образом, на подкорковом уровне, он сам себя все время наказывает.
– За что? – спрашиваю.
– Я не знаю. Но в таком случае получается, что, вступив с ним в определенные отношения, я тоже наказываю себя. И вот тут я как раз знаю за что.
– За что? – спрашиваю.
– Мне кажется, я наказываю себя за тебя, – отвечает.
– Ничего не понимаю.
– Мне кажется, я очень легкомысленно относилась к твоим чувствам.
– Да ладно тебе… Не надо наказывать себя за это.
– Нет-нет, это так, – настаивает. – У меня был какой-то…
– Ветер в голове?
– Да. И теперь я хотела бы все исправить…
– Полина, ты знаешь, у меня тоже с мозгами, вернее, с нейротрансмиттерами не все в порядке… Я, наверное, тоже сам себя наказываю. Недавно я ударился головой и очень этому рад…
– Серьезно? – спрашивает с явным напряжением мимических мышц.
– Да, – говорю. – Я теперь хожу к психотерапевту… Прости.
– Да, что ж это за наказание такое!
Тут соседи сверху в очередной раз начинают громыхать.
– Что это там? – спрашивает Полина.
– Не знаю, – говорю. – Могу только предположить, что там тоже живут люди, которые все время себя за что-то наказывают, как твой Алик.
– Алик действительно живет в твоем доме, – заявляет. – Может, даже прямо над тобой. Он никогда не приглашал меня к себе.
– То-то, – говорю, – его лицо показалось мне знакомым. Знаешь, может, тебе не бросать Алика? Если честно, он мне понравился. Может, надо выждать какое-то время… Ну, пока он не накажет себя, как следует.
– Да? – бросает с вызовом. – И что же я буду делать одна с еще теплым трупом?
39
Я наблюдаю за Ириной в подзорную трубу. Наверное, это не очень красиво, учитывая наши отношения. Тем более что и речь, как я понимаю, идет обо мне.
– Он такой смешной, – рассказывает своей подруге. – Милый и смешной. Я его толком не знаю, но мне кажется, что мы знакомы сто лет! Представляешь? Меня к нему прямо-таки тянет.
Ее подруга говорит:
– А меня ни к кому не тянет. Скорее даже отталкивает. Все меня раздражает. И в первую очередь мужчины. Любые мужчины раздражают. Толстые, худые, лысые, волосатые, высокие, маленькие, молодые, старые… Всякие! Даже замуж уже не хочется. Но я понимаю, конечно, что надо. Надо выходить замуж. Кстати, скажи, а друг у него есть?
40
Я пригласил Ирину домой. И вот мы стоим друг напротив друга. Я рассматриваю свои ногти, а она часто моргает и почесывается. Мы молчим, и даже Мухтар, кажется, чувствует себя неловко и от неловкости тоже начинает зевать и почесываться. Хотя, возможно, у него просто блохи. Надо будет, думаю, обязательно потравить ему блох.
– Смешная у тебя собака, – говорит Ирина. – По чьим эскизам разукрашивал? Похоже на раннего Шагала.
– Напротив, – говорю, – мне хотелось уйти от романтизма Шагала и свойственного ему равновесия цветовых контрастов, несколько смещенных логических и визуальных представлений в сторону абстракций позднего Кандинского с его прямым психофизическим воздействием чистых красочных созвучий и ритмов…
– Помнишь, – прерывает меня Ирина, – ты говорил, что не знаешь, в какой момент надо начинать целоваться?
– Да… – говорю.
– Сейчас самое время.
Я подхожу к ней. Близко-близко. Чувствую еле слышный запах ее духов, чувствую ее дыхание. Она уже не почесывается и не моргает. Ее глаза закрыты. И я закрываю глаза. И в этот момент там наверху падает Алик. После такого падения, думаю, вряд ли он сможет когда-нибудь подняться. Хорошо, что в моем доме использованы металлические перекрытия и, судя по всему, хороший фундамент и качественные несущие конструкции. Видимо, строители выдержали все технологические нормативы, потому что дом лишь немного вздрагивает, но не разрушается и стоит, как стоял. И мы как ни в чем не бывало продолжаем целоваться.
41
Она считает, что у меня очень сексуальный, красивый голос. Она часто просит рассказать ей на ночь сказку или что-нибудь почитать. Ей все равно, что я буду ей рассказывать или читать. Просто ей нравится мой голос. Она даже не вдумывается в смысл того, что я произношу своим чарующим баритоном. Поэтому часто я просто беру какую-нибудь старую газету и читаю ей вслух первую полосу.
– Приятных тебе снов.
– И тебе, – говорит Ирина. – Расскажи мне сказку. Пожалуйста…
Сегодня она хочет услышать сказку.
– Жила-была девочка, – собираюсь с мыслями, – жила-была девочка… И вот однажды, когда она уже засыпала, к ней пришли мурашки.
– Мурашки? – переспрашивает, не открывая глаз.
– Мурашки. Они осторожно взобрались на пятку правой ноги. Для маленьких мурашек это был нелегкий переход. Они очень устали и решили немного передохнуть, но сзади уже подпирали другие мурашки, которым тоже жуть как хотелось взобраться на эту же пятку. Потому что правая пятка у девочки особенно хороша – розовая, упругая и теплая. Просто чудо, какая привлекательная пятка. Тогда те мурашки, которые отдыхали, пошли дальше, а вновь прибывшие мурашки последовали за ними.
«Я ее очень люблю. Может быть, это сам Бог послал мне ее? Верю ли я в Бога? Интеллигентному человеку стыдно признаться, что он верит в Бога. Интеллигентный ли я человек?
Она лежит рядом со мной теплая и голая, а я рядом с ней теплый и голый. Мы раздеты, обнажены. Беззащитны друг перед другом. И нам спокойно, потому что мы любим. И значит, мы в безопасности. И поэтому мы спим голыми. Совсем голыми, какими нас создал Бог, в которого мы не уверены, что верим».
Не все мурашки добрались до коленки девочки. Некоторые соскользнули с нее и просыпались на простыню, но другие продолжали нелегкий путь. Они шли все дальше и дальше и вскоре добрались до попы. В этом месте было более просторно. Здесь можно было передохнуть и собраться с силами. Попа у девочки была теплая, гладкая и очень удобная.
